События в России до боли напоминают события в Беларуси в 2020 году, сообщили в программе «Неделя» на СТВ.
Евгений Поболовец, ведущий:
Я понимаю, что отсылка к методичке Шарпа у многих уже как кость в горле стоит – надоела эта шарманка. Но из песни слов не выкинешь. Организаторы маршей несогласных не стали сильно заморачиваться и попросту сделали все так, как в методичке и прописали когда-то. Снова социальные сети как спичка для костра – в России, правда, больше на TikTok налегали, а не на Telegram. Снова обращение «каратели» в адрес полиции, снова беременные, которых избили, снова дети как щит на передовой борьбы с режимом.
Но были и отличия. Тему продолжим с гостем студии Андреем Лазуткиным.
Самая большая странность – протесты без какого-либо выраженного лидера. Люди якобы спонтанно выходят и спонтанно протестуют
Евгений Поболовец, ведущий:
Смотрим на видео событий в России, и не покидает ощущение какого-то дежавю. Давайте обозначим основные маркеры, почему эти события в России очень похожи на то, что происходило в Беларуси не так давно.
Андрей Лазуткин, политолог:
Самая большая странность – протесты вообще без какого-либо выраженного лидера. Как и у нас, здесь их нет. Навальный сразу по прилету поступает в СИЗО, а акции проводятся как бы уже без его участия. Люди якобы спонтанно выходят и спонтанно протестуют. Как и у нас, повестка должна быть подменена. Сначала люди выходят, например, в поддержку кандидатов, потом они выходят, потому что хотели голосовать иначе, а потом они выходят, потому что уже кого-то избивают, насилуют и прочее.
Евгений Поболовец:
Потом против насилия выходят.
Андрей Лазуткин:
Да. Как мы видим, в принципе, здесь это начинает работать. Я думаю, что в ближайшее время будем наблюдать именно протесты против насилия уже в России: против полиции, против беспредела и так далее. То, что мы наблюдали в Беларуси.
В России дети себя вели не просто так, потому что им захотелось за Навального протестовать. По ним целенаправленно отрабатывали
Евгений Поболовец:
Изначально было заявлено, что митинг мирный – смотрим на эти кадры. Я не совсем тогда понимаю, зачем этим заниматься, если митинг мирный?
Андрей Лазуткин:
У нас мы это тоже все проходили до того, как началась силовая часть протеста. Но в России дети себя вели не просто так, потому что им захотелось за Навального протестовать. По ним целенаправленно отрабатывали. Если в Беларуси применялись одни соцсети, то в России популярна соцсеть TikTok. Это очень простая, детская соцсеть, дети снимают там короткие, небольшие видео. Казалось бы, какая там может быть политика? Но нет, туда дотянулись американские организаторы. И если мы посмотрим нашу белорусскую картину протестов, то у нас был Telegram основным инструментом организации.
Евгений Поболовец:
Чтобы не быть голословными, покажем фотографии протеста с детским лицом.
– А представляешь, что с твоей мамой будет, если она узнает, что тебя задержали, такого маленького?
– Приедет, заберет и все.
Евгений Поболовец:
Это мальчик был из Москвы. Зачем детей звать на такие мероприятия?
Для чего этот ребенок пришел в первый раз, никого не заинтересует. Если завтра его переедет милицейская машина, это даст топливо для протестов еще на месяц
Андрей Лазуткин:
Дети страха не боятся. Но когда вы моделируете такого рода ситуации, ваша задача – вывести именно те группы социальные, которые, скажем так, уязвимы. Хорошо, если на акции будет много пенсионеров, хорошо, если там будет много молодых девушек, хорошо, если это будут дети, потому что с каждым из них в ходе акции что-то может случиться. Ребенок может где-то упасть, девушку может сбить машина, женщину могут ударить. И каждый такой повод будет раскручен и вброшен уже для последующих протестов. Для чего этот ребенок пришел в первый раз, никого не заинтересует. Если завтра его переедет милицейская машина, это даст топливо для протестов еще на месяц. Задача будет выполнена.
Евгений Поболовец:
Есть прямые аналогии с нашими событиями. Это женщина в России.
– Я не боюсь.
– Не надо.
