Праправнук российского писателя Пётр Толстой: Все эти выходы на площадь и в Росии, и в Украине, к сожалению, кончаются очень плохо для большинства людей

8 сентября – Международный день солидарности журналистов. Предлагаем вашему вниманию интервью с известным тележурналистом Петром Толстым, которое мы записали несколько дней назад у Останкинского пруда. 

Петр Олегович, спасибо большое, что нашли время на это интервью. Такая удивительная история: о солидарности журналистики сейчас говорят меньше, в большей степени – о журналистских войнах, конфронтации. В День солидарности принято было, насколько я понимаю, проводить различные конференции, где все журналисты собирались, говорили о профессиональных вопросах. Как бы выглядела сейчас такая конференция? Вы бы стали встречаться с теми людьми, которых можно назвать вашими, журналистскими антиподами, теми, кто критикует вас больше?

Пётр Толстой, телеведущий, журналист:
Есть разного типа критики, конкуренты и люди. У меня так получается, что, поскольку я работал в разных местах до того, как начал работать на телевидении (я работал во французском информационном агентстве), я знаком со многими журналистами и в России, и с моими коллегами в Европе. Это мои друзья. И получается так, что если есть человеческие отношения, то есть и профессиональные – и солидарность, и понимание, и способность друг другу объяснить какие-то вещи. Если человеческие отношения, к примеру, были и по каким-то причинам прекратились, часто это бывает из-за каких-то противоположных взглядов на события, которые потом не позволяют людям общаться, если так, то, конечно, тут мне сложно как-то солидаризироваться, потому что я, таким образом, буду солидаризироваться с их взглядами. У меня нет такого разделения, что вот – свой, вот – чужой. Мы общаемся достаточно много, допустим, сейчас, в сложный момент отношений с Украиной, с украинскими нашими коллегами. Я общаюсь достаточно много со своими коллегами из Франции, из Италии, Бельгии, с теми, с кем я вместе начинал работать, кого я знаю хорошо. И мы с ними обсуждаем ситуацию. При том, что у нас могут быть разные взгляды, разное видение.

Я вижу, у вас бывают достаточно жаркие дискуссии. И такое впечатление, что еще немного – и схватка будет настоящая, причем, судя по вашей комплекции, не каждый рискнет с вами соперничать.

Пётр Толстой, телеведущий, журналист:
Они между собой все время соперничают. Я стараюсь как-то чуть-чуть в стороне быть от этого.

Знаете, как в моей практике бывает: всё, казалось бы, убили бы друг друга, но заканчивается передача – выходят и нормально общаются, даже выпивают по рюмочке вместе. У вас так же происходит?

Пётр Толстой, телеведущий, журналист:
Да, это все так и есть. Но тут, понимаете, мне кажется, опять же все зависит от людей. В зависимости от того, журналист это, политик, человек, который просто хочет спровоцировать какую-то ситуацию. Все равно для меня, в первую очередь, важна его человеческая какая-то сторона, человеческая сущность. Если я его как человека понимаю, если я могу с ним разговаривать, шутить о чем-то, говорить вне контекста политического или какого-то новостного, то этот человек, как мне представляется, абсолютно нормальный, открытый для разговора. Знаете как, обычно самые сильные чувства вызывают разочарование в человеке. Когда ты считаешь, что он такой и такой, а потом ты понимаешь, что он находится внутри какой-то достаточно жестко выстроенной системы клише, из которой он никогда не выйдет, и которую он будет навязывать себе и другим с большой страстностью и яростью, так, конечно, тогда сложно. Я стараюсь от этого держать дистанцию.

Скажите, насколько оправданно такое суждение, что в последнее время фраза, скажем, политического обозревателя, ведущего наиболее влиятельного ток-шоу значительно более весома, чем фраза, слово, мнение многих действующих политиков?

Пётр Толстой, телеведущий, журналист:
Мне сложно судить, потому что я внутри этой ситуации нахожусь. Это, наверное, со стороны можно давать какие-то оценки. На этот вопрос сложно ответить. Потому что если человек говорит что-то искренне, если он так действительно думает, то, особенно на экране, это видно. Если он себя заставляет что-то говорить, а у нас и такие тоже есть примеры – их достаточно много, то эта фальшь, это преодоление себя тоже видно. И у политиков то же самое. Если политик говорит что-то искренне, что он думает, что разделяет и за что он готов действительно бороться, что он готов защищать, это видно. Это видно по людям – по политикам, по представителям исполнительной власти, законодательной. Это видно по ним. Если они это говорят ради должности, ради пиара, ради какого-то просчета на будущее, то, мне кажется, зрителю тоже это понятно становится.

