Народный артист России Сергей Безруков – о спектакле «Сон разума», театральных постановках для незрячих людей и о том, за что любит Беларусь

Сегодня в программе «Простые вопросы» народный артист России Сергей Безруков.

Егор Хрусталев, ведущий:
Сергей Витальевич, добрый вечер. Спасибо, что нашли возможность побеседовать с нами.
В Минске вы будете играть спектакль «Сон разума» по мотивам произведения Гоголя «Записки сумасшедшего». Я думаю, что зрителя, который привык видеть все ваши работы, несколько удивит и ваше режиссерское прочтение, и сценография. Как вы сами считаете, для вас это шаг, если хотите, не в сторону, то вперед. Что нового вы сами для себя попытались открыть в своей собственной профессии?

Сергей Безруков, актер, народный артист Российской Федерации:
Это моя режиссерская работа. В Губернском театре я уже поставил несколько таких спектаклей. Вернее, не таких. Потому что, что касается «Сон разума», это фантасмагория – совершенно другой жанр.
До этого были классические произведения. «Нашла коса на камень» по Островскому, который я выпустил в Губернском театре. Собственно говоря, с этого и начинался Губернский театр. Такой огромный русский спектакль, в котором я задействовал огромное количество актеров, то есть практически всю труппу Губернского театра. Получился такой мир Островского на сцене. Такой богатый, роскошный мир Островского. Но это классический спектакль, классическая постановка.
Потом были и по Лермонтову, и другие постановки, которые были все-таки в классическом театральном жанре.
Недавно у нас был предпремьерный показ Астафьева «Веселый солдат», довольно-таки жесткое произведение о войне. Правда о Великой Отечественной войне. Очень жесткое произведение. Тем более зная, как Астафьев относился и к Жукову, и вообще ко всей власти – довольно-таки серьезно и жестко. Но это Астафьев, господа! Виктор Петрович Астафьев имеет право сказать о войне и о русском народе абсолютно правдиво, по-настоящему хлестко. Очень сложный материал. Я надеюсь, что мы порадуем этим произведением и белорусского зрителя этим произведением. Приедем с Губернским театром и покажем и эту постановку, которая, мне кажется, заслуживает особого внимания.

Что касается «Сна разума» - это фантасмагория. Я бы сказал, Cirque du Soleil по размаху, по масштабу.

Это Cirque du Soleil плюс драматический спектакль. Потому что, играя главную роль, конечно, я рассказываю судьбу своего героя, своего персонажа. Аксентия Ивановича Поприщина, российского чиновника.
То есть это соединение драматического искусства с цирковой феерией, потому что на сцене есть огромный мост, актеры и танцоры, которые передвигаются по этому мосту и спускаются на специальных лонджерах. Я сам летаю по залу.

Егор Хрусталев:
Перевезти эту всю декорацию в Минск очень сложно.  

Сергей Безруков:
Я очень благодарен, на самом деле, прокатчикам и принимающей стороне, потому что вывести – это дорогое удовольствие. Но это того стоит. Это праздник. Огромный, сумасшедший праздник, в котором фантазия моего героя, который сходит с ума. С одной стороны, это все про нас, все абсолютно про Россию, про российского чиновника.

Егор Хрусталев:
Даже сейчас?

Сергей Безруков:
Абсолютно. Там тексты, которые сейчас звучат современно.

Николай Васильевич Гоголь – гениальный автор на все времена.

Допустим, там есть текст, который я произношу, а в зале просто шок, потому что он попадает в нас сегодняшних и во все, что происходит вокруг нас именно сегодня: «Я не помню, как зовут цирюльника с Гороховой, но достоверно известно, что он вместе с одной повивальной бабкою хочет по всему свету распространить магометанство. И оттого, говорят, во Франции большая часть народа признает веру Магомета». В зале на это люди аплодируют. И понимаешь, что это все про нас сегодняшних. Все абсолютно.
Вот этот бунт маленького человека. Чувство собственного достоинства, которое есть у моего героя (он дворянин). Чувство собственного достоинства, которое было и у Гоголя. Говоря о маленьком человеке Гоголя, я каждый раз говорю о чувстве собственного достоинства. И когда человека начинают унижать, он поднимает бунт в защиту своего собственного достоинства. И в какой момент он сходит с ума? Или он уже сошел с ума? Я решил залезть в голову человека и попытаться посмотреть на мир его глазами, глазами моего героя Поприщина. Вот как он видит окружающий мир изнутри. Либо он проснулся во сне, либо все это сон. А во сне, как вы сами понимаете…

Егор Хрусталев:
Скорее всего, сон, судя по названию.

