Новости Беларуси. Прошлый год завершился переговорами Президентов Беларуси и России в Санкт-Петербурге, сообщили в программе Новости «24 часа» на СТВ.
О чем говорили лидеры двух стран и почему за процессами российско-белорусской интеграции внимательно смотрят в других республиках СНГ – в материале Андрея Лазуткина.
Андрей Лазуткин, политолог:
Надо сказать, что переговоры в Петербурге были очень теплыми. Это важно, потому что и в Беларуси, и в России, и в других республиках люди очень чутко реагируют на такие сигналы.
Лукашенко на встрече с Путиным: очень большой крен произошел в сторону нашего единения – вместе решать вопросы (подробности тут).
По сути, от нас, русских и белорусов, и даже точнее, от Лукашенко и Путина, напрямую зависит, что будет дальше с советским пространством. Если мы сможем преодолеть экономические разногласия, которые были в прошлом, и обеспечим коллективную безопасность – для других республик это будет очень хороший знак, что к нам можно и нужно присоединяться.
Как раз об этом слова Президента, где он не просто так вспоминает республики СНГ. Вот это достойная задача уровня Путина и Лукашенко, с их огромным опытом в политике.
Андрей Лазуткин:
А почему наступил такой момент? Не потому что мы вдруг стали лучше или сильнее, хотя, конечно, многое изменилось. Но потому что Запад и США никогда еще не были в таком серьезном кризисе, как сегодня. И у Штатов никогда не было таких плохих отношений с Китаем. Все это отражается на американских союзниках – и в Европе, и в бывших республиках. Они стали много ошибаться, а это приводит к нестабильности во всем мире.
А как раз именно в периоды нестабильности меняется политическая карта. Правда, в последние годы менялась она далеко не в нашу пользу. Но надо сказать, Путин об этом сделал некоторые намеки для западной прессы.
Владимир Путин, президент России:
Смотрите, еще в 1918 году один из помощников Вудро Вильсона, президента Соединенных Штатов, сказал: «Всему миру будет спокойнее, если на месте сегодняшней огромной России появятся государство в Сибири и еще четыре государства в европейской части». В 1991 году мы сами себя разделили на 12, по-моему, частей. Но такое впечатление, что нашим партнерам этого мало: слишком большая Россия, по их мнению, сегодня.
Андрей Лазуткин:
Поделить Россию хотели не только в 1990-е, но и в начале XX века, когда была масштабная интервенция. А на нашей территории, как вы знаете со школы, действовали сначала немцы, а потом поляки. И что они сразу начали делать? На оккупированных национальных окраинах России немцы начали формировать марионеточные государства под своим контролем – в Прибалтике, в Польше и на территории Украины.
Тогда же была создана и БНР, Белорусская народная республика, но немцы не посчитали нужным ее признавать. А ведь немцы далеко не дураки. Они тогда правильно оценили, что национальное движение в Беларуси слабое, а сами белорусы ненадежные, они больше смотрят на русских и на Советскую Россию, а не на Германию или Польшу.
И в это время начинается интервенция. И советник американского президента Вильсона, о котором говорит Путин, предлагал разные варианты развития событий. То есть должно быть государство в Сибири, которое контролирует основные ресурсы России, и что-нибудь в центральной части.
Андрей Лазуткин:
Но то было в далекие 1920-е годы. А самую свежую карту развала России нарисовали наши украинские друзья. У них там у самих не все хорошо, тем не менее пытаются поделить.
Понятно, что это фантазии авторов. Но на чем они основаны? Должны быть некие коренные народы, которые получают контроль над местными ресурсами – то есть не Москва их будет добывать, а они сами с помощью иностранных друзей. И получается, что местным это как бы даже выгодно.
Это и произошло в 1990-е годы в отдельных республиках, где были нефть, газ или выход к морю. Получилось, что отдельные руководители на местах стали жить лучше, и с ними Запад тут же установил прямые контакты. А мы, все остальные республики, упали в яму.
