Вадим Гигин: сфальсифицируй историческую работу – скажут «выдающийся историк». А он никогда в архиве не был
Новости Беларуси. В программе «Тайные пружины политики 2.0» декан факультета философии и социальных наук БГУ Вадим Гигин.
Подробнее в видеоматериале.
Григорий Азаренок, СТВ:
Сегодня есть с чем поздравить: Вадим Францевич, вас в первую очередь с тем, что вы возглавили общество «Знание». Поговорим о культуре чтения, о знаниях. Тем более у нас сейчас праздник – День белорусской письменности и культуры. Этот день дает нам повод поговорить о феномене интеллигенции. Почему она так испортилась за последнее время, если мы говорим о так называемой околокультурной вот этой среде, которая обслуживала белорусский мятеж?
«Они пытались националистическим флагом, флагом националрадикализма, идеологии прикрыть свою бесталанщину»
Вадим Гигин, декан факультета философии и социальных наук БГУ:
Белорусская интеллигенция – это часть русской интеллигенции. Все качества, присущие русской интеллигенции, присущи и белорусской. И есть особенность. Вот эта националистическая часть пытается как бы отстроиться от вот этого большого феномена и найти в себе некие качества, некую самость, которая якобы свойственна только ей. А этого не получается. Что выходит? Провинциальность, местячковость, краевость, вторичность и чувство неудовлетворенности.
Григорий Азаренок:
Вот это – так называемая среда. Но ведь это писал Булгаков. Это Латунский. То есть каждый из них по отдельности ничтожество. Сбившись в злобную стаю…
Вадим Гигин, декан факультета философии и социальных наук БГУ:
Тот же Иван Шамякин – он что, должен был смириться, когда в 1993 году сюда приехала вся эта шушера полицайская, когда тут праздновали юбилей БНР, ходили, махали этими флагами? И вся эта сволочь, которая лизоблюдствовала. А что, они его за это любить будут? Они будут любить Савицкого за ту правду, бескомпромиссность, с которой он выступал? А моральный авторитет человека, который прошел концлагеря? Он просто глыба по сравнению с теми, кто пытался на него бросаться. По творчеству вообще это космос. Сравните то и тех шакалов, которые его покусывали, например. И что они пытались сделать из наших творческих союзов – под эгидой высокого искусства тянули всю эту мазню, всю эту безкультурщину, выдавая и прикрывая. Понимаете, ведь это же ужасно, так было в худшие советские времена, когда под флагом идеологии безталанщину прикрывали эти флаги.
Григорий Азаренок:
Рапповцы – это те же змагары.
Вадим Гигин:
А теперь они пытались националистическим флагом, флагом националрадикализма, идеологии прикрыть свою безталанщину. А что? Нарисуем портрет какого-нибудь князя литовского: «Ого, прыкрасна». Или поставь какую нибудь скульптуру не пойми из чего, но скажи, что это посвящено Слуцкаму збройнаму чыну. Браво, браво – все напишут, как это хорошо и прекрасно. Или сфальсифицируй историческую какую-нибудь работу – скажут «выдающийся историк». А этот историк никогда в архиве не был. И его будут преподносить, возносить, давать гранты, возить и так далее. Вы знаете, они же такой канон сформировали. Вопрос: кого ты любишь, какой писатель? Отвечали: Алексиевич и Виктор Мартинович. Я, кстати, эксперимент проводил среди вот этой хипстерской… Кратко совсем расскажу. Какой любимый писатель? Мартинович. Уверенно на 98 %. Что читал? Уже названия романов начинают ерзать, но с подсказки называет. О чем книга? Вот так вот сидит, понимаете? Это о чем говорит? Не читают. Просто хочется быть модным.
