Гость программы «Прикосновение к свету» на СТВ – Николай Петрович Бурляев, общественный деятель, кинорежиссер, актер, президент международного форума славянских искусств «Золотой витязь».
Олег Лепешенков, заместитель председателя Синодального информационного отдела Белорусской православной церкви:
Вы приехали в Минск в том числе для участия в круглом столе на тему общих для народов Беларуси и России ценностей, которые всех нас объединяют. А в чем, на ваш взгляд, их главное содержание?
Николай Бурляев, народный артист России:
Круглый стол – это одна из частей той миссии, с которой сюда мы прибыли, а миссия серьезная. Крестный ход Гаденовского креста, который был чудесным образом явлен 600 лет тому назад под Ярославлем, в болотах. Крест чудотворный, и вот сейчас этот крест уже прошел огромное расстояние с Севера на Юг. Вот это самое главное.
Конечно же, придя сюда, в Минск, сегодня мы попутно делаем встречу, круглый стол, поговорим о насущных проблемах культуры Союзного государства России и Беларуси. Потому что проблемы у нас одни и те же. А процессы идут очень серьезные, с этим нужно разбираться. А кто как не парламентарии двух стран этим должны заниматься?
Николай Бурляев:
Кроме того, я здесь покажу премьеру, это будет мировая премьера. Еще не был показан фильм. Фильм новый о величайшем режиссере планеты Андрее Тарковском. Фильм под названием «Боже, чувствую приближение твое». Это слова молитвы Андрея Тарковского, обращенного к Создателю: «Боже, чувствую приближение твое, чувствую руку твою на затылке моем. И только тяжесть грехов и злобы низменной души моей не дают мне творить твою волю». Это молитва Тарковского, которую я так долго ждал. Я утверждал после Андрея Рублева, что Тарковский – человек верующий.
Доказательств у меня прямых не было. Я ждал эти доказательства, они пришли, когда я прочитал эту молитву Тарковского. Эта молитва – это ключ к пониманию Тарковского, к пониманию того, что им двигало в создании его шедевров. У него всего семь фильмов, и все шедевры, а двигал им именно Господь, которого он чувствовал интуитивно. Интуитивно он его через экран воплощал.
Олег Лепешенков:
Ваша роль в фильме Андрея Тарковского «Андрей Рублев». Роль подмастерья, который единственный остался, чтобы отлить колокол. И он сделает, по сути, рискуя собственной жизнью. Она, наверное, стала для вас судьбоносной?
Николай Бурляев:
О, да! Андрей Тарковский для меня написал другую роль в этом сценарии. Мне позвонили ассистенты Андрея Арсеньевича. Я так обрадовался, потому что мы два года не общались после «Иванова детства», я уже подрос. И вдруг мой Андрей, любимый мой человек, он мне роль написал.
Олег Лепешенков:
А сколько лет вам тогда было?
Николай Бурляев:
В «Иванове детстве» 15, в «Андрее Рублеве» – уже 18, когда мы начали работать. Я открыл сценарий, читаю, где этот Фома, который для меня написан, ученик Андрея Рублева. Вроде имя есть, но как тень какая-то ходит за Андреем Рублевым, кисти ему моет, а мне нечего там делать. И такое уныние, я думаю. Вот, ты написал мне, мой дорогой Андрей. А что это мне? Дальше читаю в унынии: колокол из первой страницы, туда как в бездну какую-то окунулся, читаю и вижу себя, вижу в этой роли Бориски. Андрей Арсеньевич попробовал меня, и я его убедил, что так и должно быть. Слава богу.
Олег Лепешенков:
Вот какой символизм… Вы играли мастера, который отлил колокол, который призывает к молитве. Как это повлияло на вашу дальнейшую жизнь?
Николай Бурляев:
После этого фильма и начался путь воцерковления, хотя я крещен с младенчества, бабушка, мама – верующие люди, они меня приводили в церковь, ничего там я не понимал, чувствовал особый мир, свечи, иконы, особый какой-то мир. Просто изредка приводили.
А дальше Рублев, и Тарковский мне вешает на шею мой первый крест, как бы передавая этот крест. И дальше начал задумываться, кто я такой, что такое Русь святая, кто такой Андрей Рублев, Сергий Радонежский. Я вообще о них не знал, об Андрее Рублеве. Это фильм открыл мне. И потихонечку, рядом Савва Ямщиков, искусствовед, который писал книги об иконах, о древнерусской живописи.
