Новости Беларуси. Новые откровения Романа Протасевича. На неделе его появление на брифинге МИДа, где обещали озвучить подробности инцедента с самолетом Ryanair, стало настоящей сенсацией и поводом для журналистов засыпать его вопросами, сообщили в программе «Неделя» на СТВ.
Игорь Позняк, СТВ:
Вот он, здесь и сейчас – спрашивайте. Даже потрогать за якобы сломанный нос можно было. Думаю, он точно не отказал бы, ведь сам просил: «Хватит врать». Но правда из первых уст, очевидно, нужна не всем. Тему продолжит Юлия Стриго, которая тоже была на этом брифинге и буквально засыпала Протасевича вопросами. Юль, что за выходка журналистов BBC? Почему они буквально бежали с пресс-конференции?
«Коллеги уходили не по одному человеку, а "пачками" покидали зал»
Юлия Стриго, СТВ:
Я, конечно, не могу судить и объяснить такое поведение своих коллег, но как минимум это было неприлично. Потому что каждый журналист, опытный профессионал знает – если он и покидает мероприятие по любым причинам, он старается сделать это тихо и незаметно, дабы не мешать окружающим. В этом же случае все было очень наигранно, демонстративно, вальяжно. Причем коллеги уходили не по одному человеку, а «пачками» покидали зал. Это все было очень наигранно на камеру, чтобы всем было видно.
Игорь Позняк:
Та самая картинка.
Юлия Стриго:
Да, вполне. Собственно, сам Роман Протасевич не оценил, как они это называют, поддержку. Он высказался таким образом, что если в момент, когда они покидали зал, не говорили бы генералы, то он бы обязательно им сказал: «Куда же вы все собрались? Впереди все самое интересное». Впрочем, это не единственное, чем поделился Протасевич с журналистами. Какой же была пресс-конференция?
Подборку самых громких высказываний смотрите в видеоматериале.
Никакого торга со следствием или чего-то подобного у меня не было.
Для меня, как мне кажется, это самое безопасное место.
Я не принимал участия в боевых действиях. Я был просто фотографом.
Протесты закончились, и я не вижу никаких предпосылок для того, чтобы они возобновились.
С той стороны очень грязно.
Зарабатывает на этом свои очки.
Я стал элементом очень большой политической игры.
Да, я чувствую свою ответственность.
Вы не верите в то, что я говорю искренне?
Куда же вы собираетесь? Впереди все самое интересное.
Юлия Стриго:
Сегодня в студии программы «Неделя» политолог Андрей Лазуткин. Конференция не успела закончиться, как Telegram-писаки тут же стали высказываться в интернете со своими предположениями, почему все-таки Роману дали слово. Мол, заставили под пытками, что-то не так. Андрей, вы смотрели трансляцию брифинга. Ваше общее впечатление.
Главная задача была – поломать схему, которая выстраивалась в отношении Навального
Андрей Лазуткин, политолог:
Главная задача, которая решалась в рамках такой трансляции, – это поломать ту схему, которая выстраивалась в отношении Навального. Помним, когда Навальный попал в России в колонию, начали тут же распространять слухи, что он смертельно болен, не может ходить, у него отказали руки, потом ноги, он ничего не видит, не слышит и прочее. Когда нет информации о человеке, это отличное поле для такого рода вбросов. Безусловно, перед встречей президентов России и Соединенных Штатов надо было показать, что Протасевич находится в хорошем состоянии, его не пытают, не бьют. Таким образом, у американцев пропадает очередной козырь – освободите Протасевича, которого пытают и прочее. Это такая задача, которая имела несколько планов.
Юлия Стриго:
В ходе всего брифинга и общения с Романом мне показалось, что есть две темы, которые немножечко ему тяжело даются – это тема семьи и непосредственно Софьи Сапеги и тема, связанная с «Азовом». Если сравнить, когда он говорит про семью, он очень громко высказывается, активно жестикулирует, а тема Украины его немножко притупляет. Я предлагаю для сравнения посмотреть два фрагмента и проанализировать, услышать ваше мнение.
