Новости Беларуси. В гостях студии «Неделя. P.S.» корреспондент Белтелерадиокомпании Ксения Лебедева, корреспондент СТВ Григорий Азаренок и специальный корреспондент газеты «СБ. Беларусь сегодня» Людмила Гладкая.
Юлия Бешанова, СТВ:
Дорогие коллеги, хотелось бы начать наш разговор с того, что происходило на улицах сразу после выборов. Как начинался этот протест, и что мы видим сегодня: насколько изменились люди, количество, радикализация. Что происходит?
Ксения Лебедева, корреспондент Белтелерадиокомпании:
Первая моя встреча, скажем так, с альтернативщиками была не на женских маршах. Первый раз я пошла, когда призывали МТЗ выходить, прекращать работу. И в тот момент мы шли для того, чтобы поговорить с людьми: для чего они выходят и с какой целью они призывают их выходить. Стояли конкретные вопросы: кто будет кормить семьи этих работников? В ответ мы слышали, что какие-то бабушки. Понимаете, люди пенсионеры, но при этом они не совсем понимают, откуда берутся деньги и кто их для них зарабатывает сегодня. Они говорили о том, что нам Америка выделила 50 миллионов долларов. В этот момент, наверное, человек в здравом уме улыбнется, либо ему покажется, что он в какой-то сказке находится. Кто, кому, когда обещал просто так 50 миллионов долларов? Это смешно.
Григорий Азаренок:
В Украине обещали 7 миллиардов на Майдане.
Ксения Лебедева:
Мы знаем, где сейчас Украина, и мы знаем отзывы людей, которые жили в Украине. Я очень много сейчас встречаюсь с украинцами, которые переселились в Беларусь. И самое интересное, что они бегут сегодня не только от войны на Донбассе, но и с пограничных территорий переселяются на ту же Пинщину с Ровненской области. Почему переселяются? Бегут не только от войны, а и от бедствия, потому что не хватает рабочих мест, зарплата гораздо ниже, чем в Беларуси. Если сравнивают Киев и Беларусь – это одно. Но ребята, давайте кто-нибудь выедет за границы Киева. Там контраст виден мгновенно – это не Беларусь совершенно.
Юлия Бешанова:
Вы говорили о митинге в поддержку МТЗ. Сколько было самих работников МТЗ на этом митинге? Встречались вы с ними? Что они говорили?
Ксения Лебедева:
В тот момент не было никого из работников МТЗ, были просто поддерживающие или, как они называли себя в тот момент, сочувствующие. Но сочувствующие чему? В тот момент не было понятно и, наверное, это непонятно до конца. Хотя до сих пор стачкомы и Telegram-каналы бастующих действуют, призывают, и, когда их читаешь, просто удивляешься. Люди им пишут: мы не будем выходить, потому что нам непонятны ваши требования, мы не понимаем, кто будет потом наши семьи кормить и как мы будем дальше жить.
Ксения Лебедева:
Буквально на днях я отсматривала видео – 9-10 число – как проходила в Пинске вот эта встреча. Там же, скажем так, оборона Пинска очередная была. Мне показали оперативную съемку, которая до этого не выкладывалась. Так вот, на самом деле наши силовики к этому были не готовы. Когда ребята стояли без амуниции и их просто дубасили палками, бросали камни. И при этом за кадром слышно, что «не выковыривается камень этот, не выковыривается, надо что-то другое». Они ломают деревья, швыряют деревья, уже были заготовлены и доски от заборов. Это все было очень страшно. И в тот момент больше всего милиционеров пострадало именно на этой территории – более 70. Из них большая часть с тяжелыми травмами: выбитые зубы, повреждение позвоночников, поломанные пальцы.
Людмила Гладкая:
С поломанными пальцами ребята не шли даже на больничный. Они теряли сознание, вытаскивая людей, которые случайно туда попали, автомобилистов, гражданских людей, ребят из внутренних войск, которые вот летят в них камни – они стоят, у некоторых даже забрало не было опущено.
Ксения Лебедева:
Они на адреналине работали до последнего. И только после этого, когда уже силы заканчивались, их отвозили в больницу. Шоковое состояние было серьезное, никто к этому не был готов.
Юлия Бешанова:
Наверное, первый раз мы столкнулись с тем, что началась именно информационная война, в чем-то мы ее проигрывали, в чем-то – выигрывали. Но никогда не использовались технологии, когда в открытую в сеть выбрасывались личные данные, не только сотрудников внутренних дел, но в том числе и жен, детей. Втягивается в это все большое количество людей. Каждый из вас наверняка столкнулся с нелюбезностями в собственный адрес на личных страничках. Это психологическое воздействие? Для чего это делается? На что рассчитывают?
Ксения Лебедева:
Да. Это психологическое воздействие. Они считают, что мы настолько слабы и настолько не уверены в своей позиции, что нас можно поломать такими грубостями всякого рода. Я хочу сказать, что, когда были обнародованы мой номер телефона, мои данные, чему я очень удивилась – мне приходили не только грубые сообщения. Люди, которые на нашей стороне, люди, которые поддерживают нашу позицию, – я считаю, что правильную позицию сегодня, потому что перевороты и революции никому не нужны – писали слова благодарности. Благодаря этому они смогли со мной пообщаться. Они мне пишут до сих пор в мессенджерах разного рода, мы с ними общаемся, поддерживаем связи, люди звонят на телефоны Белтелерадиокомпании для того, чтобы высказать слова благодарности. Они пишут письма, их постоянно передают. Поэтому я не могу сказать, что несколько таких сообщений меня как-то сломали. Нет, скорее благодаря этому моя позиция только укрепилась, потому что я понимаю, для кого я работаю и для чего я работаю.
