Как Украина использует беглых радикалов в своих интересах? Объяснил политолог

Авторская журналистика на СТВ. Андрей Лазуткин и его рубрика «Занимательная политология».

Андрей Лазуткин, политолог:
За три года конфликта мы видели несколько ступенек эскалации. На территории России сначала применялись диверсии против военных объектов. Потом – терроризм, то есть убийства. Затем нападения мобильных групп – рейды. То, что происходит сегодня, – это полноценная войсковая операция в Курской области, где создавался плацдарм для нападения на АЭС и захвата областного центра.

И Беларусь, когда планирует легенду наших учений, вынуждена закладывать весь спектр таких угроз уже на белорусской территории. Не потому, что все четыре компонента вероятны в Беларуси. А потому что Западом получен навык таких действий в условиях, схожих с белорусскими. Они это умеют делать и для них нет разницы: проводить нападение на Шебекино Белгородской области или на приграничный район Беларуси. Механизм на земле один и тот же, меняется только внешний компонент, то есть заявленная цель.

В Белгороде нам показали якобы российские структуры на стороне Украины, «власовцев», а на нашем направлении подсвечивали белорусский батальон. Но сегодня, если посмотреть на то, что дальше с ними делает Киев, то подопечных они используют уже не на земле, а как фактор политики. С их помощью они пытаются манипулировать западными центрами и переключать на себя ресурсы, которые раньше шли по российской и белорусской теме.

Андрей Лазуткин:
Например, была система штабов Навального, которая ориентировалась на работу внутри России. Но в пику ей украинцы пытаются создать свой центр с другим названием. И если одни хотя бы на словах рассказывают, что надо идти на выборы, создавать какие-то партии, бороться за новые законы, то «украинское» направление грубо подталкивает всех к радикализму и убийствам. Понятно, они ведут войну, и им нужны исполнители, а не политики.

И для нас угроза в том, что точно такие же процессы радикализации, только в меньшем объеме, украинцы три года ведут в белорусской оппозиции. Раньше это была система, которая просто зарабатывала на выборах, выступая оператором западной помощи. Помощь шла на информационную кампанию, юристов, наблюдение, штабы, поездки на семинары, оплату сбора подписей, аналитику.

По итогу они получали потолок 15-20 %, отчитывались таким образом за средства, и это всех устраивало. И оппозицию, где малую часть подставляли под штрафы и уголовные дела, а потом за их счет большая часть зарабатывала следующие 5 лет. И власть, для которой была выгодна управляемая схема, а не диверсионная сеть.

Но примета времени в том, что на нынешних выборах у оппозиции нет даже попытки работать в правовом поле и выставить кандидата. Наоборот, то, что мы видим, это диверсионный компонент, который никуда не исчез, несмотря на то, что войну можно закончить. Есть те, кого прогнали через фронт, а теперь используют в политике. Есть те, кого не светят и кто находится в резерве. И есть группы, которые не воевали, но которых для чего-то готовят в Литве и Польше.

Андрей Лазуткин:
Как это выглядит? К примеру, в Белостоке проживают этнические белорусы, и там есть белорусские НКО. Которые занимаются, например, вопросами школ и образования. И вот к такой безобидной структуре пристегивается спортивный или страйкбольный клуб. Понятно, что никто сразу не даст человеку в руки автомат и задание готовить диверсию. К инструктору-белорусу, а не к поляку приходит юноша, активный дурачок, он будет бегать с муляжом – «играть». А дальше его посмотрят, проверят, передадут по цепочке, и он окажется в базе польских спецслужб для какой-то провокации.

Так поляки пользуются ситуацией. Из-за войны в белорусской эмиграции появились радикально настроенные, и таких берут на карандаш. При этом есть конфликт интересов: каждый хочет, чтобы радикалы работали на них, а не на конкурентов, то есть на поляков и литовцев, а не только на украинцев. Тенденция это нехорошая; это называется государственный терроризм, и мы вынуждены отвечать как по закрытым каналам, так и проводя учения. Потому что нехорошие вещи происходят внутри белорусской оппозиции.

Как с этим бороться, если такая группа оформляется в Польше? В том числе информационно. Полякам мы показываем, что мы все видим и знаем людей, которых они готовят, они засвечены, их не получится использовать. А своим гражданам показываем, что люди, которые вчера снимали носки и становились на скамейки, потому что они за «мирные перемены», сегодня попали в ситуацию, когда их ведут по узкому коридору, в конце которого – диверсионная деятельность.

Причем у многих до сих пор нет понимания, что происходило тогда. Это говорит о том, что наши дети ничего страшнее отключения интернета в жизни не видели.

Лукашенко про интернет в 2020-м: если повторится, отключим вообще.

Андрей Лазуткин:
И об этом тоже надо говорить Президенту, потому что это отворачивает людей от радикалов. Даже те, кто не согласен с властью, как правило, гражданской войны не хотят. То, что мы видели по прошлым выборам – это бытовые мотивы. Хочу перемен, но каких: в два раза больше зарплату, тратить ее в Европе, а еще стать начальником. Плюс большой женский компонент: много эмоций и криков. А потом всю эту разношерстную группу, не спрашивая, сначала записали в белорусские националисты, а потом в сторонники войны. Что вызвало брожение и расколы.

И поэтому за четыре года из этого бытового материала не смогли слепить вооруженное подполье. Другое дело, что если с началом СВО работала схема: человек пишет в оппозиционный чат, а те с ним работают якобы в интересах Украины, то сегодня на белорусском поле украинские службы, когда могут, работают без посредников. Нашей оппозиции они не доверяют и создают свои каналы. И это гораздо более опасный противник, чем карикатурные персонажи, которые называют себя «белорусскими полицейскими» или правительством в изгнании.

Андрей Лазуткин:
Вторая тревожная примета – это попытка Украины заигрывать с исламским подпольем. Если происходят теракты, как в «Крокусе», для них нужен подставной исполнитель, потому что ни одно государство такое на себя не возьмет. И мы видим, что на базе возможностей, которые есть у украинских спецслужб, сюда заводят ИГИЛ и другие непонятные группировки. Никакой оппозиции не выгоден теракт с жертвами, они от этого никогда не отмоются. А значит, для теракта нужны другие исполнители, формально не связанные ни с беглыми, ни с Украиной.

И какая бы ни была спокойная обстановка и хорошие отношения Беларуси с глобальным Югом, нам могут попытаться изобразить действия какой-то группировки, якобы связанной с ИГИЛ, арабами или Ираном, чтобы нас с ними поссорить.

Корень всех этих проблем – война. Спецслужбы это только инструмент, а выше стоят люди, которые принимают решения. И поэтому, несмотря на то, что на земле ведется борьба спецслужб, ее вектор в конечном итоге определяют победители выборов в каждой стране: и у нас, и в Украине, и в России, и в США.

Поэтому демократия – это не просто слова. Можно бороться с последствиями, но лучше изначально не создавать проблему и провести выборы красиво, чтобы иностранные специалисты не увидели слабины. И тогда большая часть диверсионных и прочих сценариев сама отвалится. Потому что нет смысла проводить дорогие, опасные и неоднозначные мероприятия, если их успех не гарантирован. Потому сегодня на общую безопасность влияет участие каждого гражданина в выборах и голос каждого избирателя.

А с вами был Андрей Лазуткин и выпуск «Занимательной политологии».