Сергей Безруков:
Я не знаю. «Сон разума», если вы помните, это картина Гойя. И описание этой картины: когда разум спит, фантазия в сонных грезах порождает чудовищ, но в соединении с ним становится матерью искусства. Действительно, когда разум спит, фантазии в этом спектакле и того количества чудовищ, которые вдруг возникают…  

Произведение мистическое, страшное порой. Поэтому и ставим ограничение 16+,

понимая, что все-таки в 16 лет молодые люди уже могут воспринимать довольно-таки страшную действительность. Вернее, не действительность…  Хотя тут можно спорить. Для литературоведов и больших поклонников творчества Гоголя здесь будет очень много таких подарков, которые я зашифровал. Здесь будет много всего. И знаменитые спагетти Николая Васильевича Гоголя, которые он очень любил, пытался ими кормить своих приятелей и друзей здесь, в России, но это не прививалось тогда, в 19 веке, в России, случилось гораздо позже. А он любил спагетти и привез их в Россию. Все, что по Гоголю нам известно, здесь представлено – и знаменитые черти, и бесы. Порой очень страшно, и, в то же время, во сне и не такое может присниться. А с другой стороны, может быть это реальность? Может быть, это наша с вами реальность?

Егор Хрусталев:
Позвольте вопрос о Гоголе. Для большинства ваших поклонников легко вас представить в образе Есенина. Вас приняли и в образе Пушкина, и в образе Высоцкого. И у них, между прочем, есть достаточно немало общего. Это и бунтарство, и лиричность, и хулиганство в какой-то степени. Но Гоголь… вы знаете, ему приписывают чуть ли не роль первооткрывателя такого жанра, как фэнтези ужас. Значит ли это, что ваш собственный взгляд на мир в эту сторону тоже двигается.

Сергей Безруков:
Нет. Для меня, на самом деле, Гоголь – один из великих писателей, который говорил о России с такой искренностью, с такой болью. У него

потрясающие образы русских чиновников, помещиков, вообще русский тип у Гоголя описан потрясающе.

Причем таким потрясающим языком, на котором мы с вами уже порой не говорим в этой жизни. Я понимаю, что мы теперь два разных государства, тем не менее, мы все равно говорим на одном языке. И спасибо, что в Беларуси еще помнят русский язык, еще на нем говорят. Огромное спасибо от меня, как русского человека, что помните, и мы с вами говорим на русском языке. Но я отношу эту историю к тому самому русскому языку, когда он был действительно настоящим русским языком. Не наш советский язык, не язык смс-сообщений и сообщений в Твитере, на котором мы сейчас с вами общаемся, общаемся у нас в России. А потрясающий русский язык, на котором общались тогда, в 19 веке. Так вот язык Гоголя – это тот самый потрясающий русский язык 19 века. Вот язык, который я люблю.

Егор Хрусталев:
А мистицизм? В отличие от романтизма Есенина.

Сергей Безруков:
Думаю, здесь на самом деле мистика тоже есть. А в «Черном человеке» разве это не присутствует в Есенине? Многие, кстати, кто посмотрел, сказали, что здесь что-то есть и от «Черного человека», хотя это никак не сочетается – произведения Есенина и Гоголя. Но все равно что-то есть и от «Черного человека», есть и мистика, есть те самые бесы, которые окружают моего героя Поприщина, а, может быть, это те самые бесы, которые искушают его сознание, его разум? Или, наоборот, тот самый бес, который уничтожает разум человека. Или те самые подспудные, потаенные слабости человеческие, пороки, которые заложены в подсознание, раскачивая человека до сумасшествия. В конце – это ад, в который попадает мой герой в своем собственном сознании. Это ад. А что такое сумасшествие? «Не дай мне бог сойти с ума. Нет, легче посоха и сума». – Это уже Александр Сергеевич Пушкин. Так что здесь очень много связи совершенно фантастической. У Александра Сергеевича Пушкина с Гоголем отношения сложные были, а уж в самом произведении «Записки сумасшедшего» есть упоминание Александра Сергеевича Пушкина. Там есть эпизод, в котором герой Поприщина говорит: «Душеньки часок не видя, Думал, год уж не видал; Жизнь мою возненавидя, Льзя ли жить мне, я сказал». Хорошие стишки. Надо будет переписать. Должно быть, Пушкин сочинил». Конечно, это не Пушкина сочинение, но от Гоголя это такая острота в адрес Александра Сергеевича Пушкина. Это, конечно, не Пушкин. Но, тем не менее, он даже герою зашифровал. А уж тем более, если вспомнить Хлестакова, то «с Пушкиным на дружеской ноге». Все-таки какое-то соперничество, но в то же время какая-то вот такая

совершенно магнетическая связь Пушкина и Гоголя существует. «Гоголёк», как его называл Пушкин.  

Егор Хрусталев:
Сергей Витальевич, говоря о «Черном человеке», позвольте такой вопрос. Мир сейчас переживает не самые простые времена. Знаете, разные стороны, идеологические машины запросто приклеивают ярлыки 100-процентного зла целой стране, людям, лидерам. Актеры очень любят, даже больше любят играть отрицательных персонажей, поскольку в них можно больше найти каких-то черт. И очень многие отрицательные персонажи становятся даже любимыми. Вот зло в чистом виде – это возможно? Есть такие примеры, по-вашему?

Сергей Безруков:
Не знаю. Наверное,  во все времена играли. И были актеры, которые играли абсолютное зло. Даже Милляр, довольно забавный и смешной персонаж, везде играл такое абсолютное зло – что Баба Яга, что черти гоголевские, если вспомнить «Вечера на хуторе близ Диканьки». Там Милляр сыграл черта, на котором кузнец Вакула летал за черевичками в Санкт-Петербург. Вы знаете, я отношусь к этому довольно сложно.