О родителях Романа Протасевича и его действиях в батальоне «Азов»
Я просто хочу обратиться с просьбой не распространять дальнейшие слухи по одной простой причине. Потому что настоящими заложниками всей ситуации, которая развивалась вокруг меня, стала, во-первых, София, которая оказалась просто заложником ситуации. Во-вторых, что не менее важно, мои родители, которые сейчас находятся в Польше в условиях информационного вакуума.
– Касательно чего?
– Касательно «Азова».
– Я скажу максимально кратко. Во-первых, я не принимал участия в боевых действиях, я был просто фотографом. Все остальное – это материалы следствия.
Юлия Стриго:
Мы видим, что даже когда задали вопрос по «Азову», он переспрашивает, чтобы, на мой взгляд, оттянуть время и сформулировать ответ. Ваше мнение по поводу этих двух фрагментов.
Андрей Лазуткин:
По поводу родителей давайте скажем пару слов. Он говорит, что его родители находятся в тяжелом материальном положении, работают в Польше в аналоге «Зеленстроя», как он выразился. То есть те, кто отъезжает сейчас в Варшаву или Вильнюс за «золотыми горами», должны понимать, что человек, который руководил всей подрывной работой на своем небольшом участке, скажем так, не озолотился. Более того, родители, которых он тоже вывез, не на вилле в Испании проживают, а в городе Вроцлав или Катовице, я не помню точно. Это говорит о том, что, мягко говоря, все это плохо финансируется. И если вы рассчитываете, что там будут какие-то высокие зарплаты за вашу уникальную работу или деятельность, это далеко не так.
Второй момент, касаемо полка «Азов». Когда он туда поехал, у него была определенная задача. Тогда общественное мнение в Беларуси находилось на стороне ЛДНР. Надо было показать, что есть некие белорусские формирования националистического толка, которые поддерживают силы АТО. Когда он туда поехал, занимался тем, что раздавал интервью белорусским СМИ, в первую очередь «Нашай Ніве», о том, что есть отряд «Погоня», он большой, там много белорусских добровольцев, вот, мы так замечательно воюем. Это была определенная постановка.
В своих интересах он будет говорить, что не принимал участия в боевых действиях, просто являлся фотокорром и так далее. Чтобы вы понимали, после 2014-2015 года, активной фазы боевых действий, у нас появилось немало таких людей, которые себя в том числе и выдавали за ополченцев либо бойцов АТО. Именно следствие должно установить точно, что он там делал, потому что слова – это слова.
Юлия Стриго:
Роман Протасевич сразу, когда ему дали слово, пояснил, почему он здесь, почему он сотрудничает со следствием.
Почему Протасевич сотрудничает со следствием?
Никакого торга со следствием или чего-то подобного у меня не было. Любое мое участие, в том числе в этом мероприятии, является исключительно добровольным, точно так же, как и интервью господину Маркову. Меня никто не принуждает. Я понимаю, какой урон нанес не только государству, но и стране. Сейчас я хочу сделать все, что в моих силах, чтобы исправить эту ситуацию
Юлия Стриго:
Как вы считаете: человек чуть не сотворил государственный переворот, наследил на Донбасе. Неужели сейчас он так искренне хочет помочь государству и исправить ошибки, если это можно так мягко назвать?
Андрей Лазуткин:
Весь этот польский Telegram-канал, название которого мы не произносим, выполнял функцию гражданского прикрытия. Можно завтра посадить на место Протасевича нас с вами или каких-то случайных людей, они тоже будут выполнять эту работу как журналисты. Но ценность этого канала была не в том, что он писал классные посты, которые разлетались по всему интернету. Они осуществляли сбор внутренней информации. Это была информация ДСП [для служебного пользования – прим. ред.], а в некоторых моментах засекреченная информация. Если вы выполняете сбор такой информации в интересах иностранной организации, какая это статья УК? Это шпионаж, то есть они это делали за вознаграждение. Поэтому, конечно, Роман сейчас говорит – я журналист, вы мои коллеги, как это звучало на презентации. Конечно, он будет стараться понравиться аудитории. Но надо понимать, что это далеко не весь этот польский канал. Это такая верхушка, которая делала определенную журналистскую работу, но, кроме этой работы, был огромный пласт работы по сбору сведений, которую ни один мальчик провести просто так не может – это действие польских служб, в том числе и служб американских.
