Боль, которую не забыть. В Новогрудском историко-краеведческом музее открылась выставка «Трагедия и память». Ужасы геноцида застыли в хронике. Колдычевский лагерь смерти, новогрудское гетто. 48 сожженных деревень. Тысячи жизней дотла. В кандалах оказались и остарбайтеры. Сине-белая нашивка «ОST» стала приговором. Ее носили узники, вывезенные из Восточной Европы в страны-союзники Германии. Рабсила поднимала военную мощь и хозяйство врагов. У слабых не было шансов.
«Пихнули в ямку, кинули гранату и пошли дальше». Воспоминания узника концлагеря
08 апреля 2022 10:48
Илона Просенцова, главный хранитель фондов Новогрудского историко-краеведческого музея:
Германия рассчитывала на то, что местные жители будут выезжать добровольно, то есть распространялись листовки, агитационные плакаты. Также был широко распространен агитационный фильм «Мы едем в Германию», где счастливые люди в вагонах махали своим родным и уезжали в Германию. У вас будет свое жилье, пропитание, вам будет гораздо лучше жить там, нежели на своей родине.
Среди заложников ада оказался Михаил Кирьянович Касабукин. В Белостокский концлагерь его вывезли вместе с семьей. Родной поселок Селезневка Добрушского района оказался под прицелом немцев. Колонну жителей пешком гнали до Гомеля.
Михаил Касабукин, узник концлагеря:
Пытались пацанята более взрослые убежать, их сразу расстреливали. Мне вспоминается какой-то парнишка, хотел ругнуться на немцев, что-то посмотрел искоса, его пихнули в ямку, кинули гранату и пошли дальше.
Узников загрузили в душные вагоны вместе с ранеными фрицами. Шла рельсовая война. Эшелон бомбили в Речице и под Волковыском. Погибло много людей. Из Бреста рабсилу доставили в Белосток. Так пятилетний Миша с родственниками оказался в бараках за колючей проволокой. Взрослые трудились на панских полях, дети были брошены на произвол судьбы.
Михаил Касабукин:
Помещение сбито из досок, на углах вышки с часовыми, пулеметами, автоматами. Сестре было 1,5-2 года, перед самой войной родилась, там же и умерла от голода. Кормили – 125 грамм хлеба жиденького и черпак на 10 человек.
На отопление барака давали полведра угля. Этого хватало только прогреть руки и запечь картофелину. Замученные люди умирали на глазах. Тех, кто пытался сбежать или близко подходил к проволоке, мгновенно расстреливали. Но свет в конце тоннеля был. Благодаря белостокскому подполью всей семье удалось сбежать.
Михаил Касабукин:
Договорились, что нас выведут, помню, ночью мы шли по какому-то мосту, заморозки под весну были, нас вывели на окраину Белостока, улица Вейская, поселили к деду Михалу, и мы там жили на полулегальном положении, ходили, как беженцы, по ближним домам, просили что-нибудь поесть. И когда освободили, моя тетка Ольга была пробивная женщина, к коменданту города, чтобы нас отправили домой.
Из машины советских солдат малолетний узник видел плоды Бобруйского котла. Поле утопало в телах, лошадях, технике. Дома едва сводили концы с концами. Мама осталась вдовой. Всех мужчин забрала война. Попрошайничали по деревням, ели крапиву, лебеду, побеги осоки, собирали гнилую картошку на полях. День Победы вдохнул новую жизнь.
Михаил Касабукин:
Мать дала мне задание, а сама пошла в колхоз на работу, 9 мая день был хороший солнечный. Посреди Добруша на площади стоял рупор и передавал последние сводки. Победа! Мы начали прыгать, танцевать, ничего по хозяйству не сделал. Мать пришла на обед. «Ты что-то сделал?» – «Нет, Победа» – «Ах, Победа? Батька лежит на кладбище, Петька там убит, тот там убит, а тебе Победу справлять?» Вот такая вот была Победа для нас.