– Мне 90 лет. Но мне неприятно, когда проверяют билеты в электричке. И я тоже не боюсь, я думаю…
А вот теперь события в Беларуси. Это Нина Багинская, если кто не знает.
Андрей Лазуткин:
Наша бабушка лучше старается, конечно. Но посмотрите, как эту российскую пенсионерку снимают с десяти ракурсов. Когда происходит такой подход к милиции, сразу же появляются журналисты, которые будут женщин снимать – а вдруг ее ударят, вдруг ее толкнут, вдруг что-то еще. Это все понятно, и это же было на Майдане, эти бабки, которые ходят по митингам, это не российская технология и не белорусская, это скорее украинский обкатанный уже вариант.
Вся революция цветная – это не революция прямых приказов. Задача организатора – создавать условия, чтобы были боевые контакты
Понимаете, вот эта вся революция цветная – это не революция прямых приказов, что такая-то бабка идет сюда, а такой-то парень идет сюда. Ваша задача как организатора – именно создавать условия, чтобы были вот эти боевые контакты, чтобы люди озлоблялись, чтобы происходили эти стычки, и тогда уже идет раскрутка сама собой.
Евгений Поболовец:
Управляемый хаос, так это назовем?
Андрей Лазуткин:
Это не хаос. Это скорее конкретные точки, которые обрабатываются.
Наша специфика в том, что у нас и в России очень разное отношение к милиции. У нас оно было и, я думаю, есть гораздо лучше, чем там
Евгений Поболовец:
Давайте еще один эпизод посмотрим. Вот это Россия, здесь у нас происходит задержание.
И вот у нас похожее видео. Знаменитый кадр из Беларуси.
– Что ты делаешь? Отпусти его!
– Я его отпустил!
Андрей Лазуткин:
Наша специфика в том, что у нас и в России очень разное отношение к милиции. У нас оно было и, я думаю, есть гораздо лучше, чем там. Ну, объективно так получилось. И у нас, чтобы развалить силовой блок, заранее, примерно полтора года, работали чисто по милиции. Надо было, во-первых, ее дискредитировать в глазах людей через какие-то служебные сливы.
Евгений Поболовец:
Началось с ситуации в Могилеве с цыганами? Оттуда началось все?
Андрей Лазуткин:
Да. Для того, чтобы эффективно провести эту цветную революцию, надо сначала разложить силовой блок, который не будет выполнять приказы, и при этом его дискредитировать в глазах населения. Если они эти приказы выполнят, то надо их обозвать карателями, фашистами и так далее.
Евгений Поболовец:
Кстати, в России в первый же день карателями называли.
Андрей Лазуткин:
В России эта фаза пропущена, потому что там, по крайней мере в крупных городах, к полиции, к ОМОНу очень двоякое отношение. Люди их не сильно любят. И там охотно поверят, что кого-то избили, убили, похитили.
В нашем случае, чтобы человек ударил представителя милиции, нужна какая-то веская причина. В принципе, эту проблему обошли тем, что в первые дни беспорядков использовались уголовники, лица, которые имели уже судимость, у которых низкая правовая культура, которым дать человеку в лицо, тем более милиционеру – это за почет, за честь.
Можно спросить: а что делают на вашей акции русского националиста кавказцы, например?
В России, да, вот, пожалуйста, возьмите чеченцев, например. Это отдельная субкультура в российском обществе, скажем так. И там есть этнические вопросы. Например, если чеченец бьет милицию, то обижаются русские, если русская милиция бьет чеченцев, то обижаются уже чеченцы. Там эти факторы этнические гораздо сильнее, чем у нас. Этнический фактор тоже будет разыгран, но не в первую очередь.
Сам Навальный – он националист по взглядам, причем русского толка. Можно спросить: а что у вас делают на вашей акции русского националиста кавказцы, например? Вопросы есть.
Евгений Поболовец:
А такими вопросами, наверное, никто особенно не задается.
Андрей Лазуткин:
Вы же понимаете, задача – вывести людей первый раз. За что они потом уже будут выходить, это даже не его ответственность. Он скажет: я был в СИЗО, я непричастен, они сами собирались. Как вот наша песня.
Евгений Поболовец:
Давайте еще одно видео посмотрим, как люди нападают на машины правоохранителей. Не совсем понятно, зачем этим заниматься. Это Беларусь. Плюс-минус события схожи.
