О крупной железнодорожной катастрофе времён БССР рассказали в одной из серий документального цикла «Тайны Беларуси».
Мир! Труд! Май! Любимый миллионами советских людей праздник! Май 1977 года в Стране Советов отмечают с невиданным размахом – алые флаги, лозунги, красочная демонстрация, помпезный парад. И хоть следующий день был рабочим, в честь солидарности трудящихся он тоже объявляется выходным.
Николай Чергинец, сотрудник управления внутренних дел Минска (1977 г.):
Настроение у людей майское: 1 мая, 2 мая – выходные дни, Минск украшен, пригород украшен. Люди отдыхали, дышали майским воздухом и праздником.
Минчане массово съезжают из города на «маёвки» – выбираются на дачи и пикники. Чтобы уехать из столицы, многие выбирают самый демократичный и надёжный вид транспорта – электрички.
Николай Мультан, сотрудник транспортной прокуратуры (1977 г.):
Это было в преддверии 60-летия Октября. Весь народ трудился с большим энтузиазмом, брал повышенные обязательства. Белорусская железная дорога также была охвачена социалистическими соревнованиями. И она среди дорог СССР была одна из лучших. Наши поезда были гораздо комфортнее. Мы уже пустили несколько таких поездов, как «Белоруссия», «Минск — Москва» с повышенной комфортностью.
Молодечненское направление БЖД – одно из самых перегруженных и сегодня. Дачные кооперативы, Минское море, заливные луга, живописные леса! В этот день Столяровы, вместе с тысячей белорусских семей, выбрались за город! Отправляясь в путешествие, никто из них и предположить не мог, что окажется в эпицентре страшной трагедии.
Ирина Столярова:
Замечательный тёплый, солнечный день – 2 мая 1977 года. Мы проснулись – замечательная погода. Родители решили вывезти детей в лес из «каменных джунглей».
Сергей Столяров:
А утро началось, как всегда. У меня были новые ботиночки. И я первый раз завязал сам узел. Ботиночки были оранжево-чёрные. Так мне нравились – первый раз надел, первый раз сам завязал.
Нежданная жара не на шутку переполошит железнодорожников. Накануне штатный синоптик БЖД разошлёт сотрудникам предупреждение – из-за беспрецедентного плюса рельсы могут нагреться до рекордных 43 градусов.
Николай Мультан:
И вот этот роковой день. Надо сказать, что всё было бы нормально. Но погода несколько отличалась. В тот день температура повысилась до 30 градусов.
После отдыха на природе Столяровы с детьми возвращаются в город. Семья решила прогуляться пешком от станции Зелёное до Крыжовки.
Анна Столярова:
Поехали отдыхать в Крыжовку. Это праздники. Сын бегал, игрался. Потом решили ехать – надо же на работу собираться 3-го.
Сергей Столяров:
Я помню напиток «Буратино», который папа доставал из сетки. Знаете, как хранили раньше — в сетке в воду ставишь, чтобы он не нагревался. Сестра всё причитала, она очень не хотела ехать, с самого начала.
Ирина Столярова:
Я катастрофически не хотела ехать. У меня была температура – мне мерили даже температуру, я не сделала уроки, я капризничала, я истерила, я просила оставить меня дома.
Отдыхающие добрались до Крыжовки. Толпа дачников оккупировала перрон в ожидании ближайшей электрички.
Анна Столярова:
И мы успели на этой электричке в Крыжовку. Она долго стояла. Для этой электрички горел свет – потом мне рассказали – и она не могла ехать. И мы забежали в последний вагон. Сели с детьми – дочка заняла место на ту сторону, куда падал вагон.
К станции подают пассажирский состав – поезд «Гродно-Орша». На локомотиве тестировали передовую идею. Инженеры БЖД уверяли: прогресс дошёл до того, что с электровозом запросто справится машинист без помощника.
