Это место, какие бы перемены не происходили вокруг, никогда не утратит трагичного шлейфа. Не так давно белорусская столица принимала гостей в связи со скорбной датой – 75-летием со дня уничтожения Минского гетто.
Это место, какие бы перемены не происходили вокруг, никогда не утратит трагичного шлейфа. Не так давно белорусская столица принимала гостей в связи со скорбной датой – 75-летием со дня уничтожения Минского гетто.
В июле 1941 года по указу немецкой полевой жандармерии все евреи должны были переселиться в отдельный район – от Заславской до кладбища на Сухой.
Всего фашисты окутали колючей проволокой более 40 улиц площадью в 2 квадратных километра. Сто тысяч человек вдруг стали не такими, как все.
Среди них была и Фрида Рейзман. «Она видела то, что не должен видеть ребёнок…», – плакаты с изображением минчанки висели даже в берлинском метро. Спустя 75 лет после страшного геноцида, в памяти то и дело всплывают жуткие картины.
От страха во время погромов у тогда 7-летней девочки отключалась память. Но колонна на Республиканской – до сих пор перед глазами.
Фрида Рейзман, узница Минского гетто:
Во дворе хлебозавода стена была, было много людей, холодно, дождь. Немец хлестал, с нагайкой ходил, всех на колени поставили, и когда закончился погром, мы поселились вот здесь, в деревянном доме,
у нас была 7-метровая комната и 6 человек.
Александр Долговский, историк, координатор проектов Исторической мастерской имени Леонида Левина:
Один из крупнейших погромов – это октябрь 41-го года. Белорусских евреев расстреливали на Тучинке. Это в районе Кальварии. Свыше 10 тысяч. После первого погрома многие начали делать «малины», схроны, двойные стены, где можно было спрятаться всей семьей, но нацисты быстро научились находить, они приходили с собаками, кидали гранаты.
В такой «малине» Фрида пряталась во время 4-дневного погрома на улице Танковой.
60 человек лежали вплотную друг к другу под низкой крышей. Многие заключенные умирали от голода и эпидемий.
В домах не было окон, электричества и воды. Тех, кто посильнее, отправляли на принудительные работы. Расчищали снег на вокзале, ремонтировали обувь, сортировали одежду убитых земляков… Однажды Фрида оказалась вместе с мамой Дорой на хоздворе дома правительства…
Фрида Рейзман:
Там был немец Макс. Он был, как шарик – маленький, с таким пузом. Он держал кроликов, показывал, чтобы мама чистила эти клетки, рвала траву и кормила этих кроликов.
Александр Долговский:
2-3 марта 42-го года произошла акция уничтожения. Приблизительно 5 тысяч минских евреев было вывезено в Койданово и расстреляно. А те, кто сопротивлялся, были убиты и… Слово «похоронены» – не подходит. Скинуты в яму.
Фрида Рейзман:
После погрома снимали на камеру, как раздавали детям булочки. А потом этих детей привезли сюда и всех расстреляли!
О невиданной жестокости сегодня кричит символичный мемориал «Яма». А на былом еврейском кладбище навсегда останется память о депортированных узниках из Германии, Австрии и Чехии.
7 тысяч евреев привезли в Минск после первого погрома из Гамбурга. Они были одеты с иголочки, с полными чемоданами вещей, которые быстро прибрала к рукам минская служба безопасности.
В 42-м прибыло еще 14 эшелонов с западными евреями, прямо с вокзала их отправляли в лагеря смерти…
Александр Долговский:
7,5 тысяч минских евреев и 3,5 тысячи западных евреев были убиты в душегубке. Приезжали на территории гетто, здесь загружались заключенные и везлись на поля Благовщины. Там водитель выходил, присоединял шланг выхлопа к этой герметической кабине и включал двигатель на 10-15 минут.
За душегубками шла ещё одна машина с евреями из гетто, которые уже разгружали трупы из этой душегубки.
Сегодня в парке на Сухой в память о поломанных судьбах евреев установлены стол и стул. Так архитектор Леонид Левин выразил свою скорбь.
Трагическое эхо отзывается и в этом старом доме, на углу Сухой и Коллекторной, где прятались в подвале во время погромов. Дом отстроили в 2003 году, когда в память о Минском гетто открыли Историческую мастерскую-музей.
Александр Долговский:
Мы сделали учебное пособие для школ, где на примере судеб рассказываем о специфике нацисткой политики.
Фрида Рейзман:
Все войны, вместе взятые, не стоят одного часа жизни человека на Земле. Как может человек убивать человека?!
Сегодня лишь 10 человек могут рассказать о том, что происходило за колючей проволокой. Их воспоминания – самое ценное, что могут они оставить после себя. И не важно, сколько времени пройдёт с тех пор. Главное, чтобы память была жива всегда.