Андрей Лазуткин:
Там сотруднику глаз выбили – на российском видео, которое мы первое посмотрели. Смотрите, как странно бьют машину. Наши – понятно, хотят достать обратно товарища своего, которого погрузили в бус. А там молодой человек бьет рукой или ногой по крылу машины. Вот на что он рассчитывает?
Евгений Поболовец:
Мне подсказывают, что это машина мэра одного из городов российских. Выбили стекло и даже, по-моему, осколками поранили глаз мэру.
Андрей Лазуткин:
Да-да, мэру.
Сцепка сцепке рознь. Людям нечем закрываться, они получают максимальные травмы головы. Эта кровь – новое топливо для цветной революции
Евгений Поболовец:
Подходы – насколько они похожи? То, что происходит в России, и то что происходило в Беларуси?
Андрей Лазуткин:
Допустим, мы наблюдали видеоряд со сцепками, но сцепка сцепке рознь. Есть сцепки, которые нацелены на…
Евгений Поболовец:
Это правильная сцепка?
Андрей Лазуткин:
Нет, это неправильная сцепка. Люди стоят здесь, руки у них заняты. Людям нечем закрываться, и они получают максимальные травмы головы. Эта сцепка делается для того, чтобы вы получили максимальные увечья, если вы выйдете.
Евгений Поболовец:
Чтобы максимальное количество жертв было среди стоящих?
Андрей Лазуткин:
Да.
Евгений Поболовец:
А как правильно становиться в сцепку и для чего это надо?
Андрей Лазуткин:
Потом, примерно в ноябре или октябре, появились инструкции правильной сцепки, когда люди стоят боком, одна рука у них в замке, а второй они начинают наносить удары строю милиции, которая их штурмует, например. Но это было уже потом, а изначально у людей появляется иллюзия: «ага, мы стали такой стеной, мы тут сейчас их всех разбросаем, раскидаем». И вот эта кровь – это новое топливо для цветной революции.
Есть люди, которые выполняют роль массовки, живого щита, и есть вот эти группы провокаторов, которые заняты конкретно исполнением этих боестолкновений. Мы все это наблюдали в первые три дня. Потом уже выходили чисто мирные протесты. Вот эти женщины и прочие, которые себя так позиционировали.
Евгений Поболовец:
Главная задача, я так понимаю, в первые дни протестов – это добиться первой крови. Мы видим в Беларуси и в России (вот это из России кадры), это уже получилось в первый же день.
Андрей Лазуткин:
Кровь можно нарисовать, но, понимаете, если бьют молодого человека, это не так воспринимается. Вот если бьют женщину, если бьют беременную женщину, если бьют бабушку, если бьют малолетнего ребенка – да, вот это хороший повод.
Такое чувство, что уже имея наработанный инструментарий в Беларуси, они просто вбросили посмотреть, как он будет работать
Евгений Поболовец:
И чтобы вышли молодые люди, надо поставить всем известную песню Цоя «Перемен». Смотрим видео, как это происходило в Беларуси, и как это сейчас происходит в России.
Россия будет свободной!
Андрей Лазуткин:
Такое чувство, что уже имея наработанный инструментарий в Беларуси, они просто вбросили посмотреть, как он будет работать. Наверное, получилось как-то по-среднему: не сильно плохо, но и не сильно хорошо. Какого-то эффекта они добились. Но, видимо, все это будет анализироваться и как-то меняться, потому что, скажем так, страны у нас довольно разные, и разная даже палитра во всей этой политике.
Евгений Поболовец:
Давайте послушаем. Это же конкретный лозунг?
Путин, уходи! Путин, уходи! Путин, уходи!
Андрей Лазуткин:
Скажем откровенно, что на дела Навального во многом смотрели сквозь пальцы, в том числе российские власти, потому что там немного другая архитектура всего процесса политического. Здесь мы видим: протесты похожи на белорусские тем, что там, повторюсь, нет никакой управляемости. То есть если Навальный ими не управляет, то вопрос, кто управляет и какая задача будет поставлена завтра? А может быть, они что-то взорвут или заминируют? А может быть, они устроят какой-то поджог отделения милиции? А может, захватят арсенал или что-то еще.
