17 июня 1934 года на основе распоряжения президента Речи Посполитой Игнация Мосцицкого в Березе-Картузской создают концентрационный лагерь. Об этом рассказали в документальном проекте «Тайны Беларуси».
«Заставляли на коленях ползать по битому кирпичу». Какие пытки придумывали для заключённых в концлагере в Берёзе?
05 сентября 2021 18:08
Галина Кравчук, старший научный сотрудник Березовского историко-краеведческого музея:
С моей точки зрения, самым страшным наказанием было то, что узники не знали срока своего освобождения. Формально в лагерь заключали на три месяца. И еще такое обстоятельство. Если, например, человеку выносили приговор, его заключали в тюрьму, он имел право обжаловать этот приговор. Если же человеку выносили приговор, и он отправлялся в концлагерь Береза-Картузская, на обжалование он не имел права. Проходили эти три месяца, и уже судьбу человека решала лагерная администрация. Посчитают, что человек стал на путь исправления – отпустят. Нет – значит, все эти круги ада проходить по-новому.
Вячеслав Данилович, ректор Академии управления при Президенте Республики Беларусь, кандидат исторических наук:
Даже могу подчеркнуть, что достаточно было просто какого-то конфликта на уровне местных властей. Что-то какому-то крестьянину не понравилось, возник конфликт – его могли на перевоспитание отправлять в этот концентрационный лагерь.
Вадим Гигин, декан факультета философии и социальных наук Белорусского государственного университета, кандидат исторических наук:
Комендант лагеря мог написать рапорт, они, кстати, сохранились, о том, что плохо себя вел, не справляется, я считаю необходимым продлить. И Министерство внутренних дел Польши принимало такое решение, и человеку могли продлить еще на три месяца, еще на какое-то время. И самое главное – была неизвестность. Там сильно долго никто не сидел, чтобы прямо весь срок, но когда ты в нечеловеческих условиях три месяца находишься и думаешь, что выйдешь, а тебе еще три месяца, еще. Это, конечно, морально очень сильно угнетало. Там были случаи, допустим, он три месяца сидел, из них половину времени в карцере провел, то есть ему довольно сложно это было. У многих людей было подорвано здоровье, но из тех, кто погиб, находясь в этом лагере, несколько человек покончили с собой.
Первым комендантом лагеря становится Болеслав Греффнер, а вторым – Камала-Курганский, который отличится изощренным садизмом. Именно он предложит использовать уголовников, чтобы терроризировать политических заключенных.
Галина Кравчук:
Лагерь отличался особой жестокостью. И первый комендант лагеря Греффнер говорил, что из нашего лагеря есть только два выхода: на собственные похороны или в дом умалишенных. В лагере действовало два правила. Первое – все приказания полицейских узники должны выполнять быстро, бегом. При этом все должно было делаться молча, потому что просто за шевеление губами узников наказывали.
Вадим Гигин:
Почему там был такой жесткий режим? Людей не до смерти доводили, а хотели сломать их морально, чтобы сведения об этом просочились. И потенциальные критики или те, кто будет бороться против этого санационного режима, боялись самого факта попадания в этот лагерь.
По прибытии в Березу-Картузскую узники попадают в атмосферу, направленную на подавление их физических и моральных сил. В первый день пребывания узников помещают в «карантин», стригут наголо и облачают в специальную форму с нашитыми на ней лагерными номерами. С этого момента заключенные теряют свое имя и фамилию.
Вадим Гигин:
Карантин там был специфический. Вообще все, что в этом лагере происходило, строилось на издевательствах, то есть карантин подразумевал избиение. Когда человек прибывал, его прогоняли сквозь строй, избивали, не давали спать, заставляли заучивать правила, забывать свое имя, его приучали к этому издевательскому регламенту, их задача была – сломить. То есть карантин – это первоначальный слом воли, зазубривание правил внутреннего распорядка, которые при любом случае ты должен был повторять. Это и был карантин. Плюс издевательства, связанные со всеми гигиеническими процедурами. У Березы-Картузской была коронная фишка – от помывки до отправления естественных надобностей. Они были просто помешаны на этой теме.
В карантинной камере с цементным полом узники целый день стоят лицом к стене, а ночью и вовсе укладываются спать на бетонный пол. Еду в первый день они не получают. Пребывание в этой камере может длиться до трех недель.
После карантина узников размещают в камеры, в каждой – от 20 до 40 человек. Заключенных заставляют заучить наизусть правила пребывания и повторять их по первому требованию начальства. В четыре утра подъем, затем уборка, мытье, оправка, завтрак, мытье посуды. Далее – перекличка, рапорт, контроль камер, затем работа и упражнения. После – обед, мытье посуды, отдых и снова работа и упражнения. После – возвращение на территорию лагеря, перекличка, ужин, мытье посуды, приготовления ко сну, ночная тишина.