Позвольте несколько вопросов о моей родине – о Беларуси. Бывают, так скажем, обострения – чаще экономические – каких-то отношений, идут критические стрелы. Все каналы российские в прямом доступе для белорусского телезрителя. Мы видим, скажем, такие информационные приемы – меняется немножко лексика. Как это происходит внутри компании? У вас происходит «летучка» и ставится задача, что вот немножко под другим углом говорить о Беларуси, использовать такой образ? Или это вы находите в собственном информационном потоке, анализируете прессу, события и принимаете самостоятельное решение?

Пётр Толстой, телеведущий, журналист:
Мы относимся к Беларуси, как к части большого мира, в котором мы живем. И Беларуси в этом смысле очень повезло. Потому что Беларусь – это та часть мира, у которой яркий харизматичный лидер. У нас, конечно, есть и редактор – это же коллективная работа, все мы обсуждаем темы, какие-то повороты тем. Но мы исходим, опираемся на какое-то общественное мнение в России, на какой-то консенсус, который существует по тем или иным вопросам. Поэтому, конечно, для граждан России какие-то вещи очевидны. В частности, нам часто приводят в пример Беларусь как страну, где многие вещи сделаны лучше, чем у нас. С другой стороны, при всей любви к Беларуси, надо сказать, что все-таки Беларусь – это не большая страна. Если бы в России была такая территория и такое население, я думаю, мы тоже бы устроили тут какую-то Австрию практически.

В маленьком доме проще порядок навести.

Пётр Толстой, телеведущий, журналист:
Да, проще навести порядок. И потом, важно, чтобы было кому наводить порядок.
Что касается белорусской политики, тот тут все для нас, может быть, немного сложно, потому что, признаюсь вам честно, при том, что мы сами знаем, как и что происходит в белорусской политике, мы не можем вызвать такой острый интерес у наших зрителей. Поэтому мы объясняем какие-то базовые вещи, которые происходят либо перед выборами, либо в моменты принятия каких-то важных политических решений в Беларуси.

Мы сами обсуждаем, что у нас не такая яркая политическая дискуссия происходит внутри страны.

Пётр Толстой, телеведущий, журналист:
Она, может быть, по-своему яркая. Просто понимаете, очень сложно заинтересовать человека, который живет где-нибудь в Красноярске или Уссурийске, тем, что происходит в Минске.

Один из упреков, который применим вообще, я думаю, к большинству стран постсоветского пространства – это отсутствие ротации власти, в том числе и по отношению к Беларуси говорится. При этом даже стабильность ставится не в заслугу, а в какой-то упрек. Это, скажем так, не соответствует каким-то европейским традициям, при том, что это какие-то очень советские традиции и российские. Насколько уместны эти упреки?

Пётр Толстой, телеведущий, журналист:
Мое личное мнение: идея, что мы можем одномоментно разделить все западные ценности и как-то к ним приспособить свою жизнь, утопична, ничего из этого не выйдет. Эта идея романтическая, красивая, многие ее разделяли и я, в том числе. В начале 90-х мы все думали, что сейчас мы так организуемся, вот мы избавились от коммунистов, вот мы здесь сделаем, то сделаем. Все-таки знаете, есть какой-то генетический код, есть какая-то историческая преемственность в том, что происходит в политике страны. В России никогда англо-саксонской демократии не было и, по всей видимости, не будет. С этой точки зрения, понимаете, упрекать страны, которые вышли из состава России в момент распада СССР в том, что они не такие, как Франция и Германия, это, на мой взгляд, просто неправомерно. Они такими не были никогда. Как можно сказать, что сразу, одномоментно все те вещи, за которые европейцы столетиями воевали, страдали, переживали и строили, они за 20 лет образуются на территории бывшего СССР? Не образуются. То есть вы к китайцам не предъявляете претензий, что они не такие, как вы. Почему? Потому что у китайцев раскосые глаза. А у нас нет раскосых глаз, значит, мы должны быть такие, как вы?