Это просто не выглядит как что-то, направленное на победу
Плюс, меня удивила, конечно, география этого протеста. Видимо, задача как-то повлиять на международную обстановку. Либо для американцев надо как-то максимально испортить отношения в начале каденции Байдена. Либо, может быть, идет речь о срыве этих переговоров по СНВ. Может быть, Байдену показывают товар лицом: смотрите, как классно мы можем белорусской командой, например, пошатать российские властные организации. Все может быть. Это просто не выглядит как что-то, направленное на победу.
Кто раньше, может быть, думал, что Лукашенко просто так плохо управляет государством, посмотрят, что теми же методами сейчас будут ломать Россию
Евгений Поболовец:
Нам что делать в этой ситуации? Как нам сейчас выстраивать свою политику, исходя из тех событий, которые начинают разворачиваться?
Андрей Лазуткин:
Я хочу напомнить о том, что говорил наш Президент Лукашенко. Примерно в сентябре к нам приезжали редакции российских СМИ. Они задавали вопросы: как будет у нас ситуация дальше и что мы будем делать?
Читайте также:
О политическом прессинге, новой Конституции и статусе союзных отношений. Подробности интервью Президента российским СМИ
О политике и об очень личном. О чем рассказал Александр Лукашенко в интервью представителям ведущих российских СМИ
Александр Лукашенко: «Очень обидно и трагично, если хотите. Но это не значит, что я опустил руки»
Я помню, допустим, как Симонян поднимала брови домиком. Они считали, что белорусы сами себе создали проблемы и, мол, старшие братья сейчас приедут их решать. Но по факту все наши белорусские проблемы теперь будут у россиян. И, скажем так, внешняя организация протестов стала видна.
В России начинается совсем другой процесс, и те, кто раньше был скептиком, может быть думал, что Лукашенко просто так плохо управляет государством, что у нас неправильные выборы, неправильный процент голосов, неправильное голосование и все остальное – ну, они посмотрят, что теми же методами сейчас будут ломать Россию. И те скептики в России, которые там тоже были, посмотрят по-другому на белорусскую ситуацию.
Поэтому мы свою главную задачу выполнили, полгода мы продержались. И теперь мы даже, я думаю, в чем-то поможем россиянам. Каким-то полигоном мы поработали для этих методов. И то, что российская милиция действует очень корректно, извиняется, идет навстречу этим протестующим…
Евгений Поболовец:
То есть изучили наш опыт?
Андрей Лазуткин:
Конечно. У нас-то выбора особого не было, потому что у нас работали боевые группы первые три дня, повторюсь, которые состояли в том числе из рецидивистов, лиц с судимостью и прочих. Здесь, в России, другая ситуация и другая картина. Пока мы этого не видим, но, возможно, все это появится.
Пессимистический прогноз – это такая новая Югославия
Евгений Поболовец:
Прогнозы? Допустим, оптимистические и пессимистические на ближайшие полгода.
Андрей Лазуткин:
Понимаете, все зависит от российско-американских отношений. Как они пойдут, пока не знает никто. Пессимистический – это такая новая Югославия. Может быть, она будет не завтра, но будет через пять лет, например, через два года, три года. Потому что процессы очень сложно идут в Украине, и эти российско-американские отношения лучше не станут, ничего пока для этого здесь нет, никаких предпосылок.
Что касается нас, Беларуси, то, скажем так, основную боевую фазу мы продержались. Здесь никто не будет повторять такого рода мирные акции с выходом женщин, детей. Это уже не сработает. То есть, опять же, у нас надо какие-то более жесткие, более силовые варианты проводить, чтобы сбросить власть. Если этого не будет либо если эти силы бросят на Россию, то нам будет немножко легче, потому что нельзя закрывать одной и той же командой две мишени. Нам будет гораздо легче в любом случае.
Россияне имеют гораздо больший опыт, во-первых. Во-вторых, у них, наверное, прочное государство, побольше. Там есть еще оппозиция системная, кроме несистемной, их можно как-то друг с другом свести, чтобы поделить это протестное поле, чтобы часть электората Навального перешла под другие партии, которые работают в системной политике. Можно все это немножечко присадить. Но, повторюсь, если не будет грязных силовых провокаций, действий.