Юлия Стриго:
Протасевич заявил, что уважительно относится к Александру Лукашенко как к человеку, но при этом он не собирается менять свои политические взгляды и быть на стороне государства.
О заявлении Романа Протасевича про уважение к Александру Лукашенко
Я не буду политическим сторонником Президента. Так и есть. Да, я его уважаю как человека, и искренне уважаю, который смог выстоять перед всем тем натиском, который начался летом и продолжается до сих пор. Я не говорю о том, что я абсолютно полностью перехожу на сторону государства.
Юлия Стриго:
Он таким образом себя страхует? Мол, я все тот же борец за демократию, но Президент – молодец, спору нет. Как это расценивать?
Андрей Лазуткин:
Когда они пытались здесь устроить беспорядки с кровью и переворот, я думаю, что думал он по-другому. Он в таком возрасте, молодой человек, когда взгляды меняются очень быстро. Посмотрите, как он говорит про свой «Азов» – тогда я это поддерживал, теперь не поддерживаю, сегодня был против Лукашенко, завтра за Лукашенко. Эти взгляды ничего не стоят. Он, может быть, говорит это искренне, но через год-полгода они поменяются. Надо все понимать. Он сегодня в одних условиях. Если его отпустить завтра за территорию польской границы, он уже будет совсем в других условиях, и от своих слов полностью откажется, поэтому доверяй, но проверяй.
Юлия Стриго:
Кстати, Роман отметил: если вдруг его бы сейчас отпустили на свободу, он обязательно попросил бы государственную защиту. Как думаете, она ему необходима?
Андрей Лазуткин:
Подумайте сами. Навальный поехал в Россию, чтобы сесть. Было понятно, что его отправляют прямо в СИЗО. Был ли он на это согласен? Видимо, да. Он прекрасно понимал, чем это закончится. Романа, как мы видим, никто не спрашивал. Его хозяевам нужен был лишний человек, который функцию свою отыграл, которого не жалко и можно засадить здесь, прямо под встречу Байдена и Путина. Его в темную использовали. Как вы думаете, ему это понравилось или нет? А далее, если, допустим, это не получилось, условно говоря, завтра его выпускают, почему бы его не застрелить, например, или дать кирпичом по голове и сказать, что спецслужбы Беларуси его использовали до конца и потом убили?
Юлия Стриго:
Спич Романа Протасевича по поводу нынешнего политического воздействия Запада на Беларусь, а именно пресловутые санкции.
«Если бы не самолет, санкций бы и не было»
Меня терзают два вопроса. Во-первых, это люди. И во-вторых, даже если отбросить вопрос с людьми, экономический вопрос: если предприятия уйдут с западных рынков, они никогда больше туда не смогут туда вернуться, даже если власть сменится. Простите, но это выстрел в ногу получается.
Юлия Стриго:
Не думала, что это скажу, но эти бы слова Протасевича да в уши западным защитникам демократии. Почему до них не доходят такие очевидные вещи?
Андрей Лазуткин:
Если мы послушаем, что говорили наши защитники демократии после встречи Путина и Байдена, было сказано прямым текстом из уст Барреля, что если бы не самолет, санкций бы и не было. Все, что происходило до самолета, их не интересует – значит, посадка самолета была им выгодна, в том числе американцам, потому что и Байден поднимал вопрос об этом самолете. Делаем вывод, что все это было неслучайно, потому что пакет санкций готовился сильно заранее, до того момента, как самолет посадили в Минске. Был некий план введения этих санкций, нужен был жесткий формальный повод. Если мы вернемся лет на шесть назад, когда над Донецком сбили Boeing малазийский, то именно после сбития против России ввели санкции. До этого ни события с Крымом, ни начало событий на юго-востоке Украины никак не послужили таким формальным поводом для введения масштабного пакета экономических санкций. Там самолет, здесь самолет.