Николай Мультан:
Руководство Белорусской железной дороги решило ввести новшество – решили пустить пассажирский поезд под управлением одного машиниста, исключив из штата помощника. И, тем самым, это предложить, как новшество в социалистическом соревновании – что мы вот такие, и можем водить поезда в одно лицо.
Сергей Столяров:
Я помню этот тепловоз — он проехал туда, по продольному пути. Обычный, зелёный, который возит тяжеловесные составы. Тогда я запомнил, потому что машинки все меня тогда очень интересовали.
Вагоны битком, окна нараспашку – люди живо занимают проходы между сиденьями и мучительно ждут отправления электрички.
Тамара Шаланина, пассажир электрички «Олехновичи-Минск»:
Мы отъехали. Сколько метров — я, конечно, не помню. Может, метров 100-150. И вдруг остановилась наша электричка. Все немножко забеспокоились, кто-то стал в окошко выглядывать — что случилось.
Внезапно на скорости 35 км/ч пассажирский поезд врезается в хвост стоящей электрички. Ударная волна была такой силы, что локомотив разворачивает поперёк путей! Внутри тут же вспыхивает пожар, два последних вагона вместе с людьми смяты в гармошку!
Анна Столярова:
И вдруг такой удар сильный! Мы головами пробивали стёкла там. На нас были все – и сидения, и люди.
Ирина Столярова:
Потом помню удар – и тишина. Очнулась я от криков – крик, плач – и от боли. Мама, я помню, кричала. Я без сознания: «Мама, мама…» А она: «Спасите детей!» Всё, вот единственная фраза, которую она повторяла столько времени, сколько мы там находились: «Спасите детей, спасите детей, спасите детей...»
Сергей Столяров:
Я сидел у папы на руках. Наверное, это меня спасло. Потому что я, вообще, ни царапины не получил. Единственное, что я сильно испугался. Я запомнил женщину, которую вытаскивали. У неё шеи не было. Держалась только на лоскутке кожи сзади. То есть вот так вот открывалась.
Тот роковой день жители Крыжовки даже спустя четыре десятка лет вспоминают с ужасом.
Людмила Гауль, жительница деревни Крыжовка:
Было очень много людей. Два вагона последних были искорёжены. Детские коляски доставали с детьми. Много людей было погибших. Положили тут, на траву.
Первыми на помощь раненым прибегут местные. Ещё до приезда медиков и спасателей они бросятся доставать пострадавших прямо из-под завалов.
Наталья Бабицкая, очевидец трагедии, жительница деревни Крыжовка:
Мы пошли в лес за шинником, за подстилкой, как говорится, свиньям. Но мы слышали глухой такой удар. Но у нас тут стрельбище неподалёку. Мы думали, там. Но видели, что очень много людей идёт в сторону Минска.
Потом услышали крики, очень дикие крики – тут же лес рядом, всё слышно. Мы вернулись, бегом сюда вышли – тут, Боже, что делалось! То есть это не рассказать, а видеть – не дай Бог, как говорится. Короче, предпоследний вагон, насколько я помню, он был, как гармошка. А последний вагон согнулся и встал на ребра. Это я так помню. Люди лежали на перронах ещё не укрытые – даже нечем было укрыть, которых сумели достать. Уже мёртвые лежали вот так на перроне по той стороне.
Тамара Шаланина:
Потом из домов, которые прилегали к станции, стали прибегать люди. Несли кто покрывало, кто простыни, уже когда относили погибших. Их просто накрывали.
Жизни десятков пассажиров электрички в те минуты трагически оборвутся. Для тех, кто уцелел, время навсегда поделено на «до» и «после».
Ирина Столярова:
Я лежала на боку. Там мужчина, труп, просто вниз головой висел. Окно – а стекла уже не было, кровь, какие-то вещи валяются.
Были и те пассажиры, кто по счастливой случайности отделался лишь лёгким испугом. 25-летняя Тамара Шаланина вместе с братом ехала во втором вагоне – им удалось остаться целыми и невредимыми.