Интеллигент всегда стремится быть кем? Дмитрием Лихачевым, академиком по гамбургскому счету. А часто получается кто? Васисуалий Лоханкин. Даже там нет образованщины этой. Прочитал некий набор, и то не дочитал. Как его сразу Остап Бендер вычислил: вас из какого класса гимназии вытурили за неуспешность? Поэтому и вот он: а может, в этом есть сермяжная правда? И он, конечно, выйдет, не понимая, куда он идет. Эта интеллигенция спровоцировала революцию 1917 года, испугалась ее, стала жертвой несколько раз, приспособилась к советской власти. Честность Высоцкого – это легендарные слова, когда он прилетел в Америку, Нью-Йорк, и ему говорят: слушайте, у вас есть противоречия с советской властью, с советским правительством? Он говорит: это мое дело, есть или нет, потому что Нью-Йорк – наверное, последнее место, где я готов это обсуждать. Вот Высоцкий. Вот подлинный поэт. Поэт на изломе. А возьмите, как травили Бондарчука того же. С чего началась перестройка в культуре? Со съезда кинематографистов пятого, по-моему, когда бросились на гения и решили его дружно повалить.
Григорий Азаренок:
Защитили два человека: Михалков и Бурляев.
Вадим Гигин:
И вот это вот, когда в кучку сбиваются и начинают травить того, кто не соответствует твоим взглядам, при этом провозглашает тотальную свободу. А свободы никакой нет.
Григорий Азаренок:
Почему-то националисты очень не любят памятник Пушкину, который стоит в Минске. Они то его краской обольют, то вот перо недавно сломали. Пушкин – наш поэт?
«Взять, найти какую-то знаменитость зарубежную и сказать: вы знаете, у него белорусские корни, он наш»
Вадим Гигин:
Мы часть суперэтноса, используя гумилевские определения, куда входят русские, белорусы, украинцы. Он понятный нам, он наш поэт. Здесь очень важный момент. Не знаю, как назвать – латушковщина или еще что-то – болезнь провинциальности, местячковость, о которой говорили. Взять, найти какую-то знаменитость зарубежную и сказать: вы знаете, у него белорусские корни, он наш, и он где-то здесь родился. И с таким трепетом, с такой яростью доказывать Мицкевич – это белорусский поэт. Кто-то его даже назвал белорусским гением. Это человек, который Мицкевича не читал. Потому что у него польскостью проникнуто все. Они первые строчки выучили, где Litwo! Ojczyzno moja! [Литва! Моя Отчизна – прим. ред.], а дальше, где там по 200 раз он о поляках, Польше, старопольше говорит, старопольских традициях. Ожешка – белоруска, Костюшко – белорус, Горецкий хоккеист – белорус. А знаете, почему? Они стесняются, па-беларускі кажучы, саромеюцца свайго. Вместо того чтобы весь этот жар души, весь этот трепет, энергию бросить на то, чтобы в мире знали Купалу, Франциска Скорину, Богдановича, Савицкого.
Григорий Азаренок:
Не элитарные. Купала презирал шляхту, Колас презирал шляхту.
«Они обменивались, кого из деятелей культуры приподнять, а о ком не упоминать»
Вадим Гигин:
Конечно, кто читал «Бандароўну», кто после этого может сказать, что шляхта – это чуть ли не совесть белорусского народа? «Едзе, едзе Пан Патоцки – сам ён і яго хеўра». И вот эта хеўра, кстати говоря, используя купаловские слова, фактически под лозунгом якобы борьбы за национальное, это национальное принижает, пытаясь стянуть с себя людей, которые, как тот же Костюшко, сознательно отказывались от белорусского языка. Он же с пренебрежения писал об этом как об угрозе польскому национальному делу. Вся эта кампания с вышиванкой. «Вот, смотри, я в вышиванке. Ты видишь? А ты нет? А у меня шкарпэткі з вышыванкай. О, бачыш ты!» И вот это желание выпятить это, превратить в некий лозунг.
Муковозчик: пытаемся ложную сарамлівасць убрать, чтобы люди активнее говорили, что они на самом деле любят
Григорий Азаренок:
Это же и в культуре проявляется. Модным стал вот этот тихий шепот.
Вадим Гигин:
А что такое модным? Среди кого это стало модным? Это навязанная мода, это пропаганда, попытка установить этот стандарт, шаблон, которому ты должен соответствовать. А если нет, то ты не рукопожатный, мы тебя выкинем отсюда, будем тебя гнобить. Фактически создали целую индустрию. Мы же видим, что в чатах было. Они обменивались, кого из деятелей культуры приподнять, а о ком не упоминать...
Григорий Азаренок:
Они же создали списки артистов.
Вадим Гигин:
...кого травить. Это такой тоталитаризм.