Да, они не предъявляют к Китаю претензии, которые предъявляют к маленькой Беларуси. Я просто хотел знаете что сказать, что вот журналисты, которые ведут или вели аналогичные аналитические программы по воскресеньям в Беларуси, они все подвержены санкциям, они не имеют права въехать в страны Евросоюза. Это к тому, что вот с Беларусью так можно поступить из-за того, что высказывались как-то там…

Пётр Толстой, телеведущий, журналист:
Дело в том, что тема санкций мне глубоко неприятна по той причине, что многие из моих коллег и товарищей тоже оказались под этими санкциями. Это, на мой взгляд, просто лицемерие в чистом виде. Эти двойные стандарты, особенно в отношении журналистов, которые априори могут иметь любое мнение и любое мнение высказывать. Вот считаю я, что Ангела Меркель является дутой политической фигурой или, что Франсуа Олланд очень плохой президент Франции. Я имею право это говорить как в России, так в Беларуси, так и во Франции, и в Германии. Никакого уважения к мнению, которое отличается от мейнстрима, к сожалению, мы в данном случае не видим. Видим результат – санкции в отношении журналистов.

Пётр Олегович, каждая ваша работа – среди политического российского истеблишмента. Есть в России силы, которые – сейчас для нас очень важный момент в преддверии выборов – желали бы нестабильности Беларуси, по вашим ощущениям?  

Пётр Толстой, телеведущий, журналист:
Нет. Я еще раз повторю: Беларусь для нас, во-первых, это часть нашего Союзного государства, во-вторых, наш самый близкий партнер. Для русских, что такое Беларусь? Это поездки на охоту, к родственникам, к друзьям. Это часть нас. Поэтому я, честно говоря, таких не знаю людей, которые могли бы желать какой-то нестабильности Беларуси, Украине, Казахстану и так далее.

Мы сталкиваемся иногда с такими выступлениями или действиями, когда какие-то финансовые круги или просто яркие личности, или, наоборот, теневые личности не только в России, но и на Западе предпринимают какие-то усилия для того, чтобы ситуация оживилась, стала ярче: "не хотите ли вы выйти на площадь, сердечно приглашаем, пожалуйста!?"

Пётр Толстой, телеведущий, журналист:
Я думаю, что все эти выходы на площадь – это действительно ярко, это запоминается, но в нашей истории, истории России, как сейчас показывает, и в истории Украины, это, к сожалению, кончается очень плохо для большинства людей, которые, может быть, на площадь не выходят, хотя сочувствуют площади или как-то следят за этим. Чисто в бытовом плане, плане жизни, будущего детей. Это падение уровня жизни и всего остального. Вот об этом тоже, мне кажется, стоит задуматься. Потому что одно дело исповедовать принципы, отстаивать их и вести политическую борьбу, другое дело – определять будущее своей страны с помощью каких-то неконституционных методов. Это все-таки большая травма.

Вы живете под колоссальным грузом ответственности. Все-таки ваш прапрадед – Лев Николаевич. Я даже не могу себе представить, каково это. Потому что, во-первых, вас, наверное, начиная с самого раннего детства…

Пётр Толстой, телеведущий, журналист:
...да, мучили. Спрашивали – ваш, не ваш родственник?

Да и сейчас, наверное, спрашивают, как бы ваш прапрадед отнесся.

Пётр Толстой, телеведущий, журналист:
Да, конечно. Какая ответственность? Просто, я думаю, что мой прапрадед все-таки жил в другое время и решал для себя вопросы, может быть, на более глобальном уровне.

Скажите, поскольку вы носите эту фамилию, это часть вашей семьи, каково ваше собственное семейное отношение, есть какая-то делать в вашей жизни, которая связывает вас с прапрадедом? Или все это для вас уже литература и история?

Пётр Толстой, телеведущий, журналист:
Потомков у Льва Николаевича много в разных странах – и в Америке, и в Швеции. У нас всех равные права и обязанности, равная степень ответственности.

Титул передается? Вы граф?

Пётр Толстой, телеведущий, журналист:
Я граф, но без имения. Это получается что: разорился, вышел в отставку, уехал в имение. Такого нет. Поэтому я работаю каждый день для моих зрителей и для того, чтобы кормить свою семью.

Пётр Олегович, я благодарю вас за ваше время. Добро пожаловать в Беларусь, приезжайте!

Пётр Толстой, телеведущий, журналист:
Обязательно. Я, кстати, очень люблю Минск и собирался просто на машине проехаться, потому что у вас отличные дороги, чистота, красота, деревья все побелены! Мы, на самом деле, любим, любуемся и хотим, чтобы у нас было так же! Но у нас, просто, сложнее порядок навести.

Приезжайте, будем рады вас видеть. Поздравляю вас с нашим профессиональным праздником – с Международным днем солидарности. Творческих вам успехов!

Пётр Толстой, телеведущий, журналист:
Спасибо!