Новости Беларуси. Гость программы «В людях» – Валентин Губарев, художник.
Ольга Коршун, ведущая:
Ваш стиль – это наив, наивное искусство. Вас никогда не задевало такое название стиля? Хотя он совсем не наивный в том понимании слова, в котором мы привыкли его знать. Это не синоним доверчивости.
Валентин Губарев, художник:
Ну да, умные люди это понимают, что это называется наивным, но это далеко не наивность. Профессионалы-искусствоведы могут называть мой стиль «профессиональный наив». Потому что все-таки я не могу полностью освободиться от догм академических, которым учился. Хотя в наивном искусстве вроде это лишнее, это необязательное. Потому что наивному художнику важно чувство передать любви к изображаемым предметам или жизненным коллизиям. А такие субстанции, как воздушная перспектива, пропорции, золотое сечение – это неважно, он про них и не знает. Но я-то знаю. И вот освободиться от этого – это тоже сложно. Но все равно в наивном искусстве есть то важное, что составляет его – это простодушие, искренность, которая обезоруживает.
И я помню, даже любовался на рынке, где бабушки какие-то продавали семена или овощи, они на картонках или фанерках рисовали морковку, свеклу. В этом даже была прелесть какая-то. Это меня захватило, и я стал так и работать.
Если меняться, то я уже как бы сейчас опытный, понимаю, что как только ты будешь искусственно говорить: «С понедельника стану художником-концептуалистом или другим каким-то», – это будет видно. Это белые нитки, их будет видно. Все должно быть органично. Вот мне это нравится делать. Я честно говорю – просто кайфую. Я балдею от того, что я могу утром встать и делать все, что я хочу.
Тем более, что у меня прекрасные привилегии в этом плане. У меня контракт с французской галереей очень давно, 26 лет. И мне никогда не говорили: «Вот это делай, это не делай».
Ольга Коршун:
Художников, которые работают в вашем стиле, профессиональное арт-сообщество долгое время не принимало. В Советском Союзе ваши картины были, их понимали?
Валентин Губарев:
Это существует и сейчас. Потому что инерция в этом мышлении длительная. Во-первых, даже со мной: меня не брали на выставки.
Я помню, взяли первую мою графическую работу на выставку. И вдруг появляется на следующий день или через день обзор выставки. Вначале идут мэтры наши, а внизу, как принято обычно, нужно немножко критический какой-то абзац дать и подвергнуть кого-то критике. Я нахожу там свою фамилию. Думаю: «Надо же, отличился, попал». Я представил там портрет сантехника, Василь Голуб из Олехновичей. По сути, как он есть. Мы с ним ходили за грибами, обсуждали, как передать Аргентине Фолкленды. И я его нарисовал, графика. В статье было написано: «А где это художник Губарев находит таких нетипичных героев?»
Я три дня, конечно, переживал. А потом подумал: «Боже мой, разве «типичный» – это похвальный эпитет для искусства?» Как любая женщина хочет, чтобы ей говорили, что она вообще неповторима, она единственная. И искусство ценно только такое. Вообще, в истории искусства остаются не мастера. Тебя вспоминают – тогда ты остаешься. В любом искусстве.
Ольга Коршун:
То есть эту критику вы восприняли наоборот, как похвалу, получается?
Валентин Губарев:
Да! Потом я даже думаю: «Нет». Я воодушевился, что это действительно не критика, это хорошее замечание такое. Но на выставки не брали. Учат правильно рисовать, а тут человек приносит неправильно все. А надо все правильно.
Это было во всем. Я иллюстрирую книги, детские сказки были белорусские. И там медведь был и мужик с коровой. Ну, я рисую корову – я видел такие, мне не хочется рисовать, как обычно – рога в разные стороны. Я уверен, вы тоже видели. Но меня вызывают в редакцию и говорят: «Надо переделать, Валентин, надо рога чтобы в одну сторону». Я думаю: «Как здорово, у нас все должно быть в одну сторону, даже рога у коров». Пришлось переделывать.
А что говорить тут, чтобы выставить полотно, картину? Конечно нет. Это и сейчас существует.
