Алексей Браточкин: «В обществе меняются условия, и многое для этого сделало феминистское движение, начиная с 19 века».
Ирина Соломатина, гендерный эксперт:
Когда Президент нашей страны Александр Григорьевич Лукашенко дал указание нашему правительству посодействовать введению в наше правительство 33% женщин, наверное, он это сделал не просто так. Не потому, что ему вдруг захотелось, чтобы они там были. Если в Парламенте меньше 25% женщин – это причём по всему миру, это не только проблема Беларуси, – законы, защищающие права детей, просто не проходят. Не потому, что мужчины такие плохие, а женщины такие хорошие. Наша социальность устроена таким образом, что мужчина, как правило, больше присутствует в публичности, а женщина в приватности. Поэтому она лучше знает права детей.
Павел Шестаков, шоумен:
Дело в том, что женщина, действительно, немножко больше знает о проблемах детей, больше ими занимается, чем мужчины. Но это не потому, что, Вы же правильно говорите, мужчины хуже или лучше, а потому, что у них немножко другой функционал.
Лидия Заблоцкая, солистка образцово-показательного оркестра Вооружённых сил РБ:
А я считаю, что успешная женщина, которая достигает поставленных целей, она и является той самой феминисткой.
Ника Сандрос, художница, блоггер:
Всегда считаю, что мужчина должен быть впереди женщины, женщина за мужчиной идёт. Я работала в очень серьёзных мужских компаниях и не чувствовала никогда никакой дискриминации.
Алексей Браточкин, историк:
В обществе меняются условия, и многое для этого сделало феминистское движение, начиная с 19 века.
Ника Сандрос:
Но сейчас уже это движение себя исчерпало.
Алексей Браточкин:
Оно не может себя исчерпать.
Ирина Соломатина:
Есть такие понятия в социологии, как «горизонтальная сегрегация» и «вертикальная сегрегация». Если мы проанализируем рынок труда, то мы увидим, что женщины, как правило, реализуются в таких областях, как образование, здравоохранение, обслуживание, торговля, сфера услуг. Если мы посмотрим, сколько они зарабатывают, то мы увидим, что это именно те сферы, в которых наименьшие зарплаты. В Беларуси в бизнесе всего 5% женщин. Вопрос: почему?
Лидия Заблоцкая:
Сильные мужчины боятся феминисток и боятся сильных женщин. Поэтому они не дают нам просто прорвать эту грань. Вы нас боитесь.
Лилия Ахремчик, карьерный коуч, бизнес-тренер:
У меня есть знакомые, которые, родив ребёнка, начинают искать работу. С ребёнком есть кому сидеть, но брать на работу всё равно не хотят, потому что стереотип создан, что ребёнок будет болеть, за ним надо ухаживать. Действительно, девочкам молодым после выпусков, после вузов очень тяжело устроиться, это правда. В этом есть дискриминация, потому что даже в самом объявлении пишут, например, что на такую-то должность берут мужчину, и возраст там указывают. То есть изначально женщины в возрасте до 25 лет исключаются из поиска.
Павел Шестаков:
Это не дискриминация. Это физиология, природа. Ну, как Вы хотите, чтобы в объявлениях писали: требуется девушка 25-35 лет, которая не собирается рожать в ближайшие 5 лет?
Ирина Соломатина:
Я была на одной программе вместе в зампредседателя Конституционного Суда. На мой взгляд, в её компетентности сложно сомневаться. Она сказала, что Конституционный Суд дал рекомендацию нашему правительству рассмотреть вопрос наличия дискриминации в таких объявлениях. Конституционный Суд даёт рекомендации, основываясь на тех письмах, которые они получают.
Павел Шестаков:
Мне, как мужчине, до 28 лет, куда бы я ни приходил устраиваться на работу, задавали всегда один и тот же вопрос: «Вы служили или нет?». Я говорю: «Вы знаете, нет». – «А Вы должны служить?» – «Ну, вроде как, да». – «До свидания!» – мне говорили. Это то же самое.
Наталья Олифирович, кандидат психологических наук, семейный психолог:
Я думаю, что феминизм – это то течение, которое может приобретать очень разный окрас. Если мы будем бороться за что-то или против чего-то, мы никогда не придём к пониманию того, что вообще мужчина и женщина разные. И женщина в силу физиологии, психологии лучше «заточена» под помощь при раннем развитии своему ребёнку. Можно, конечно, сажать мужчин в декретный отпуск, но, если у женщины хорошие отношения с её мужчиной, он всегда её защитит в этот период, когда она находится в очень таком уязвимом положении. И он может зарабатывать деньги, и она может спокойной сидеть в декретном отпуске, если хочет. Мне кажется, это всё зависит от женщины, если женщина считает, что это её долг, который никто, кроме неё, не выполнит, не воспитает за неё ребёнка до трёх лет.