И когда такие сепаратисты получают кормовую базу, с которой можно жить, а не только за счет дотаций центра, они начинают себя считать очень самостоятельными. И так появляется национализм, который всегда направлен против бывшего центра, то есть против русских. И, конечно же, в этом деле вам всегда помогут.
Хацела запытаць вельмі цікавы момант пра Злучаныя Штаты Амерыкі. Вось вы казалі пра тое, што мы мусім стаць стратэгічным партнерам Злучаных Штатаў. Чаму Злучаныя Штаты маюць інтарэсы ў Беларусі, мы далекая, маленькая і, скажам шчыра, не вельмі багатая краіна ў Еўропе?
Зенон Позняк:
Зараз такіх інтарэсаў у Злучаных Штатаў няма, але калі ўзнікне пытанне перабудовы – новай Беларусі дэмакратычнай – то такія інтарэсы з’явяцца. Таму што Заходні Свет трымаецца на Злучаных Штатах. Гэта зразумела. Калі тут узнікне пэўная небяспека для Еўропы, то Злучаныя Штаты гэта будуць разумець. Наколькі я бачу сітуацыю ў свеце, Злучаныя Штаты – гэта найбольш надзейны палітычны саюзнік, які можа рэальна дапамагчы Беларусі ва ўсіх аспектах.
Андрей Лазуткин:
Это старое видео 2017 года, где Позняк говорит, что у Штатов сейчас нет интересов в Беларуси. Но они быстро появятся, если встанет вопрос каких-то изменений.
Так и получилось. Как только в начале 2020 года был поставлен вопрос о подписании интеграционного пакета с Россией, начинается подготовка к выборам. Штаты расценили интеграцию как угрозу, и все, что здесь у них было в запасе, они бросили на баррикады.
А почему для США было важно закопать даже саму идею Союзного государства? Потому что при всех сложностях, это было успешное взаимодействие бывшей советской республики и бывшего центра, где к власти не пустили националистов ни здесь, ни там. И при этом наша дружба – не на основе военных баз, как в Армении или Таджикистане, а потому что сохранилась культурная общность двух народов.
Андрей Лазуткин:
Конечно, это никому не нравилось, и по нам 20 лет работали, чтобы доказать, что мы даже не имеем общих корней. В культурном, в историческом, в художественном плане именно эта идея финансировалась грантами. Так что в Год исторической памяти хорошо бы переиграть многие моменты. Ну а уже после Крыма нас стали убеждать, что Россия еще на нас и нападет. Эти же вопросы совсем недавно подкидывало CNN.
Александр Лукашенко: мы с Путиным достаточно умны, чтобы создать союз, который будет сильнее унитарного образования (здесь подробности).
Думаю, это была самая важная фраза за весь прошлый год. Почему для них это опасно? Потому что если мы покажем пример умной, выгодной всем экономической интеграции – дальше это, возможно, будет уже какая-то общая политическая структура. И России тоже важно показать другим народам, что она не бензоколонка, которая захватывает территории военным путем – так про нее говорят в Сенате США. А что это сложное объединение разных народов, которые объединились так исторически, а не для того, чтобы торговать газом и нефтью по сходным ценам. А ведь на Западе нас воспринимают только так.
Кстати, надо сказать, что американские должностные лица начали активно употреблять оборот Union State – Союзное государство. Вы знаете, оно неплохо звучит на английском, солидно. И вот министр обороны США Ллойд Остин говорит о нападении на Украину, и что нужно сдерживать Советский Союз.
Андрей Лазуткин:
То есть он в речи перепутал Union State и Soviet Union. Не потому что он какой-то неграмотный, а потому что это их новая военная терминология в отношении Беларуси и России. Для них Союзное государство – это единый военный форпост, который, как они считают, представляет угрозу.
Но на самом деле боятся они не того, что кто-то на кого-то нападет. Они боятся, что в Европе и в Азии снова появится сильный антизападный блок. Точно так же, как это было раньше. Но они сами все сделали для этого.
А с вами был Андрей Лазуткин и выпуск «Занимательной политологии».
