Новости Беларуси. Гость программы «В людях» – Владимир Громов, оперный певец, народный артист Беларуси.
Юлия Артюх, СТВ:
Золотой баритон страны, народный артист Республики Беларусь. Мне хочется начать с голоса. Баритон – это средний голос между тенором и басом. Вы, например, могли бы взять какие-то ноты тенора или баса?
Владимир Громов, народный артист Беларуси:
Надо понимать, что в принципе идет звукоряд нотный. У баса отрезок такой, у баритона – чуть выше, но у нас есть определенный диапазон, в котором мы пересекаемся. У тенора еще выше. Это не значит, что один поет здесь, на следующем этаже баритон и на третьем тенор. Когда мы поем в одной тесситуре, у нас есть и один, и второй, и третий. Просто для кого-то одна и та же нота в середине диапазона, для кого-то она внизу находится, а для кого-то это верх. В принципе баритон, если смотреть, от баса и от тенора, отличается, грубо говоря, бас – на терцию, на кварту вниз, 3-4 ноты, а тенор – на 3-4 ноты вверх. И окраска голоса тоже. Бос такой густой, тембристый, как Дед Мороз. Тенор – это голос, от которого млеют все женские сердца в зале. А баритон… Ну, баритон и баритон.
Юлия Артюх:
Мне кажется, от вашего голоса тоже млеют женские сердца. А какая ваша любимая партия?
Владимир Громов:
Мне нравится из нашего репертуара в театре, я прям «купаюсь» в ней, мне в ней комфортно находить каждый раз какие-то новые закоулки – это партия Скарпиа в спектакле «Тоска» Пуччини. Злодей. Интересно играть этих неоднозначных персонажей, в которых за внешним благополучным фасадом кроются тайные глубины человеческой души, мерзости, гадости и властолюбия. Конкретно в этом персонаже. Интересно там покопаться, поэкспериментировать.
Юлия Артюх:
Ведь оперный певец – это еще своего рода актер. Исполняешь роль.
Читайте также:
«Приходилось туго. Засыпал в транспорте». Оперный певец о том, как совмещал учёбу и работу в Большом
Пришёл к невесте в пижаме с букетом. История семьи Владимира Громова
«Для чего я служу в театре?» Оперный певец о том, почему «честным трудом много денег не заработаешь»
Владимир Громов:
Да. Другое дело – мы все прекрасно помним, что есть такое: это опера, тут надо выйти и спеть. Да, выйти и спеть – это хорошо где-нибудь на концертной эстраде. Но мы же именуемся театром оперы и балета. И если театр, в моем понимании это свои законы. У нас же не возникает никаких отторжений или недоумений по поводу того, что в драматическом спектакле актеры что-то делают, выполняют сверхзадачи режиссеров, кувыркаются, еще что-то делают. Двигаются, живут на сцене. У нас же это не вызывает отторжений. Почему в театре оперы и балета, если люди живут на сцене, это должно восприниматься как-то в штыки? Мы просто поем. Там говорят, мы поем. У нас такой текст, музыкальный.
Юлия Артюх:
Это своя особенность.
Владимир Громов:
Другое дело – сложно совместить, потому что, когда ты двигаешься, сбивается дыхание. Естественно, все хорошо в меру. Когда чрезмерно перегружена движениями партия персонажа в опере, ты запыхавшись… Допустим, у нас очень сложный спектакль. Казалось бы, детская опера. «Терем-теремок». Моя партия волка. Отпев первое действие, снимаешь этот костюм, его можно выжимать, потому что двигаешься. Не как человек прямоходящий ходишь, а на полусогнутых, что-то звериное нужно привнести в себя, чтобы дети поверили, что это волк. Мне говорят: Володя, ты так сильно не входи в роль, а то дети плачут, уходят из зала. Я говорю: о, значит, задача искусства достигнута, дети не остались равнодушными. Шутки шутками, но тем не менее. И как раз дети в детских спектаклях видят эту фальшь сразу же. И мы видим любую фальшь. Точно так же, как переключаем канал телевидения, останавливаемся на каком-то кино. Достаточно 2-3 секунды увидеть, как произносятся диалоги, как они написаны. И мы понимаем, что вот это мы смотреть не будем. Или раз – и нас затянуло туда, и мы не заметили, как прошло полтора-два часа. Любой человек по природе своей психолог, потому что мы живем в социуме с детства.
Юлия Артюх:
Вы сова или жаворонок?
Владимир Громов:
Сова.
Юлия Артюх:
Должны ли у человека быть враги?
Владимир Громов:
Думаю, что должны быть.
Юлия Артюх:
Горькая правда или ложь во благо?
Владимир Громов:
Жизнь – это всегда компромисс. Раз компромисс, значит, наверное, ложь во благо.
Юлия Артюх:
На какой площадке вы бы хотели выступить?
Владимир Громов:
С отзывчивой публикой.
Юлия Артюх:
Успех или деньги?
Владимир Громов:
Наверное, успех.
Юлия Артюх:
Вы верующий человек?
Владимир Громов:
Да.
Юлия Артюх:
Чего бы вы никогда не сделали в своей жизни?
Владимир Громов:
Никогда бы не захотел прожить по-другому свою жизнь.