Мне кажется, играть 100-процентное зло – да ну…  Это как раз неинтересно.

Человека сложной судьбы и сложного характера интересно играть актеру, потому что в кристально положительном персонаже и зацепиться не за что в характере. Когда идет борьба внутри, когда есть и падение, и взлет, играть гораздо интереснее. Мне кажется, и в жизни тоже. Если абсолютно все ровно, скучно жить. Потому что жизнь полна разных событий, и в этом и жизнь, мне кажется, на самом деле.

Когда ты постигаешь самого себя, когда ты преодолеваешь или, ошибаясь, вновь встаешь, идешь. В этом, мне кажется, жизнь.

Мы пытаемся в этом сложном мире, в этом мире черного пиара, в мире, в котором люди оскорбляют друг друга практически сразу, сходу, мы пытаемся сохранить чувство собственного достоинства. Вот что самое важное. Господа, сохраните чувство собственного достоинства! Даже при великой бедности, как мой герой Поприщин: «Достатков нет, вот беда!» Но сохраняет собственное достоинство. Потому что бес в какой-то момент может именно сюда ударить очень сильно. И в результате мой герой превращается в испанского короля. Ему дают шанс. И он надевает мантию, огромную мантию лукавого, и он в конечном итоге превращается… Да, он ведет борьбу с этим бесом, но бес только этого и ждет. В итоге мой герой сходит с ума и попадает в ад на шествие. Но надежда есть. Во спектакле есть надежда.
Да, это очень яркое зрелище, сумасшедшее абсолютно по фантазии. Понятно, что поле для меня огромное, потому что в этой фантазии можно все, что угодно придумать. Потому что фантазия сумасшедшего человека. А взглянуть его глазами, посмотреть на мир, тут можно все, что угодно!

Егор Хрусталев:
Позвольте в финале такой вопрос. Я знаю, что в вашем театре уделяется особое внимание зрителям с ограниченными возможностями. И даже вы впервые на постсоветском пространстве демонстрировали

спектакль для людей слабовидящих и невидящих вообще. А как происходит этот спектакль?

Сергей Безруков:
Тифлокомментирование. Я думаю, что вполне возможно, что я просто попрошу, чтобы наши специалисты сделали такой вариант, допустим, для этого спектакля, для «Сна разума», и привезли в Минск, показали, что это такое. Потому что, мне кажется, для белорусского зрителя, это было бы интересно. Я думаю, что такая же потребность существует и в Беларуси. «Беларусь» - я скажу правильно.

Егор Хрусталев:
Вы всегда с такой теплотой относитесь к Беларуси.    

Сергей Безруков:
Да, я стараюсь. Когда меня поправляют и говорят не «Белоруссия», а «Беларусь», я говорю: «Вы уж простите меня Христа ради, но я родился в 1973 году, всю жизнь говорил «Белоруссия», но хорошо, я скажу, чтобы никого не оскорблять». 

Егор Хрусталев:
Да на самом деле никто на это особо внимания не обращает.  

Сергей Безруков:

Я Беларусь искренне абсолютно люблю.

Люблю бывать в Минске. Мне очень нравится этот город. Вообще просто люблю Беларусь. На Нарочь когда я ездил, потрясающие дороги. А Мирский замок! Там мы снимали кино. Для меня это просто потрясающе, потрясающая страна, замечательная.
Так вот самое главное, что, наверное, хотелось сказать: театр наш доступный для всех в прямом смысле этого слова.

Егор Хрусталев:
Кто-то описывает, что происходит?

Сергей Безруков:
Это тифлокомментатор. Это специально обученный человек, специалист.  У нас в театре 5 специалистов, которые прошли обучение, в том числе Ирина Безрукова.

Егор Хрусталев:
Актеры могут обучиться этому?

Сергей Безруков:
Да. И это была идеи Ирины, я поддержал ее. И в нашем театре теперь есть такая услуга. У нас есть специальная рубка. Спектакль готовится заранее. Вся пьеса раскладывается на реплики. Существует запись спектакля. И буквально по минутам все раскладывается. Комментарий должен быть точно представлен в паузе. Нельзя накладывать на реплику артиста, потому что человек незрячий слышит информацию, слышит, что происходит на сцене. Реплику он слышит, ему очень важно описать, что происходит конкретно на сцене: кто-то подошел, взял какой-то предмет и т.д. То есть попытаться воссоздать визуальный мир для человека незрячего. И, главное, не помешать актерскому восприятию.

Егор Хрусталев:
Нигде в России этого нет?

Сергей Безруков:
В России это есть, но, к сожалению, не в таком количестве пока. Есть уже наши продолжатели. Я надеюсь, что их будет больше.

Егор Хрусталев:
Спасибо за теплые слова в адрес нашей страны. Поверьте, что вас очень любят и ждут. Будем рады вас видеть!

Егор Хрусталев:
Спасибо большое!