Тамара Шаланина:
Мы ещё не знали объёма трагедии. Но когда глянули назад, мы видели, что наша электричка стоит, но задние вагоны, приплюснутые такие, лежали на боку.
И хоть в связи с трагедией городской транспорт экстренно поменял маршруты – до города женщина, как и сотни выживших, шла пешком.
Николай Мультан:
Были направлены автобусы из города, сняты городские автобусы – большие «Икарусы». И люди выскочили на шоссе – тут же рядом. Останавливали проходящий транспорт. И забирали раненых – старались на попутном транспорте в больницы отправить.
Ирина Столярова:
Машины останавливали все. Брата в чёрную «Волгу», по-моему, посадили, я пыталась туда ещё попасть. Чтобы, хотя бы, вдвоём быть. Потому что никто не знал, кто жив, кто умер.
На место трагедии мгновенно прибывают бригады «скорой», пожарных, группа следователей. От увиденного даже у видавших виды оперативников волосы встают дыбом
Николай Чергинец тогда работал заместителем руководителя столичного главка. Начальник махнул рукой на срочные дела и в числе первых прибыл на место ЧП.
Николай Чергинец:
Картина, конечно, была ужасная. Требовала быстрого решения вопроса. И я, не дожидаясь, что кто-то появится с Минской области, сразу же взял на себя, в свои бразды руководство и координацию. Нашлись железнодорожники – местные начальники. Дал команду вызывать механизмы, чтобы можно было растащить железнодорожные вагоны. Пришли, со временем, потом тягачи мощные, пришли краны.
Разбирать завалы из искорёженного металла и человеческих останков было непросто. Чтобы идентифицировать погибших, медики на месте брали пробы крови и отпечатки пальцев.
Наталья Бабицкая:
Когда потушили вагон, автогеном резали и доставали части тел уже в мешки прямо, в большие чёрные мешки. Тут полностью оцепление было, милиция. Но это страшно было.
В Крыжовку прибывает и транспортная прокуратура. В 1977 году структура только образовалась – её штат составлял четыре человека. Возглавлял следственную группу будущий генпрокурор Николай Игнатович. Его помощник Николай Мультан к тому времени 14 лет проработал в БЖД. Опытный железнодорожник тут же схватился за расшифровку скоростемерной ленты – «чёрного ящика» поезда.
Николай Мультан:
Когда стали расшифровывать скоростемерную ленту тепловоза, то всё стало ясно. В эту ночь из Москвы приехал замминистра путей сообщения СССР. Мы думали, он возглавит служебное расследование, но здесь этого не произошло.
Под следствием долго находилась мать Натальи Бабицкой. Женщина всю жизнь проработала на железной дороге и дежурила на смене в тот роковой день.
Наталья Бабицкая:
Скорый поезд шёл. Электричка стояла здесь, уже на перроне. У неё горела букса. И она видит, что электричка стоит, но не видела, на каком пути. Она не имела права не пропустить пассажирский поезд, так как у неё на табло горел зелёный свет – это пропускной. Она обязана была пропустить. Много, конечно, очень переживали. Что, как будет – думали, что тюрьма маме будет. Но когда сделали эксперимент, оказалась невиновной.
Первые данные, проливающие свет на трагические события тех дней, были получены по результатам расшифровок самописцев. Данные «чёрных ящиков» уверяли: во время следования поезда «Гродно-Орша» машинист обнаружил падение давления масла в дизеле. Мужчина отлучился в техотсек и оставил пульт управления без присмотра. Вернувшись на место, машинист обнаружил: предвходной светофор горит зелёным, локомотивный – красным. Мужчина принимает решение продолжить движение.
Николай Чергинец:
Сразу было исключена возможность совершения диверсионного акта. Начали по ходу разбираться, что же произошло. Сразу склонялись – возможно, это виноват стрелочник. При входе на этот полустанок он мог не повернуть стрелки по рельсам путей. Затем обнаружились и неисправности в автоматике.
