Джоконда, или Мона Лиза, на картине Леонардо да Винчи была гермафродитом

Новости Италии. Продавать высокое искусство становится день ото дня всё труднее. Средний человек еще способен ненадолго, секунды на три-четыре, задержать взгляд на яркой картинке, хотя понять, что на ней, по правде говоря, у него недостает ни времени, ни желания.

Что бы там ни плели о предвечной неубывающей ценности шедевров, они, на самом деле, существуют только в глазах и умах: любой Рембрандт, доведись ему оказаться на оборотной стороне Луны, может творить без роздыху. Ценность этого будет меньше, чем если б голубь опростался.

А раз нужен зритель и слушатель, искусство редуцируется:

книги усыхают до гарриков, кино — до коубов и прочих вайнов; в общем, главное, чтобы на усвоение художества требовалась секунда, не больше.

А с классикой как прикажете быть? С многотомным Толстым или многочасовым Вагнером? Популяризаторы пускаются во все тяжкие: в Италии для этих целей есть даже специальная государственная конторка, начальник которой изобретает фишки, маркетинговые ходы, интригующие извивы сюжетов — сюжетов, в которых точка поставлена лет пятьсот тому. Вот, например, Мону Лизу популяризатор переоткрыл:

Джоконда — она, оказывается, гермафродит.   

Сильвано Винчети, глава комитета по пропаганде исторического и культурного наследия:
Исследование было крайне трудоемким: мы совмещали методы исторические с инновационными и, в конце концов, разрешили эту загадку. Много было на этот счет толкований, а, оказывается, Леонардо просто рисовал двух моделей. Первая была Лиза Герардини, о чем известно всем. Она же — Джоконда, понятное дело. А вот вторым натурщиком был Джан-Джакомо Капротти. У нас есть неоспоримые этому доказательства, в частности, съемка картины в инфракрасном диапазоне, то есть послойное изучение полотна.

Винчети уверяет, что писать двоих Да Винчи был вынужден. Натуральная, из плоти и крови

Джоконда была мрачна и выдавить улыбку из себя не могла физически:

муж ее, как будто, шутов нанимал, чтобы во время портретирования смешили — всё тщетно. Но вдобавок, объясняет верховный итальянский популяризатор, сам Леонардо был… как бы это сказать… крайне сексуально демократичен, отчего

ему были милы ни мужчины, ни женщины, но андрогины.

Господин Винчети ответственно относится к своей работе: открытия, что переворачивают историю искусств, он совершает чаще, чем ему жалование выплачивают. Меньше года тому назад он, к примеру, объявил, что нашел бренные косточки Моны Лизы и готовится восстановить в точности ее облик. До этого верховный популяризатор разгадал тайну смерти Караваджо. Тот будто бы свинцовыми своими красками отравился. Сенсация должна быть короткой и громкой, как выстрел: твердо Винчети усвоил этот закон. Пока не поздно, его следует отправлять на повышение, в министры культуры, скажем, иначе он итальянцам всё окончательно переоткроет: останутся, бедняги, с разъясненными на нет кватроченто-чинквеченто. А зритель все равно будет путаться в именах Рафаэля-Уорхолла-Бэнкси.

Хотя Леонардо давно стал жертвой разъяснителей: его уже не спасешь. Он давний и безнадежный герой поп-науки, поп-искусства, поп-культа, да, вдобавок, еще и гей-икона.