Ксения Лебедева:
У меня была ситуация, когда пишут, звонят, говорят: «Вы говорите неправду». Ты у него спрашиваешь: «А вы смотрели материал?» – «Нет». – «А откуда вы тогда сделали такие выводы и узнали об этом?» – «А я прочитал на одном из Telegram-каналов, там вот такие выводы». Ты ему сбрасываешь ссылку, он после этого смотрит, говорит: «Ну, да, я был неправ». Людям не хватает информации просто.
Ксения Лебедева:
Мне бы, наверное, хотелось провести такое грубое сравнение: это меньшинство сегодня похоже на свору шакалов, потому что чем меньше их, тем они яростнее, тем они более агрессивные. А почему? Потому что по-другому они не могут о себе сказать и донести свою точку зрения.
Юлия Бешанова:
Но ведь протесты меняют и форму.
Ксения Лебедева:
Мы же не говорим о том, что все в республике провластные, правильно? У всех есть свои точки зрения, и никто этого не отрицает. Так должно быть, потому что за этим – развитие. Но все должны помнить, что нужно уважать точку зрения другого и что нельзя переходить границы. Эти границы уже перешли. Вопрос в том, что люди нормальные, здравомыслящие в свое время просто ушли с улиц, остались те агрессивные, которые черпают, скорее всего, адреналин, это их жизнь, они этим живут, поэтому выходят. Плюс кому-то платят, мы это не будем отрицать, такое есть, и это начиналось с самого начала, и это продолжается. Эти истории, когда мужик выходит, к нему подходит женщина, дает ему 50 рублей, цветы, говорит: «Постой здесь».
Людмила Гладкая:
Я, кстати, видела, как деду в пакет положили 50 рублей как раз.
Ксения Лебедева:
Он идет отовариться на 50 рублей, становится, у него уже все в жизни хорошо, его потом просто берут. Его дважды так брали. Потом спрашивают: «А чего ты стоишь?» Он говорит: «Жизнь у меня такая». Пошел, отоварился. Романтика, да? Постоял с цветами у дороги.
Ксения Лебедева:
Женский марш, опять же, у нас было очень много велосипедистов, женщины-велосипедистки, мужчины. Самое интересное – когда ходишь из раза в раз на эти мероприятия, ты через одного узнаешь этих людей.
Юлия Бешанова:
То есть вы друг друга узнаете и митингующих?
Ксения Лебедева:
Они нас узнают, мы их узнаем. То есть они одни и те же. Мы уже практически друзья, потому что мы идем – они с нами здороваются, начинают кричать: «БТ», «БТ, уходи!», «Лебедева, уходи!» Были разные варианты. Мы друг друга знаем уже. То, что там были координаторы, очень легко узнается. Встаешь просто на более высокую точку, и ты видишь человека, который начинает шевелить руками, что-то говорить, общаться с людьми, задавать темп колонне в том числе. Поэтому если люди в толпе считают, что это не видно, никто этого не знает, то, два раза сходив на марш, можно всех их раскусить. Это очень просто делается, силовикам это на раз-два.
Ксения Лебедева:
Опять же, про объединение. Все говорят: «Мы пошли, убрали улицу, парк». Ребята, а что вам мешало до 9 августа ходить и убирать улицу? То есть это стало каким-то триггером, правильно? Они таким образом могут рассказывать о себе. А раньше нельзя было этим заниматься, делать благие дела? Про объединения, про чаепития – кто раньше мешал делать, честно? Неужели наш национальный флаг это мешает делать? Почему решили объединиться?
А я знаю, почему. Потому что люди привыкли к стабильности, стабильность их давит, они хотят разнообразия. Они просто решили такой, знаете, квест устроить для себя, праздник своего рода. Но праздник однажды заканчивается. Это как похмелье наступает, очень болит голова. То же самое и это. Поэтому сначала нужно думать.
Ксения Лебедева:
Я буду говорить не о том, что сейчас происходит, а о том, какие были призывы и как с ними боролись после 9-10 числа в Пинском районе, потому что я недавно оттуда приехала, у меня была долгая беседа с начальником ОВД. Он говорит, что тогда призывали сжигать даже фермерские хозяйства. Дошло до того, что фермеры против всего, что происходит, потому что у них есть земля, для них самое главное – это земля, им вечно не хватает земли. Если говорить о Польше, для них это большая роскошь. Сравнивая вот это, они очень ценят то, что у них сегодня есть. Когда фермеры это услышали, боялись – непонятно, кто на кого еще пойдет.
Юлия Бешанова:
Кто кого поднимет на виллы.
Ксения Лебедева:
Кстати, красно-белые почему-то не думают о том, что есть лопаты, вилы и другие приспособления у сельхозпредприятий и у фермеров. Что тогда сделали? Для того чтобы вторую часть людей как-то переключить и дать понять, что все эти вбросы неверны, просто показали видео оперативной съемки 9-10 числа, эту жесть, которая происходила. В Пинском районе сейчас тихо. Все ждут, пока все прекратится в Минске.
