Егор Дружинин, хореограф и наставник популярного телевизионного проекта «Танцы» в программе «Простые вопросы» с Егором Хрусталёвым.
Егор Владиславович, большое спасибо, что нашли время на это интервью. Проект «Танцы» очень популярен в Беларуси, и очень много ребят принимало участие в кастингах. И вокруг кастингов, которые проходили в Беларуси, был большой ажиотаж. Но я, готовясь к нашей встрече, узнал, что Вы в определенный момент после телевизионного опыта таких проектов, как «Фабрика звезд» и многие другие, решили с телевидением больше не связываться. А потом, всё-таки, «Танцы». Что Вас разочаровало в телевидении и почему Вы согласились?
Егор Дружинин, хореограф:
Это долгий разговор. Телевидение – это, на мой взгляд, искусство. И каждый должен заниматься своим делом.
Мне кажется, что телевидение – это тот вид искусства, где такие люди, как я, уживаются с трудом.
Приживаются с трудом. Может быть, Вам неизвестно, но у меня за плечами еще опыт работы в качестве продюсера на одном из каналов. И я могу сказать, что это был тяжёлый опыт. Но если бывают опыты тяжёлые, но приятные, то этот был тяжёлый и неприятный.
Посему можно сказать, что я, наверное, разочаровался в телевидении на каком-то этапе.
И причина, по которой я согласился принимать участие в проекте «Танцы» – единственная – это то, что этот проект связан с танцами.
Вы знаете, то ли в шутку, то ли всерьёз поговаривают, что у Дружинина есть немного африканской крови. Наверное, подразумевается какая-то особая пластичность, которая присуща людям, выросшим или имеющим кровь с африканского континента. Как Вы считаете, существует ли генетическая предрасположенность к определенным танцевальным моментам? Скажем, как люди танцуют фламенко, или танцы индейцев и людей Севера. Или это, всё-таки, вопрос культуры и воспитания?
Егор Дружинин:
Безусловно, существует некая генетическая предрасположенность к данного рода эмоции, потому что ведь танец передает именно эмоцию. И я не видел испанцев, которые бы плохо танцевали фламенко. Но это всё зависит от среды. Моя среда была сформирована джазом, и поэтому, наверное, во мне этот ген каким-то образом проснулся, проявил себя.
Хотя, конечно же, никаких кровей африканских во мне не было и нет.
Посмотрите: спортсмены рассказывают о том, что очень сложно победить спортсменов из Африки, особенно на коротких дистанциях – у них мышцы по-другому сложены. И когда любой темнокожий паренёк начинает танцевать, у него какая-то пластика… С детства абсолютно другая. Может быть, склад мышц абсолютно другой, или, всё-таки, эти ритмы?
Егор Дружинин:
Это зависит от танцевального направления. То, что могут станцевать африканцы в модерне, то, что они могут делать в афро-джазе, не имеет никакого сравнения с тем, что они, например, могут сделать в классике.
Мы, пожалуй, с Вами не назовем 2-3 балетных солистов, которые были бы темнокожими.
И это не потому, что существуют какие-то расовые предрассудки, или потому, что общество сейчас настолько толерантно, что увидеть Зигфрида или Спартака в исполнении чернокожего танцовщика – было бы несложно представить это. Но, к сожалению, есть какие-то просто анатомические ограничения. Скажем, стопы и просто анатомическое сложение многим из них не позволяет себя именно на классической сцене так проявить, как могут проявить себя иные. Хотя бывают парадоксальные примеры. Очень много же мы знаем хороших балетных танцовщиков из Японии, из Кореи. Хотя, казалось бы, они невысокого росточка. Но самые потрясающие результаты дает смешение кровей.
Люди, в которых кровь перемешивается - из них иногда выходят экстраординарные танцовщики.
Егор Владиславович, мы записываем интервью в легендарном для многих павильоне. Вы готовите третий сезон проекта «Танцы». Впереди, наверняка, много новых открытий. Но вот как Вы подбираете свою команду? Это как режиссер собирает разные краски или как селектор, который выбирает только самое лучшее?
Егор Дружинин:
Тут гораздо больше факторов.
Дело же не в том, что в команду должны войти просто сильные танцовщики.
Мы же знаем, что уже буквально с первого, со второго этапа концертов эти танцовщики начнут уходить из проекта. И будет очень обидно, что кто-то, кто мог проявить себя лучшим образом, останется за бортом. Помимо всего, они должны быть, конечно же, интересными для зрителя с человеческой точки зрения. Очень важно, насколько человек хочет попасть в команду и быть именно в твоей команде. Потому что, если он будет существовать в команде всё время в состоянии конфликта, от этого не станет хорошо ни этому человеку, ни проекту, ни команде. Ну, и последнее – это харизма. Последнее, но, на самом деле, чуть ли не первое обстоятельство.
Человек, который попадает в нашу команду, конечно же, должен обладать особенной харизмой.
Но человек с харизмой бывает очень капризный и неуживчивый?
Егор Дружинин:
Здесь нет простых ребят, уверяю Вас. Каждый из них – это достаточно сложный организм.
Вы скверный характер готовы простить за талант?
Егор Дружинин:
Да. Безусловно, конечно же. И тому есть масса примеров в истории «Танцев», когда люди с очень сложными характерами, очень сложными темпераментами.
И им прощается всё за то, как они танцуют на сцене.
Егор Владиславович, для большинства внутренний мир танца немножко закрыт по сравнению с тем, как это выглядит на эстраде, в рок-н-ролле или, тем более, в спорте, где результат более-менее может быть заметен. Проблема для многих открылась из-за художественных фильмов, к примеру «Шоугёрлз» или ещё раньше – «Весь этот джаз». Когда люди увидели, насколько внутри это всё жестко или даже жестоко. Это не преувеличение, оно так и есть? И, может быть, проблема в том, что танец, в отличие от спорта и эстрады, очень-очень субъективный момент?
Егор Дружинин:
На самом деле, всё гораздо серьезнее, гораздо жёстче.
Я, на самом деле, вообще не понимаю, как таланты иногда могут раскрываться на таких территориях, как репертуарный театр.
В котором существует своя иерархия, свои предубеждения, свои любимчики. Где всё – абсолютно всё – субъективно. Поэтому единственное, что объективно – это то, что проверяется временем. И то, что получает признание зрителя. Потому что танец – это, всё-таки, не популярная эстрада, например. В нём невозможно спеть под фонограмму, зритель всё равно видит то, что он видит. Его не обманешь: ты либо хорошо танцуешь, либо плохо.
Конечно же, можно испортить карьеру хорошего танцовщика плохой критикой.
Но, в результате зритель всё равно рассмотрит и разглядит настоящего танцовщика, и сможет его выделить из толпы посредственностей.
Мне кажется, что это сложнее, чем где бы то ни было.
Егор Дружинин:
Поэтому я говорю, что подобного рода вещи должны проходить проверку временем. Иногда признание приходит к танцовщику уже после того, как он завершил свою карьеру. А еще хуже – после того, как покинул этот мир.
Я вот, например, именно поэтому для себя выбрал стезю хореографа, а не танцовщика.
Потому что я понимаю, что я абсолютно не соревнователен.
Но Вы же начали заниматься танцами непростительно поздно, в 16 или 17 лет.
Егор Дружинин:
Да. Серьёзно – в 18 лет.
И прошли горнила всей этой американской истории. И у Вас, наверняка, были моменты, когда Вы точно так же стояли после кастинга и ждали, положат Вам руку на плечо или нет.
Егор Дружинин:
Да, так и было.
Жутко?
Егор Дружинин:
Да.
Поэтому когда я провожу кастинги, я всё время стараюсь с теплом относиться к тем людям, которых вижу перед собой.
Посмотрите, колоссальная несправедливость: человек, который поёт или играет рок-н-ролл, может играть до 70-80 лет. Спортсмен – есть соревнования в некоторых видах спорта, можно долго играть. Но танцевать в 50 – это уже нереально?
Егор Дружинин:
Тут есть нюансы. Дело в том, что профессиональные спортсмены вынуждены выступать на пике своих физических возможностей чуть ли не в ежедневном режиме. Танцовщикам с этим, всё-таки, полегче. Танцовщики, особенно в репертуарных театрах, достаточно редко выходят на сцену.
Если у хорошего солиста набирается 3-4-5 выходов за месяц – это уже очень хорошо.
Но надо же понимать: чтобы оставаться в форме, ты должен ежедневно заниматься, ежедневно репетировать. Для того, чтобы выучить серьезную партию в классическом балете, ты должен проводить огромное количество времени с педагогами и репетиторами. И физическая форма, конечно же, твоя должна оставаться идеальной, потому что…
Непростительно набрать лишний вес?
Егор Дружинин:
Тут речь даже не о весе, хотя, и о нём, в том числе. В балетных театрах с этим борются.
Очень сложно – ты можешь просто-напросто остаться без работы в один прекрасный день.
А Вы следите специально за диетой?
Егор Дружинин:
Нет, я же не работаю в балетном театре.
Но Вы так, в общем-то, в прекрасной форме, поэтому…
Егор Дружинин:
Нет, я не слежу.
Оно само всё происходит.
Егор Дружинин:
Да, наверное, это просто природная какая-то особенность.
Егор Владиславович, я не очень большой специалист в танце, но я, когда увидел Ваш проект, я понял, что что-то в жизни пропустил. Что танец так развился, что сравниться могут только, наверное, технические новшества, которые каждый день входят в нашу жизнь. Скажите, по-Вашему, откуда берутся все эти новые приёмы, новые движения. Из видео, из кино? Или это, всё-таки, такой новый культурный пласт или фольклор?
Егор Дружинин:
Я могу сказать только одно: что для нашего проекта понятие «модность» – это не пустой звук, мы пытаемся оставаться в тренде.
И всё больше и больше в танец входит режиссура, потому что просто выйти на сцену и великолепно станцевать – для этого нужна другая аудитория.
Та аудитория, которая ценит исключительно танец и ничего больше. Для этого есть специальные другие проекты, есть фестивали, телевизионные проекты на канале «Культура», например. Даже они, в том числе, экспериментируют. Экспериментируют с видео, декорационными элементами, мэппингом и так далее. Что касается нас, то у нас есть такая счастливая возможность частенько эти эксперименты реализовывать, претворять их в жизнь.
И за это, конечно, спасибо продюсерам.
Вы знаете, я видел Ваше интервью. Вы сказали, что, когда наступят тёмные дни, у Вас, допустим, ничего не будет, останется ремесло. И Вы можете выйти на улицу и бить чечётку. Я думаю, что Вы, всё-таки, немножко кокетничали. Всё-таки, на «чёрный» день Вы откладываете себе что-то, вроде режиссуры и мультипликации?
Егор Дружинин:
Нет, я не кокетничаю. Потому что то, о чём я говорю, что я имел в виду – это то ремесло, которое остаётся с тобой тогда, когда ты один на один не только с обстоятельствами, но один на один с людьми. Дело в том, что и режиссура, и мультипликация, и, скажем, литература, которой я тоже не чураюсь – это всё вещи, которые связаны, так или иначе, с людьми. Если ты пишешь – тебя должны опубликовать, если ты режиссёр, то ты должен получить приглашение от театра.
А с чечёткой не зависите ни от кого?
Егор Дружинин:
Ты сам себя навязываешь, в таком случае.
Ты выходишь на угол и танцуешь. Тот, кому ты интересен, оставит какую-то денежку в твоей шляпе. А кому ты неинтересен – пройдёт мимо. Я имею в виду именно это. То, когда ты не зависишь ни от кого.
Егор Владиславович, что, по-Вашему, самое лучшее можно сделать для своих детей?
Егор Дружинин:
Быть с ними. Это – самое лучшее.
Правда, что они, в общем, никогда и не видели «Петрова и Васечкина»?
Егор Дружинин:
Отчасти да.
Я не думаю, что кто-то из них посмотрел фильм от начала до конца.
Это специально? Или так просто случилось?
Егор Дружинин:
Нет, они просто знают о том, что такой фильм есть. И, может быть, рано или поздно, они к нему придут. Но я никогда не настаивал, а они никогда никаких желаний по этому поводу, таких специальных, не озвучивали. Более того, существует же огромное количество других интересных фильмов, которые им надо обязательно посмотреть.
А это – это всегда останется «на сладкое».
И позвольте в финале такой вопрос. Он, может быть, очень непрофессиональный, но он очень искренний. Я очень давно занимаюсь своей профессией, записываю разные интервью и, знаете, был такой период, что называется «сексуальной революции» и я записывал в 90-ые года интервью с сексологом и спрашивал: «Как можно определить наиболее темпераментного человека?» И врач мне сказал: «Это больше всего видно в танце». Вот, если Вы видите, что человек танцует, это очень темпераментно и здорово – это так и будет. И вот прошло, наверное, лет 20 и я хочу этот вопрос задать Вам. Отнеситесь к нему как хотите: серьёзно или несерьёзно. Действительно ли это так? Что это – люди совершенно особой породы?
Егор Дружинин:
Я – не сексолог, я – хореограф.
Но я Вам хочу сказать, что в танце люди проявляются, как нигде, как ни в чём другом.
Конечно же, я не достиг такого уровня совершенства, чтобы по тому, как человек танцует на сцене, сказать: капризный он, насколько он терпеливый или сильный, добрый он или злой? Но мне кажется, что, буквально уже на второй день после общения с участниками проекта «Танцы», в своей команде и даже в команде противника я уже знаю, что это за люди и чего от них можно ожидать. Они сами иногда удивляются тем прогнозам, которые мы делаем сейчас.
Большое спасибо за Ваше время, и я вижу, как всё у Вас расписано. И должен сказать, что мы в Беларуси с нетерпением ждём большого тура «Битвы сезонов». И я думаю, что это будет очень впечатляюще.
Егор Дружинин:
Я надеюсь, мы к вам приедем. Вам спасибо за беседу. Я хочу сказать, что я редко получаю удовольствие от интервью, но сегодняшнее интервью мне, действительно, пришлось по душе. И мне кажется, что журналистика должна быть именно такой. Спасибо Вам огромное, я получил удовольствие.