Это сейчас в районе Крыжовки ровный рельеф, а в 1977 году пути здесь делали крутой вираж. Машинист видел стоящую электричку, но был абсолютно убеждён – она стоит на соседнем пути.
Николай Мультан:
Машинисту деваться было некуда. Мы предъявили ему все эти данные. Но он, конечно, всё равно был очень обижен. Но его подставили, если можно так сказать, в одно лицо пустив. Но он дал согласие. Понимаете? Он мог отказаться. Он думал тоже, если руководство сверлило дырочки на пиджаках уже под ордена, если бы удался этот эксперимент, то он, конечно, тоже был бы поощрён.
Позже выяснится: к чудовищным последствиям привели не только ошибки машиниста. Злой рок, стечение обстоятельств и человеческий фактор схлестнулись в целую драму.
Тамара Шаланина:
Тогда у нас ничего не обсуждалось: у нас не было никаких аварий, у нас не было никаких трагедий. Мы жили мирно, спокойно.
Наталья Бабицкая:
В каждой семье обсуждали, а боялись, наверное, выносить в народ. Может быть, так.
Вячеслав Меньковский, доктор исторических наук, профессор кафедры истории России БГУ:
И создавалась та ситуация, в которой события, значимые для общества, но слишком не желаемые для власти, становились объектом обсуждения абсолютно кулуарного. То есть, когда люди говорили между собой, но не могли говорить об этом вслух. Ты не скажешь о таких вещах на партсобраниях, ты не скажешь студенческой аудитории, где ты читаешь лекции. Ты можешь только поговорить тихонько с кем-то. Но, естественно, это порождает мифы.
А ведь человеческие судьбы вершились отнюдь не за секунды. Цепочка трагических событий запустится за несколько часов до катастрофы! 14:00. Из-за высокой температуры на участке Молодечненской дистанции плавятся рельсы. Металл не выдерживает, стык светофора замыкает – загорается ложный красный!
Обнаружив неисправность, дежурная по путевому посту направляет на место электромеханика и мастера. И никому из руководства не сообщает про сбой.
Николай Мультан:
Устранить обычным путём неполадки не получилось. Надо было срочно удалять кусочек рельса, то есть вырезать для того, чтобы поставить прокладку, чтобы этот блок-участок работал в нормальном режиме. Прерывание движения на какое-то время – это уже нарушение графиков движения поездов и так далее. Что отразилось бы и на премиальных этих работников. Сговорились и решили пропускать поезда, включая ложный зелёный свет на входящем светофоре на станцию «Крыжовка».
К этому времени перегон успевает проехать 11 составов. В 17:00 подъедет и поезд «Гродно-Орша», на станции фиксируется внезапное задымление – дежурная покидает диспетчерскую. Машинист замечает – электричка стоит на том же самом пути. Но предупредить его некому!
Николай Мультан:
Она не должна была покидать своё рабочее место! У неё табло. Движется поезд – лампочка движется – к светофору. Но она знала, что занятый путь. Если бы она находилась, она бы взяла микрофон, связалась бы по рации с машинистом и с диспетчером, и предотвратила бы: «Машинист такого-то, путь станционный занят. Остановитесь».
После крушения поездов движение в Молодечненском направлении было прервано на 12 с лишним часов – убытки железной дороги оценили тогда в без малого 123 тысячи советских рублей! Для людей последствия были куда плачевнее.
Сергей Столяров:
Было как-то странно: я не понимал тогда, почему нет папы и мамы рядом, почему не приезжают. Скажем так, я не кушал, пока не приехал ко мне папа. То есть до следующего дня.
Ирина Столярова:
К ночи нас только перевезли в палаты, свет не выключали. Спать невозможно – стоны, врачи бегают, не останавливаясь, по коридорам. Вот всё, что я помню о больнице.
