Он поёт оперу несколько десятилетий, но до сих пор волнуется, выходя на сцену. И вот почему

Новости Беларуси. Гость программы «В людях» – Владимир Громов, оперный певец, народный артист Беларуси. 

Юлия Артюх, СТВ:
Каким вы были в детстве? Вы прямо мечтали стать оперным певцом? Шли к этому целенаправленно? Родители вас так воспитывали?

Все мечты и мысли у меня были в поле гитары. Я думал, что буду играть и преподавать

Владимир Громов, народный артист Беларуси:
Нет. Я почему-то вспомнил фразу Жванецкого: человек упорно ползет на кладбище, отбиваясь от людей в белом. Так вот, тут такого не было, что я с детства мечтал, что буду на сцене. Это пришло уже позже, именно оперное пение. В детстве я об этом даже не помышлял, потому что этого в принципе в моей жизни не было. В моей жизни была гитара.

Юлия Артюх:
У вас мама певица, отец гитарист. Вы в этом творчестве росли. И кем же тогда вы мечтали стать?

Владимир Громов:
Папа гитарист, мама певица, и я играл на гитаре. Естественно, я пел какие-то детские песенки, было увлечение рок-музыкой. На выпускном даже под гитару песню Scorpions пел. Тем не менее все мечты и мысли, прожектерство на будущее, как сложится моя судьба, у меня были в поле гитары. Я думал, что буду играть как концертный исполнитель и преподавать. Я этим и занимался долгое время. А уже вокал как профессия, стиль жизни возник гораздо позже, во время службы в армии. И после службы в армии я всерьез решил, что с гитарой мы заканчиваем в плане учебы, я еще работал долгое время преподавателем, выступал как исполнитель. Но учеба дальше пошла уже в вокальном русле.

«Каждый раз выходя на сцену, все равно сдаешь экзамен перед собой, перед зрителем, перед коллегами»

Владимир Громов:
Я пробовал поступать на подготовительное отделение консерватории, но там не получилось. Адам Османович Мурзич, когда сидел на вступительных экзаменах, смотрел, подошел, говорит: ты наш кадр. А он тогда был заведующим кафедрой вокала в Минском музыкальном училище. И с его легкой подачи я поступил в музыкальное училище, а дальше в консерваторию. У меня были замечательные педагоги. Это Олег Владимирович Мельников, ныне мой коллега, заслуженный артист Республики Беларусь, бас; Адам Османович Мурзич – когда Мельников был на гастролях, занимался с Мурзичем в училище. А в консерватории я учился у Михаила Александровича Жилюка, тоже заслуженный артист Беларуси, в ту бытность он еще был солистом театра оперы и балета. Потом какой-то период мы еще работали в качестве коллег. Даже работая на сцене, все равно ты ощущаешь себя не просто солистом, творческой единицей, но этот «червячок» адреналина, который тебя все время точит (так, твои педагоги рядом, надо держать марку, как в балете говорят, держать спинку). Он не давал расслабляться и до сих пор не дает, потому что ты постоянно, каждый раз выходя на сцену, все равно сдаешь экзамен перед собой, перед зрителем, перед коллегами.

Юлия Артюх:
Когда человек волнуется, на голосе это очень отражается. У обычных людей. А у певцов?

«Некоторые просто зажимаются психологически. Тут приходит на выручку опыт»

Владимир Громов:
И у вокалистов тоже. Это очень серьезный аспект, который очень сложно побороть. Некоторые просто зажимаются психологически. Тут приходит на выручку опыт. Я помню абсолютно четко, как у меня был прям щелчок. Я волнуюсь, думаю: мне надо идти на сцену. Так, стоп, чего я волнуюсь? Я пел уже там, там, там перед таким количеством неимоверным. Допустим, в Корее 7 000 зрителей, и все нормально. Чего я тут волнуюсь? Потом: да, хорошо, сложная ария какая-то. Я волнуюсь. Так, но я пел такой спектакль, такой для большого количества зрителей, и все было хорошо. Сам себя уговариваю: ты как профессионал уже достиг определенного уровня, тебе это по силам. Ты не должен волноваться. Волнение – это ты сам себе вставляешь палки в колеса и пилишь сук, на котором сидишь. Вот такое в голове происходит. Это все молниеносно на сцене. Потому что вот ты идешь, чувствуешь: а как оно будет. Все равно мандраж. И эта работа, которая происходит в голове, параллельные процессы... Нормальному человеку – не приведи господь. Надо же еще знать, что твои соседи поют, я имею в виду других персонажей, с которыми ты взаимодействуешь на сцене. Музыка идет, что-то делать надо, петь, слова на иностранном языке и еще мандраж.

«Вот, Громов распевается!» Зачем известный оперный певец отжимается на кулачках? Читайте далее.