Питание заключенных было хуже, чем предусмотрено распоряжением Министерства юстиции от 20 июня 1931 года, которое являлось обязательным даже в отношении лиц, осужденных за тяжкие преступления. Рацион заключенных довольно скудный, продукты – некачественные. На прием пищи отводилось очень мало времени, поэтому заключенные не успевали съесть даже эти скудные порции.
Самое тяжелое наказание для заключенных – карцер. Здесь в течение семи дней узник не получает отдыха, а иногда воды и еды. Спать было запрещено, да и нар вовсе не было – лишь бетонный пол и стены.
Вадим Гигин:
Карцер, как обычно, – это «голый стакан», где содержался человек, зачастую без одежды, ему запрещали отправлять надобности, не кормили. Могли там воду иногда давать, а могли привязывать, капать на голову водой.
Галина Кравчук:
Под карцер были приспособлены пороховые погреба. Мало того, что и без того скудный рацион питания, для тех, кто находился в карцере, он урезался наполовину. И чередовали еще дни поста и дни, когда давали еду. То есть, во время поста давали только одну воду. А еще в карцере узникам не давали спать. Через определенные промежутки времени в дверь карцера стучался полицейский, и на этот стук надо было отвечать: «Есть». Нет ответа – следуют побои.
Еще одной особо изощренной пыткой становится так называемая гимнастика. Узники по несколько часов в день занимались бессмысленными упражнениями на плацу. Цель этого наказания – довести человека до полного истощения.
В лагере есть и своя улица, которая отделяет барак заключенных от казармы надзирателей. Она носит имя Тадеуша Костюшко.
Галина Кравчук:
Было еще наказание. Это, как узники называли, «кровавая дорожка», а полицейские называли это наказание «путешествие к Сталину». Дорожка была выложена битым кирпичом. Узник должен был встать на колени, а еще перед этим могли заставить поднять руки вверх, и ползти по этой дорожке.
Вадим Гигин:
Это битый кирпич, по которому они заставляли сначала гуськом, а потом на коленях ползать, и он был красный от крови.
С наступлением утра в лагере заключенным зачитывают два списка. Первый – список наказаний, второй – на работу. Практического смысла в лагерной работе нет – это как один из методов перевоспитания инакомыслящих. Узников могут запрячь вместо лошадей, чтобы возить древесину и камни, а также таскать борону и плуг. Но иногда заключенные выполняли и полезную работу. Они укрепляли шоссе Береза-Кобрин, благоустраивали монастырь и укладывали булыжником улицы Березы.
Галина Кравчук:
На территории лагеря была бетонная мастерская. Там делали такие каменные плиты, вес этой плиты – 50 килограммов. Работа была полностью ручная, то есть дробили камень, камни засыпали в формы, заливали бетоном, и когда бетон схватывался, эти плиты нужно было нести быстрым шагом под навес, а назад уже нужно было возвращаться бегом. Потом, когда эти плиты высыхали, а их у нас называли «костки», этими «костками» вымащивались улицы нашего города.
Галина Кравчук:
Естественно, сейчас у нас везде положен асфальт. Особенно, если на территории «красных» казарм снять этот асфальт, можно по сей день найти эти плиты. Эта работа была тяжелой, но в ней хоть какой-то есть смысл. Люди делали дорогу. А были вообще работы унизительные, которые пытались именно уничтожить, растоптать человеческое достоинство. Так, например, полевые работы. Узников впрягали в борону, и они часами ходили, тягали эту борону по полю. Или, например, копали ямы. Ты эту яму копаешь, а на следующий день можешь ее сам же и засыпать. Но самое унизительное – это была работа на компосте, то есть руками, не переодевшись, не помыться, люди делали компост, а этот компост потом использовали на полицейских огородах.
Более легкую работу могли получить узники, которые подпишут декларацию об отказе от политической деятельности. В этом случае их направляли на уборку полицейского блока. В разное время в лагере работали от 64 до 131 полицейского. Они проживают на территории лагеря, в специальной казарме без семей. Среди личного состава лагеря процветает пьянство. Служащие лагеря проявляют жестокость не только к заключенным – достается и окрестному населению. При виде лагерного полицейского все разбегались.
Галина Кравчук:
Некоторые узники были уже доведены то такого состояния, что, как говорится, и самостоятельно подняться не могли. И тогда их отправляли в Кобринскую больницу. А из Кобринской больницы приходили запросы дать адреса родственников номеров таких-то, и перечислялись номера. То есть когда узник оказывался в лагере, у него больше не было ни имени, ни фамилии, а был только один лагерный номер, который крепился на рукаве и спине.
Читайте также:
«В ВКЛ был единственный». Факты о монастыре, который стал крупным концлагерем в Беларуси
Концлагерь в Березе-Картузской. Кто поручил его создать и сколько людей погибло за пять лет?