Больше всех в семье Столяровых пострадала мать. Женщина неделю провела в коме, целый год её выхаживали врачи.
Анна Столярова:
У меня, думали, тяжёлая черепно-мозговая травма. Я долго не приходила в себя. Там уже врачи со мной разбирались, потому что они боялись, что перелом позвоночника. Потому что я не могу сказать – без сознания была. И я лежала 40 дней на голой доске. Вот это я пришла первый раз на работу после больницы, в таком состоянии. И начальник отдела вызвал фотографа и сфотографировал. Я за время после катастрофы потеряла 8 килограмм веса.
Несмотря на резонанс вокруг трагедии, событие, ввергшее в шок сотни людей, в прессе замолчали. Своё дело сделало сарафанное радио – масштабы катастрофы разнесла людская молва. В официальных же сводках значились 22 жертвы!
Ирина Столярова:
Это неправда, что погибших 22. Вы представляете, что такое – вагон сжало? То есть в тамбуре было столько людей – жара на улице, люди стояли около открытых дверей, чтобы даже в вагон не заходить. Мало того, что вагон был забит. Очень много людей в тамбуре.Наталья Бабицкая:
Это всё неправда. Это было всё на глазах, я видела, сколько убитых уносили, сколько ещё вырезали и в эти мешки складывали – куски прямо.
Сергей Столяров:
Если, допустим, не скрывать число погибших, вы понимаете, это уж не несчастный случай. Это уже трагедия. Лучше замолчать. Понимаете? Чем поднимать шумиху. В Советском Союзе было так.
Следствие установило: в трагедии виноваты сразу четыре человека. Сроки получили и машинист поезда, и электромеханик, и мастер путей. Дежурная по станции за время судебных разбирательств оказалась в «интересном положении» – беременной девушке дали условный срок.
Николай Мультан:
Верховный суд принял такие меры: там было 12, 10, 8 и 4 года. Приговор суда был, конечно, адекватен содеянному. Но самое интересное, что они все попали под амнистию, и им сроки скостили наполовину.
Пострадавшим приходили повестки из суда, но большинство за ходом разбирательств не следило. Кто-то хоронил близких, кто-то поправлял здоровье. Но все до одного старались пережить горе и забыть 2 мая 1977 года, как страшный сон.
Анна Столярова:
Мне была из прокуратуры бумага – они меня приглашали. Вы знаете, но я еле ходила, мне не до суда было.
Ирина Столярова:
Нам выплатили компенсацию – по 50 рублей, при зарплате, в среднем, 150. 50 на человека. То есть на четверых нам выплатили 200 рублей.
Опасный эксперимент с машинистом без помощника вскоре прикрыли. Автор новаторства к делу так и не был привлечен. Гонка в соцсоревнованиях закончилась крахом – платить за неё пришлось человеческими судьбами.
Сергей Столяров:
Некоторые люди после этого пьют, некоторые кончают жизнь самоубийством.
Анна Столярова:
Помню, пришла из больницы уже в 1979 году. Подошла, уже невмоготу было у меня от этой боли, от того, что не могу пройти.
Я хотела выброситься из окна! А потом посмотрела вверх, подняла голову, это зимой было, запомнила, иней был – так красиво! И я дёрнулась от окна и думаю: «Господи, что я решила – лишить себя жизни? И детям не будет матери!» И вот с тех пор я уже стала цепляться за жизнь.
Для Столяровых страшное путешествие обернулось долгими годами реабилитации. Жизнь семьи после катастрофы в Крыжовке изменилась раз и навсегда.
Ирина Столярова:
В 12 лет, просто переосмыслила и очень резко повзрослела. Я стала совсем по-другому смотреть на вещи. Столкнувшись с такой ситуацией, совсем по-другому относишься к жизни.
Сергей Столяров:
Уйму эмоций ребёнка я, конечно, не передам. Но как будто у вас второй день рождения, и вам принесли подарок.
