Как Леонид Щемелев стал знаменитым благодаря Елене Аладовой, рассказали в документальном проекте «Тайны Беларуси».
За что только не метали копья в Аладову. Главный упрек – большой акцент на русском искусстве. Иметь в коллекции Сурикова, Айвазовского и Шишкина в те годы считалось эталоном.
Борис Крепак, заслуженный деятель искусств Беларуси:
Ее за это даже в Беларуси критиковали, так она и для белорусского сделала. Если бы не она, то, может быть, и не знали бы, что у нас есть Бялыницкий-Бируля.
Надежда Усова, ведущий научный сотрудник Национального художественного музея Беларуси:
Фактически она вернула его в свою страну. Почувствовала по колориту Бялыницкого-Бирули, по мягкости живописи. Он остается белорусским художником с белорусским кодом, несмотря на то, что всю жизнь жил в России.
Эта история началась еще в 1944-ом. Тогда Аладова готовила выставку к 25-летию БССР. Искусствовед с головой ушла в поиски художников с белорусскими корнями и первым, кому предложила персональную выставку, оказался Витольд Бялыницкий-Бируля. В те годы художник живет за границей и выставляется по всему миру.
Надежда Усова:
Благодаря связям на уровне высших партийных деятелей, он был приглашен в 47-ом году в Минск, поселен в партийной резиденции. Это сейчас «Белая дача» в Курасовщине, где к ним была приставлена прислуга даже, дан личный автомобиль Пономаренко, и Витольд в течение двух месяцев написал здесь около 40 этюдов.
Белорусское искусство нуждалось в своем «живом классике» и Аладова сделала все, чтобы мастера короновать. В 44-ом Бялыницкий-Бируля первым в истории страны получает звание народного художника. А спустя несколько месяцев ему предоставляют загородный дом на исторической родине. В конце 40-х он объявляет себя белорусским художником и готовится к переезду.
Планы нарушит смерть дочери и последующий инсульт. Про художника вскоре забудут. И лишь после смерти в июне 1957-го право его на наследие заявит Беларусь. Аладова ведет переговоры с вдовой живописца. И вскоре покупают всю коллекцию и обстановку загородного дома. Эту историю коллеги директора до сих пор вспоминают как страшный сон.
Елена Шапошникова, ведущий научный сотрудник Национального художественного музея Беларуси:
Это была дача на озере Удомля – дача «Чайка», Тверская губерния. Нужно было все это вывезти оттуда. Константин Иванович Федоришкин тогда как раз начал работать, и он туда поехал, ему сказали, что он должен тут ждать, паковать все, приедет за ним машина.
Константин Федоришкин, сотрудник Национального художественного музея Беларуси (1970-1990 г.):
45 дней я там просидел. Нет, нет, машины нет. Я говорю: «Елена Васильевна, у меня уже все, еще бы два дня вы не приехали – я бы кота съел». Пошел за шесть километров на завод, купил колбасы, которой отравился, три дня лежал. Хорошо, дед ко мне приезжал, привез мне какую-то курятину, наверное, от Петра Великого.
Приключения на этом только начинались. Машину прислали через месяц. Но по осеннему бездорожью она проехала всего пару километров. Выручили геодезисты. Начальник участка согласился помочь в обмен на дрова. Благодарная вдова художника дала пару досок и была такова. Разгневанный Федоришкин распорядился распилить сарай и во что бы то ни стало рассчитаться с благодетелями.
Константин Федоришкин:
Приезжаем сюда, во двор загнали машину, приходит Елена Васильевна, она сидит и говорит: «Ай-ай-ай, Константин Иванович, никогда не думала, что вы такой». А я говорю: «В чем дело?». Она уже позвонила и сказала, что я вот такой, ну, а я заплакал и пошел. Из кожи вылазил и вот такое.
Как выяснилось позже, проговорилась вдова художника. Когда страсти поутихли, Аладовой пришлось извиняться лично. Музей скупил коллекцию из трех сотен полотен. Елена Аладова добилась своего и поставила вопрос ребром – стране нужен музей имени мастера. Хождения по высоким кабинетам сделали свое дело.
Иван Миско, скульптор, народный художник Беларуси:
Тогда жена Бялыницкого-Бирули вместе с Еленой Васильевной каждому секретарю ЦК подарила по одной работе для того, чтобы они помогли в создании музея. И на такое приходилось идти.
Еще одна живая легенда – Леонид Щемелев. Сегодня полотна художника украшают сокровищницы самых известных коллекционеров мира. А в ноябре 58-го – никому неизвестный выпускник худфака оказался на грани провала. Госкомиссия завернула дипломную работу – картину «Свадьбу». Против высказались мэтры искусства. Экзаменаторов раздражало буквально все: размер холста, идеологические проколы, краски, манера письма. Тройку Щемелеву поставили лишь из жалости. Долгой была дорога полотна и к музейным стенам.
Леонид Щемелев, народный художник БССР:
Как-то собрались ребята выпить, и среди нас человек говорит: «Пойдемте отсюда ко мне, есть мастерские». Я в уголке увидел мусор и опознал свою работу. Я решил зайти в музей, обратился к Елене Васильевне, что так и так, вот моя работа – я ее нашел на мусорном ящике. Она молчит, ничего не говорит, а потом – «Неси сюда».
Через несколько месяцев Леонид Щемелев внезапно получает гонорар за холст – 700 рублей он потратит на первую мастерскую. А полотно с тех пор так и пропишется в художественном.
Для молодых художников Аладова и мать, и наставник, и подруга. К ней сломя голову бежали за любыми советами.
Иван Мисько:
Большинство художников приглашали ее к себе, показывали работы, советовались с ней. И она или даст добро, или нет. Она как хозяйка, ее понимали, слушали и уважали.
Алиса Наркевич, сотрудник Национального художественного музея Беларуси (1960-1985 г.):
О ней очень тепло отзывались, особенно молодые художники, творчество которых несколько отличалось от творчества старейших белорусских художников.
