Анастасия Макеева, корреспондент:
1 758 жизней дотла. Судьба, навсегда застывшая в огне. Деревня Ола – это 12 Хатыней. История без срока давности и рана, которая никогда не заживет.
Анастасия Макеева, корреспондент:
1 758 жизней дотла. Судьба, навсегда застывшая в огне. Деревня Ола – это 12 Хатыней. История без срока давности и рана, которая никогда не заживет.
Эту деревню вы не найдете на карте Светлогорского района. До войны в Оле было 34 дома. Жили не тужили, сплавляли лес. Когда фашисты стали лютовать, создавать лагеря, угонять на принудительные работы в Германию, на глухой островок посреди болот стали стекаться люди, чтобы не попасть в кабалу. К тому же рядом проходила линия фронта. Освобождение было не за горами. В декабре 1943 собрались почти 2 тысячи человек из 12 населенных пунктов. В домах ютились по 50 человек. Но случилось так, что на мосту застрелили немца. Значит, пожара не миновать.
Наталья Гавриленко, младший научный сотрудник Светлогорского историко-краеведческого музея:
Перед этим немцы сделали облавы по деревням, подталкивали людей: «Идите в Олу». 14 января здесь престольный праздник, люди пришли 13-го вечером, чтобы просто переночевать в домах, чтобы испечь хлеб, взять какие-то вещи. Немцы тоже знали, что чтят такие праздники – на рассвете немецко-фашистский карательный отряд окружил деревню со всех сторон.
Татьяна Колейчик, жительница деревни Мольча:
Стали собаки брехать, залезли на дерево хлопцы, мужчины, говорят, что горит Ола, вся. И кто куда пошел убегать.
6 утра, лютый мороз, собачий лай, зарево. Эти воспоминания для Татьяны Семеновны ножом по сердцу. Вместе с братом и маленькой сестричкой остались сиротами, укрывались в лесу неподалеку. Построили «курани», сушили вьюнов, ходили в Олу за картошкой, пока не застонала земля и не накрыло пламя. Дедушка и дядя пошли на разведку.
Татьяна Колейчик:
Заходят в хату, построчат с пулемета, тогда подпаливают и стоят ждут, кто выскочит или нет. Если нет – идут дальше. Атрохим упал в погреб, он обгорел. И я говорю: «Чем вы лечились? Как лечили?» А тогда били бобров, жиром мазали. Одна девка Шура, так у нее вся семья погибла. Дым постелился, и она из него выползла и осталась жива, а так там мышь не могла пройти. И потом, когда спалили Олу, пошла облава по лесу с собаками, моего дядьку и деда догнали и убили, а если бы нас он взял с собой, то и нас бы убили.
Анастасия Макеева:
Эта стела символизирует сарай, куда сгоняли местных жителей 14 января 1944, тех, кто пытался сбежать, догоняли пули, а тех, кто прятался в яму, находили собаки.
Детей и стариков палили заживо. От жертв остался лишь пепел. Уголок Полесья навсегда одел черный платок. Боль. Крики. Безысходность. Ужасы застыли в камне. Мемориал кричит о трагедии. В ответ – тишина. Красная плитка разливается как кровь. Разломанные калитки – сломанные судьбы. На порталах – цифры на сердце – 950 детей, 508 женщин, 200 стариков. Силуэты ни в чем не повинных людей, души которых улетели в небо с журавлями.
Наталья Гавриленко:
76 лет не зарастало ни лесом, ни кустарниками, как будто сама природа хранила память. Скульптура Игоря Зосимовича называется «Молитва», чтобы создать скульптуру, автор расколол ее на две равные части и сделал в виде человеческих ладоней протянутых в молитве к небу. Еще одна удивительная работа «Не стреляй», маленькая девочка подняла ручку и просит: «Дяденька, не стреляй в мою подружку-куколку». Но посмотрите, три пули пронзали куколку, а четвертая попадает в девочку.
В центре мемориала портрет старейшины – Дикун Александре Семеновне было 110 лет. Никого не пощадили каратели. Черная полоса на намитке – знак обреченной. Сергей Голицын, офицер 74-го военно-строительного отряда, попал в Олу в первый раз в марте 1944 года, чтобы проложить лежневку. В пекле выжили только печи. Погреба были набиты останками незахороненных людей.
Наталья Гавриленко:
Приехали специальные войска, стали выносить останки людей, один из трупов оказался то ли девочки, то ли мальчика, опознать было невозможно, уцелели только ножки в холщовых анучках и новых лыковых лапоточках. Ксения Тимофеевна Курлович – жена бухгалтера колхоза, попросила у немцев сгореть в своем собственном доме. Она идет к своему дому, а за ней бежит фашист с баллоном за спиной и поливает ее бензином. Даже немцы были удивлены мужеством женщины, перестали смеяться. Офицер медленно достает пистолет, чтобы выстрелить, но в это время Ксения Тимофеевна вступает на порог собственного дома и вспыхивает как факел, исчезает в дверном проеме.
9-метровый поклонный крест и колокол – дань погибшим. Мемориал «Ола» стал всенародной стройкой. Откликнулась вся Беларусь. Первый памятник появился на братской могиле еще в 1958 году. Но при возведении мемориала скульптуру коленопреклоненного солдата заменили на новую.
Наталья Гавриленко:
27 января 1944 года сюда пришли солдаты 41-й стрелковой дивизии 48-й армии. Что же увидели простые солдаты? Было страшно, потому что останки людей не были захоронены, собрали останки людей, похоронили здесь на пригорке. Здесь же похоронено 495 солдат и офицеров Красной армии, которые умерли от ран и погибли рядом с Олой. Всего захоронены на данный момент 2 253 человека.
Только на гомельщине оккупанты стерли в порошок 1 452 населенных пункта. Ола возродилась, спустя пару лет был 21 дом. Но жить с эхом боли было невозможно. Люди разъехались. Скоро зацветут яблони сорта «Ола». Как символ продолжения жизни.
Наталья Гавриленко:
Сергей Голицын был в Оле весной 1944 года, офицер 74-го военно-строительного отряда был в Оле мимоходом к линии фронта. Ничего в Оле не было, даже дороги. Именно здесь на окраине стояла молоденькая яблонька, она была вся черная, веточки обгорели, но одна ветка уцелела и расцвела белым цветом. Боже, сколько в тебе силы и красоты, ты даришь свою силу и красоту каждому проходящему мимо солдату. Он написал очерк «Яблони – ветки Беларуси», который посвятил событиям той страшной зимы 1944 года.
Татьяна Колейчик:
Вот и лес, и опушка, за ней – деревушка.
Слышны крики и стоны людей.
Там фашистские гады бьют и жгут без пощады беззащитных стариков и детей.
Пусть запомнят же гады – им не будет пощады,
Мы за Родину-Мать отомстим.
И в лесу, и на поле мы запомним Заполье.
И Олу мы забыть не дадим.