Почему в выступлении не фигурирует Америка?
Юлия Стриго:
Роман всегда, когда рассказывает о конфликтах внутренних штабов, упоминает Польша-Литва, Польша-Литва, они соревнуются. Почему Америка здесь никак не фигурирует?
Андрей Лазуткин:
Я думаю, Роману намекнули, что нежелательно пока что озвучивать участие США во всей этой деятельности. Это одна версия, потому что скоро ожидалась встреча Путина и Байдена, возможно, лишний раз не стоило злить американцев. Вторая версия тоже имеет место быть. Роман мог просто не контактировать с определенным кругом людей. Потому что представьте подрывную работу. Есть некая цепочка лиц, которые в нее вовлечены. Если вы находитесь в конце этой цепочки, пускай вы даже редактор канала, но какие-то же сведения вы получаете, деньги, инструкции, то вы можете провалить только человека, который работал с вами. В данном случае это Путило. Если посадить Путило в СИЗО КГБ, он сдаст еще кого-нибудь, но не факт, что это будут американцы. Это будут какие-нибудь польские разведчики. Поляки работают дальше со своими службами, а потом выходят на американцев, наконец. Каждый из них может указать пальцем только на одного человека – так работают все службы мира.
Юлия Стриго:
Белорусы наивно верят в убитую экономику Беларуси и существующий «кровавый режим», бегут в Польшу и Литву. А вот как там живется политэмигрантам, мы узнали от Романа Протасевича.
«Наши люди, которые туда попадают, сталкиваются с огромными проблемами»
Есть такой вильнюсский отель, он находится прямо возле аэропорта. Там сейчас в основном живут те люди, которые якобы бежали по политическим мотивам. Если говорить про ту же Литву, там в принципе работы немного. Не имея серьезных специальностей или какой-то специализации, там в принципе очень тяжело жить.
Андрей Лазуткин:
Продолжим то, что говорил Роман, немножко, может быть, грубовато. Представьте, что такое миграция. Это полный разрыв социальных связей. Вы приезжаете в другую страну и заселяетесь в какой-то литовский отель, а дальше давайте сравним. Есть литовский бомж и вы. Как думаете, у кого будет лучше правовое положение? Бомж является гражданином, Литва все-таки его защищает, он имеет право свободно перемещаться по всему Евросоюзу. Бомж знает, где ему можно лечиться и где бесплатно можно покушать. Бомжа, скорее всего, не тронет литовская полиция, потому что, возможно, у него есть какие-то документы и даже жилье. Он может рано или поздно найти работу, потому что имеет все легальные основания для этого. У вас не будет ничего. Более того, пока вы будете проживать в Литве или Латвии, у вас не будет даже легальных документов. Все изымается службами, которые ведут проверку – вдруг вы шпион КГБ? Наши люди, которые туда попадают, сталкиваются с огромными проблемами.
Протасевич заявил, что не против общаться с журналистами, но только государственных СМИ
Юлия Стриго:
Роман неоднократно высказывался в конце конференции, что он не против дальше общаться с журналистами. Если бы вы лично с ним встретились, есть ли у вас к нему какие-то вопросы или пожелания?
Андрей Лазуткин:
Надо брать его работать на СТВ, я считаю.
Юлия Стриго:
С Гришей в пару? Спасибо большое за ваше мнение и такую обширную беседу. В конце отмечу: после встречи с журналистами Роман Протасевич открыто заявил – он не против общаться и готов давать подробные ответы на вопросы СМИ с разрешения следствия. Но только государственным СМИ, а не бывшим коллегам, ведь их реакцию на его сенсационное присутствие на брифинге он предугадал с точностью.
Я могу сказать так. Я удивлюсь, если многие вещи, которые я говорил, вообще будут опубликованы, потому что в принципе я заметил даже по реакции на свои выступления, после выхода интервью с Марковым, что даже в комментариях людей банили за то, что они сбрасывали ссылки на интервью или спрашивали, почему вы про Романа не пишете? Поэтому я удивлюсь, если многие вещи вообще будут опубликованы негосударственными медиа.
