Никакими словами нельзя объяснить, почему маленькие беззащитные дети, которые не успели эвакуироваться в 1941 году, становились жертвами фашизма. Спустя десятилетия от фактов, зафиксированных историей, леденеет все внутри.
Никакими словами нельзя объяснить, почему маленькие беззащитные дети, которые не успели эвакуироваться в 1941 году, становились жертвами фашизма. Спустя десятилетия от фактов, зафиксированных историей, леденеет все внутри.
Голод. Постоянный. Изо дня в день, от недели к неделе. Мать, которая не знает, чем кормить своих малолетних детей… Дети, которые забыли о лакомствах и рады были хоть что-то съесть...
Раиса Рыжикова, пережила оккупацию в Минске:
Голодали. Где Красный костел, там очередь через весь Минск с котелками стояла за баландой. И кусочек маленький хлебушка – булка пополам. Надо было отстоять. Мука, наверное, поджаренная, что-то разболтанное такое. Не понимаю.
Потом весна. Пошли – Ванеева – это была деревня Будилово. Там картошка пооставалась – перекапывали такие черные плюхи. Приносили, что-то варили. Я много плакала, потому что хотела есть. Помню, комнату маме предложили, а там было еще занято. И мы пришли. Стол такой, и парень, и второй – и едят суп. И он мне так пахнет! А суп перловый, и там еще что-то накручено! Я тоже шла домой и плакала. Знаете, 7-8 лет уже было.
Любовь Аладко, председатель Совета ветеранов при ЖЭУ №4 Первомайского района г. Минска:
Мы продолжали быть в партизанском отряде. Но у нас не было ни блиндажа никакого. Как я помню, небо и каши эти. Это вода. Понимаете? Нельзя было высохнуть. Ладно, летом там как-то. А зимой, когда листы мокрые? А мне всегда очень хотелось есть. У меня какое-то пальтишко было вязаное – я его разрывала и сосала руку. Понимаете? Мне так хотелось все время чего-то есть!
Регина Романовская, председатель Совета ветеранов Партизанского района г. Минска:
Было очень голодно. Я из своего детства не могу вспомнить игрушек. Ни одной игрушки у меня не было. Я только помню свою кошку. Когда мы завели кота – живое существо, которое возле меня ходило. Было очень страшно.
Голодали очень сильно. Помню, за мамой бегала маленькая. На белорусском скажу: Мама, можа які цвілы блін ёсць? Потому что даже если зацветшее было. Выкапывали картошку, что не успели убрать, допустим. Или плохо убрали. Смерзшуюся весной. Пекли, будем говорить, оладьи. Какие там оладьи были, конечно? Но это вкусно, потому что все равно очень хотелось есть.
Станислав Липень, пережил оккупацию в Кореличском районе:
Всего было. Даже после зимы – картошка замерзнет, и это картошку собирали. Крахмал вымачивали и пекли такие блинчики.
Лидия Чижик, пережила оккупацию:
Скажу откровенно, ведь мы ели лепешки из лебеды. Мы ели гнилую картошку. Мы отстреливали весной – особенно тяжелый был год 43-й – грачей. И я знаю вкус мяса грачей.
Леонид Бекаревич, пережил оккупацию в Могилевской области:
Что хотелось нам, детям? Как правило, говорят – чего-нибудь сладкого. Но, как ни странно, я честно скажу, очень хотелось соли. Потому что не было соли.