Шел снег с дождем, было очень холодно, я помню. Все стояли на коленях, и немец ходил и хлестал вот так.
Шел снег с дождем, было очень холодно, я помню. Все стояли на коленях, и немец ходил и хлестал вот так.
Фильм ужасов, который не переключить, не стереть. Фриде Вульфовне не было и шести, когда на ее семью надели желтые латы и заковали в Минское гетто. От погромов люциферов у девочки отключалось сознание. Но кровавые реки и лай собак помнит как сейчас. Беспощадный геноцид не понять, не простить.
Фрида Рейзман, узница Минского гетто:
Здесь стояла кукольная фабрика. Очнулась я, стоял бильярдный стол, на нем лежала мертвая женщина. Я настолько испугалась, потому что она была страшная, изгрызенная крысами. Вот здесь висела женщина, у нее было пятеро детей. Ее забрали с маленькой трехлетней девочкой. И самое главное, что она висела почти неделю, и не давали снимать, и дети приходили и смотрели на маму.
Запах местного хлебозавода был пыткой. Два килограмма муки полагалось на девятерых человек. Несмотря на все, мама Фриды Дора умудрялась наварить два ведра затирки для местного детдома.
Фрида Рейзман:
В одно прекрасное летнее утро по гетто разнеслась молва – детей вырезали. Это было что-то ужасное, эти крошечки. И вдруг мы услышали писк. Нашли в печке, в голландке, девочку. Как она залезла туда? Там же это маленькое отверстие. Она жива! Она в Израиле. Майя Радашковская. Когда она приезжала из Израиля сюда, первое, что она сделала, – пришла к маме на могилу.
Охота велась и на Лосиков. Отец Фриды был участником подполья. Жизнь девочке спасли не голубые глаза и белокурые волосы, а старший брат Лазарь, который свел счеты с 17 вражескими эшелонами и получил медаль из Москвы. По его заданию крестьянин из Узлян отыскал сестренку и вывез из города. Жаль, имя праведника, который приютил и обогрел, осталось тайной.
Фрида Рейзман:
В Озеричино меня встречает мой брат Лазарь. Он меня спрашивает: Мишки нет? – Нет. Он меня в охапку схватил. Он так плакал. Это для меня самый страшный момент в моей жизни.
Как может человек такое сотворить? Как может? Мне 87 лет, я не могу достичь этой истины.
Читайте также: