«Певице нельзя быть всеядной»: солистка Большого театра Нина Шарубина о работе и личном

Новости Беларуси. В программе «Большой завтрак» – народная артистка Беларуси Нина Шарубина.

Ирина Ромбальская, СТВ:
Очень рада видеть Вас у нас в гостях. Тем более, повод есть такой серьёзный, важный – мы накануне большого юбилея Большого оперного театра. Расскажите, пожалуйста, о своих первых впечатлениях, когда Вы пришли в оперный, и как он менялся за эти годы?

Нина Шарубина, народная артистка Беларуси:
Была мечта у меня давно. Когда я, будучи ещё студенткой Академии музыки – тогда она называлась консерватория – я мечтала петь на сцене Большого театра. И когда, наконец, моя мечта сбылась, первое впечатление – я не могла поверить. Это состоялось в декабре 2002 года, я спела главную партию сопрановую в опере Верди «Бал-маскарад» – партию Амелии. Одна из самых моих любимых оперных партий. И после исполнения спектакля, я была зачислена я в труппу. Ощущения незабываемые, конечно. Потому что, когда 8 лет я шла к этому и, наконец, это свершилось, это было счастье.

Ирина Ромбальская:
8 лет – это много или мало для оперного певца? Я знаю, что путь у Вас был не такой уж лёгкий.

Нина Шарубина:
Много, да. Потому что время уходит, мы, к сожалению, не молодеем, а стареем. А творческому человеку, что певцу, а особенно – танцовщику, балерине, это время очень дорого.

«Настоящие мэтры – не помню, чтобы кто-то из них опоздал на репетицию»

Ирина Ромбальская:
Можно сказать, что у Вас тоже такой небольшой юбилей присутствия в Большом театре – 15 лет. Как менялся театр за эти 15 лет?

Нина Шарубина:
Мне посчастливилось работать ещё на одной сцене, в одних спектаклях с такими мэтрами, как, например, Савченко Аркадий Маркович, Моисеенко Николай Сергеевич, Пелагейченко Эдуард Иванович, Нагима Галеева, Руднева – великолепная певица. Я прошу прощения, если кого-то забыла – Желюк. Поэтому это – счастье, потому что немножко и времена меняются, солисты тоже меняются. И я вижу отличия в отношении к работе, к профессии. Между собой, как люди. Дисциплина. То есть, немножечко тоже меняются.

Ирина Ромбальская:
В лучшую сторону?

Нина Шарубина:
Где-то – в лучшую, где-то – в худшую. Например, мэтры такие, которых я назвала – это была непререкаемая дисциплина. Я не помню даже, чтобы кто-то из них опоздал даже на одну минуту на репетицию. Мы иногда, к сожалению, можем себе это позволить. Это не очень приятно, но, тем не менее. Вот те мастера – настоящие мэтры, как я говорю. Никогда я такого не помню, чтобы кто-то из них опоздал на репетицию. И конечно, сама жизнь театра изменилась. Очень, и в лучшую сторону.

Ирина Ромбальская:
Как Вы относитесь ко всяким новациям в театре?

Нина Шарубина:
Вы знаете, я – консерватор. И постановки люблю. Не потому, что это плохо – но я их болезненно воспринимаю, принимаю. Я консерватор по натуре, во всём.

Ирина Ромбальская:
А Вы готовы ли были принимать участие в абсолютно новых формах самых любимых героев, которых Вы бы хотели когда-то спеть?

Нина Шарубина:
Я готова. Но каждый момент индивидуален, и, например, модернизм допускается в спектакле до какой-то степени. Потому что вот великая певица Елена Образцова в интервью часто говорила, что, приезжая и видя, в каком амплуа она должна выступить в той или иной партии, она отказывалась.

«Есть партии, которые рекомендуют петь после 40»

Ирина Ромбальская:
Мне кажется, что сейчас идет тенденция, в принципе, к снижению требований к вокальным данным оперных певцов.

Нина Шарубина:
К сожалению.

Ирина Ромбальская:
А почему так происходит? Может, самородков тех самых так мало рождается? Мне кажется, всё-таки, это – дар Божий.

Нина Шарубина:
Вы знаете, я не думаю, что самородков меньше. Просто те же режиссёры – они сейчас… Просто бум такой и в Европе, и во всём мире: все хотят работать с очень молодыми певицами и певцами. И, когда певцу уже 35-36, то, по общепринятым меркам, за границей ты уже – возрастная певица или возрастной певец. Но я не совсем с этим согласна. Потому что есть партии, которые рекомендуют петь после 40 – сложнейшие партии вокальные, особенно для крепкого сопрано, для крепкого тенора. Поэтому немножко такой крен идет в омоложении, и поэтому очень часто бывает, что появляется певица на горизонте мировой оперы – очень интересная, с красивейшим голосом. А потом год-два – и она исчезает. Потому что порой соблазн велик – они берутся за крепкий репертуар, за сложнейшие партии, которые желательно бы петь, как я уже сказала, после 40 лет.

Ирина Ромбальская:
Возраст и оперная певица, дива, так скажем: когда не поздно, и когда не рано? Вы, я знаю, никогда не скрывали свой возраст.

Нина Шарубина:
Никогда. Мне сейчас 57 лет. Дело в том, что это очень индивидуально. Это зависит от организма, чисто физического состояния певицы, это зависит от обученности – насколько владеет певица школой вокальной, то есть, своим аппаратом. Наш голосовой аппарат – это, как у пианиста, рабочий инструмент. И нужно всегда думать, стоит ли это петь сейчас. Я считаю, что крепкий репертуар для крепкого голоса: 40-45 лет – это самый расцвет. Это лично моё мнение.

«Одна из очень важных составляющих состояния певицы – психологическая»

Ирина Ромбальская:
Что значит этот расцвет? На какие физические данные мы опираемся? Что можно сделать, чтобы развить?

Нина Шарубина:
Как правило, к 40 годам у певицы есть семья, как правило, она уже – мама, она – жена. Это очень важно тоже! Потому что одна из очень важных составляющих состояния певицы – это психологическое состояние. Бывает, и голос в порядке, и всё, вроде бы, но если певица боится, в чём-то не уверена, то это – огромный минус. Добавляются нервы, стресс. И порой вроде в классе всё хорошо, на сцену певица выходит и… Немножко что-то не получается. Это очень важно. А уже в таком возрасте – семья в порядке, и, как правило, певица, которая уже имеет деток, все об этом говорят, и я на собственном опыте убедилась, что голос ещё крепче становится. Потом, ты физически увереннее себя чувствуешь. И есть опыт уже. К 45 годам певица, как правило, много уже партий исполнила и в спектаклях поучаствовала. И вот эта уверенность, адаптированность на сцене – она играет очень важную роль. И если поначалу тебе кажется, что ты немножечко не совсем здоровый, и тебе это мешает – ты уже в панике. То со временем, когда появляется уверенность, ты веришь своему голосу, доверяешь, умеешь им пользоваться всё искуснее и искуснее из года в год.

Ирина Ромбальская:
Вам никогда не страшно было потерять голос и, по сути, лишиться сразу профессии?

Нина Шарубина:
Страшно, страшно. Но сейчас я абсолютно спокойна, думая о том, что я же не буду петь до 100 лет. Мне уже 57 лет и…

«Лишний вес и жир никому голоса не прибавлял»

Ирина Ромбальская:
Ещё 57 лет. Глядя на Вас, я понимаю, что это – ещё 57. Я чуть-чуть по-другому Вас представляла в жизни. Вы оказались совсем маленькой, миниатюрной, очень хрупкой при такой физической силе голоса. Я просто не представляю, где он там?

Нина Шарубина:
Очень часто мне задают вопрос, когда люди со мной знакомятся, которые очень далеки от оперы. «А где Вы работаете?», – в оперном театре. «Наверное, в прошлом – балерина?» Я говорю: «Нет».

Ирина Ромбальская:
Да, вот у меня тоже складывалось впечатление.

Нина Шарубина:
Я говорю: «Нет». И сразу меня с ног до головы... Как правило, у обывателей мнение об оперной певице – это где-то 185 см рост...

Ирина Ромбальская:
Да, несмотря на то, что в последнее время тенденция, как Вы сказали, к омоложению, действительно, красивые женщины – оперные певицы.

Нина Шарубина:
Им кажется, что оперные певицы очень крупные и полные. Я всем говорю, что лишний вес и жир никому голоса не прибавлял. Это добавляет только определённые сложности. Потому что силу голоса Боженька дает.

«Голос экспериментов не прощает»

Ирина Ромбальская:
А как Вы его сохраняете?