Я стал вглядываться в эти иконы, а дальше Савва меня уже после фильма привез в Псково-Печерский монастырь, там отец Алипий, который стал моим первым духовником. Я даже не знал, что есть такая должность – духовник. И мы просто с ним беседовали по-человечески. Вот так потихонечку, шаг за шагом... Это процесс до конца жизни, что все мы люди грешные, оступаемся, уходим в сторону, но все равно потом поднимаемся, идем дальше. Процесс этот бесконечный – воцерковление и приход к Господу Богу.
Олег Лепешенков:
Можно ли сказать, что и культура имеет религиозное основание?
Николай Бурляев:
Конечно! Нет культуры без религии, как говорил Андрей Тарковский. Наш кинематограф был 100 % христианским при советской власти, потому что действовали все те же заповеди. Поэтому все было как-то чище и правильнее.
Олег Лепешенков:
И мы опять приходим к вопросу, каковы общие ценности и что сейчас можно сделать вместе, чтобы все-таки поднять этот общий культурный и духовный уровень?
Николай Бурляев:
Вместе мы можем устремлять душу свою Господу Богу. Трудно нам, грешным, это делать, но понимать, что он есть над всеми. И это вообще надо поставить на первое место. Бог есть, он все видит, ты за все заплатишь. Не в этой жизни, так в той. Поэтому нужно шаг за шагом идти, а Союзное государство – это нечто особое, что вообще должно быть. Святая Русь через это Союзное государство соединяется.
Олег Лепешенков:
Как наш глава государства сказал о том, что государства могут быть различны, но Отечество одно.
Николай Бурляев:
Абсолютно верно, абсолютно правильно. Я и в доме это говорил еще, но не зная, что Александр Григорьевич это сказал.
Олег Лепешенков:
Значение ведь имеет и форма. Люди привыкли и все более привыкают к формам кратким. Иногда меньше минуты, при том что один кадр действительно великого режиссера Андрея Тарковского мог длиться дольше. Возможно ли говорить с современным зрителем кратким языком, сказать и донести ему те смыслы, о которых вы говорите?
Николай Бурляев:
Краткий язык тоже может быть шедевром. Каюсь пред вами, что я практически отец клипа. В 1975 году мне немцы предложили участвовать, так как я уже получил их премию за свой режиссерский дебют. И они обратились к лауреатам этого года, чтобы на будущий год мы создали трехминутные фильмы и минифильмы.
Я думал: чего я буду баловаться? Я уже думал о большом фильме. Что такое три минуты? Но я сделал два минифильма, и этим было положено начало, старт тому, что сейчас, с ужасом вижу, одерживает вообще клиповое сознание… Это верх. Но как это было полезно для режиссера?! Ведь что такое клип и краткая формы? Это ты должен выразить идею за три минуты, как в фильме художественном. Это художественный фильм, но он идет три минуты.
Ты выбираешь лишь то, что отыгрывает твою идею. Это кратко идет, но ты этой идеей должен выстрелить за три минуты. Но я отвлекся, ответ – может быть и краткая форма шедевром, если она построена по законам драматургии и кино.
И большие, протяженные фильмы, как у Тарковского, – это шедевры. Это разные абсолютно стили, но главное – суть, смыслы выражать, не искажать их, как искажает мой ученик, которого я учил авторской режиссуре. Он сейчас стал сам кассовым режиссером. Дима Дьяченко создал фильмы «Последний богатырь» и вот эти серии – самые кассовые. Я смотрю, мой ученик. «Чебурашку» он сделал. Он учителя и не пригласил на премьеру, потому что я его этому не учил – искажать смыслы сказок русских, то, что он сделал в этом «Богатыре».
Да, деньги, кассовый режиссер. Но как мне говорил патриарх Павел, сербский патриарх, с которым я имел честь общаться не раз. Он мне в одной беседе три раза за 40 минут сказал одну и ту же Евангельскую фразу. Он с этого начал, через 20 минут это сказал и в самом конце, чтобы я передал это России. «Что польза, если ты приобретешь весь мир, а душе своей повредишь?»
