«Конец 70-ых – там ноль был выживаемости!» Алейникова рассказала об успехах детской онкогематологии

Врач откровенно рассказала о себе и своей работе в программе «В людях».

Вадим Щеглов, ведущий СТВ:
Вы сказали, что в 90-ые из 100 пациентов 90 умирали. Сегодня из 100 пациентов 90 живут. За счёт чего?

Алейникова о РНПЦ детской онкологии, гематологии и иммунологии: «Мы всегда были под патронажем Президента»

Ольга Алейникова, главный научный сотрудник, научный руководитель РНПЦ детской онкологии, гематологии и иммунологии:
За счёт много очень. Во-первых, за счёт того, что мы перешли на абсолютно другие схемы лечения, протоколы лечения. В 90-ых годах мы начали использовать сначала немецкие протоколы лечения. Они были принципиально другими. Во-первых, у нас не было никаких протоколов раньше. Были отдельные медикаменты, которые применялись периодически, и выживали, действительно, единицы. А когда я пришла, вообще, в детскую гематологию, это были не 90.

Я в 1975 году закончила институт, это был конец 70-ых годов – там ноль был выживаемости. Ноль. Вообще, ноль! Ни один ребёнок не выжил с тех пор. Но все медикаменты, которые мы начинали использовать уже в 80-ых годах, они ведь создавались только в 60-ых. Это были фактически новые препараты. И мы постепенно их внедряли. Поэтому к 90-ым годам мы имели 10%. К нулевым годам мы улучшили сразу выживаемость у этих детей до 55%. И это был рывок колоссальный.

Но пришла другая беда. В каком плане? Да, мы часть вылечивали, но мы очень много хоронили за счёт токсичности, за счёт того, что протокол настолько жёсткий, что дети умирали очень часто от инфекции, а не от самого заболевания. Потому что (и это вторая часть, почему мы улучшили), потому что у нас много чего не было, помимо вот такого волшебного протокола лечения острого лимфобластного лейкоза.

У нас тогда не было одноразового инструментария – в Советском Союзе и в начале наших 90-ых годов. У нас не было очень много медикаментов сопроводительной терапии, у нас не было очень много лабораторных исследований, которые крайне необходимы для того, чтобы вести такой токсичный протокол. И был придуман не мною, я потом вступила несколько позже, а профессором Карачунским в Москве и профессором Хенце из Берлина, они придумали такой протокол, который назвали МБ (Москва – Берлин). Наша команда вошла в этот протокол МБ.

И вот с 2002 года мы применяем этот протокол. Но он каждые 5 лет меняется. И вот уже в изменениях этого протокола я принимаю непосредственное участие, я как бы являюсь заместителем руководителя этого протокола – профессора Карачунского. И мы с ним вдвоём, и плюс профессор Хенце – мы являемся руководителями этого протокола. Сейчас уже версия 2015 года идёт. И в результате на сегодня, за последние два года в Беларуси 90% – это бессобытийная выживаемость, а общая выживаемость – 95.