Нина Шарубина:
Я считаю, что я очень неплохо обучена, я владею своим аппаратом и стараюсь петь то, что для моего голоса написано. Потому что певице нельзя быть всеядной. Все мы люди живые, и какие-то гонорары, деньги – соблазны велики всегда у каждого человека, у каждого артиста, певца. Нельзя браться за то, что не совсем для твоего голоса. Потому что, вроде, и получится, но потом это аукнется. Голос экспериментов не прощает. Я, например, не очень приветствую, когда певица поёт и сопрановый репертуар, и меццо-сопрановый репертуар. Разная звукоподача. Голос – это две маленькие ниточки, очень хрупкий аппарат голосовой. И, конечно, стараться, если есть перегрузки (то густо, то пусто: и спектакль, и репетиция, приглашают сидеть членом жюри – это тоже нагрузка – по 5 часов слушать пение, и какие-то поездки), надо уметь немножко отдохнуть. Физическое состояние для певицы очень важно.

Ирина Ромбальская:
Я знаю, что у Вас есть поклонники даже из-за рубежа, которые заваливают Вас цветами. Расскажите, пожалуйста, подробнее.

«Я пела премьеру оперы «Тоска» – он специально из Хельсинки прилетал»

Нина Шарубина:
Вот у меня есть очень верный поклонник. Я не буду имя называть. Он сам родом из Беларуси, из Минска, его родители в Минске, но он уже много лет работает в Финляндии. Он – лингвист, но беззаветно любит оперу, такой настоящий меломан. Он ездит по всему миру – у него очень много командировок. Он побывал во всех театрах мира: и в Японии, и в Китае, и в Австралии. Он постоянно слушает «звёзд», самых больших мировых оперных «звёзд» живьём. То в «Метрополитэн Опера», то в «Ла Скала», и в «Ковент-Гарден»… Как мы познакомились? Я, когда пришла в театр, в 2003 году начала вводиться в один спектакль, в другой, третий. И после очередного спектакля раньше зрителям можно было выносить букеты цветов своим артистам самим лично. И выбежал на сцену высоченный парень с огромными глазами, с огромным букетом роз, в половину моего роста. Белые розы, как правило, он дарит. И сказал, что: «Мы потрясены, знайте, что у Вас есть поклонники». И подарил мне шикарный фотоальбом «Лучшие замки мира». И с подписью. И он нашёл мой телефон. Мы с ним встретились, он взял интервью для какой-то газеты. И вот с тех пор мы стали общаться и дружить. Когда он приезжает в Минск, мы обязательно видимся. Иногда он специально прилетает. Вот я пела премьеру оперы «Тоска» – он специально из Хельсинки прилетал на премьеру. Это очень приятно. Вы, говорит, артисты, порой немножечко себя недооцениваете. Он очень хорошо знает наш состав солистов. Он говорит, очень много певцов, певиц нашего театра, которые могли бы очень достойно представлять Беларусь на любой сцене мировой оперы.

Ирина Ромбальская:
А почему тогда не представляем?

Нина Шарубина:
Понимаете, у кого-то уже возраст. Сейчас, конечно, у молодых певцов возможностей гораздо больше, шире, нежели было у моего поколения. Сейчас – пожалуйста, езжай, если есть силы, есть умение. Можно пробоваться по всему свету и можно искать работу. С другой стороны, как правило, наши ребята все молодые – они ездят, и дай Бог! Потому что это и опыт, и денежка какая-то – это здорово! Но они, всё-таки, от театра родного не отрываются.

Ирина Ромбальская:
Но было бы очень грустно, если бы нам не было бы на что сходить!

Нина Шарубина:
И правильно делают. Потому что сегодня контракт есть – завтра его нет. А свой театр – это свой театр. Ты в штате, ты в любой момент можешь вернуться, потому что руководство театра всегда идёт навстречу. Многие уезжают на три месяца, иногда на два. То есть, всегда руководство театра идет навстречу. И они возвращаются, и прекрасно работают дальше.

Ирина Ромбальская:
Год юбилейный – Большой оперный театр отмечает свой юбилей. Чем будет удивлять театр?

Нина Шарубина:
Я не буду раскрывать секреты, но я скажу, что мы ждём очень много именитых оперных звезд мирового класса. Будут, конечно, и певцы, которые уже полюбились минской публике: Теймураз Гугушвили, Ахмед Агади. Это – величайшие певцы, я считаю, которые очень полюбились нашей публике. Они часто к нам приезжали, они будут принимать участие в гала-концерте. Ожидаются и ещё сюрпризы для публики.