Наталья Олифирович: «Если мы будем бороться за что-то или против чего-то, мы никогда не придём к пониманию того, что вообще мужчина и женщина разные».
Лидия Заблоцкая:
Но если женщине приносит удовольствие её работа, почему она обязана сидеть с ребёнком?
Павел Шестаков:
Потому что я, к сожалению, не могу кормить грудью ребёнка, неужели вы не понимаете? Есть вообще много семей, где воспитывают без мамы. А бывают феминистками женщины, которые довольны жизнью? Или феминистки – это женщины, которые недовольны чем-то, вот там её не устраивает что-то, с мужем какие-то проблемы.
Лидия Заблоцкая:
А почему феминистка должна быть чем-то недовольна? Она довольна своей карьерой, собой, она внешне прекрасно выглядит и прекрасно себя ощущает в этом обществе.
Ника Сандрос:
Крайне редко встречаю феминисток, которые прекрасно выглядят. Взгляд со стороны обычного человека: феминистки вообще образ как рисуется? Это какая-нибудь злобная тётка, к которой лучше не подходить. Феминизм в глазах простых людей приобрёл очень странные формы, пугающие.
Ника Сандрос: «В моём представлении феминистки – это жуткие бабы, которой дверь не открой, чемодан ей не подними. Это какие-то мужененавистницы. Непонятно, за что они там лифчики на площадях сжигают».
Лидия Заблоцкая:
Вы считаете, что платить за себя в кафе, ресторане – это очень плохо? Это значит – злобная тётка?
Ника Сандрос:
В моём представлении феминистки – это жуткие бабы, которой дверь не открой, чемодан ей не подними. Она этих мужиков засадит, это какие-то мужененавистницы. Непонятно, за что они там лифчики на площадях сжигают.
Алексей Браточкин:
Я не понимаю, почему происходит такая бытовая подмена? Почему критическое мышление воспринимается как некое злобное отношение к жизни, к людям и так далее? Если есть люди, которые оценивают действительность каким-то образом, у них есть набор определённых идей. Я так понимаю, что это просто Ваша реакция на их оценку. Потому что их оценка действительности совершенно противоречит тому, как Вы её представляете.
Павел Шестаков:
У нас вопрос в Беларуси вообще феминизма и есть бытовой. Это правда. То, что девушка заплатила за себя в ресторане, она говорит: «Я – феминистка! Я за себя плачу». Для меня это не феминизм. А если она ещё с тобой поехала после этого, то вообще думаешь: «Классная феминистка! Я вообще за феминизм». И утром сама вызвала себе такси, уехала. И ты тут же заходишь на сайт феминисток и подписываешься, что ты за феминизм.
Наталья Олифирович:
Феминизм был рождён, действительно, тем, что женщину дискриминировали. Сейчас мы сталкиваемся с другой совершенно реальностью. На сегодняшний день очень часто в развитых странах женщину продвигают только потому, что она женщина, и должна быть та самая пресловутая квота. И бывает наоборот, что, действительно, не очень способная женщина получает должность, а мужчина способный, его останавливают и говорят: «Извини, иначе нас обвинят в мужском шовинизме».
Наталья Олифирович: «Феминизм был рождён, действительно, тем, что женщину дискриминировали. Сейчас мы сталкиваемся с другой совершенно реальностью. На сегодняшний день очень часто в развитых странах женщину продвигают только потому, что она женщина, и должна быть та самая пресловутая квота».
Алексей Браточкин:
Когда семья была экономическим предприятием, женщина полностью зависела от мужчины, естественно, речь шла отнюдь не о чувствах и не о любви. А поскольку сейчас женщина может быть экономически независимой, то, когда люди объединяются в пары, они думают о своих чувствах. Как раз рост количества разводов в Беларуси, кто-то это оценивает негативно, но надо представить, что просто меняется занятость женщин, меняется экономическая структура общества и будет меняться форма семьи. В разводах виноват не феминизм. Чем дальше развивается общество, тем больше возможностей у женщин.
Наталья Олифирович:
Вы затрагиваете очень важную тему, и эта тема сейчас очень бурно обсуждается везде. Потому что до тех пор, пока мы будем воевать, пока будет либо патриархат против феминизма, либо детоцентрированная семья против ещё какой-то семьи, никогда не будет гармонии. Только тогда, когда будут уважаться и признаваться права и мужчины, и женщины, и ребёнка, только когда этот треугольник будет ценностью для всех, мы сможем построить гармоничное общество. Пока кто угодно будет тянуть одеяло на себя, мы будем воевать. А война, вы знаете, требует средств, энергии, и это всё тратится, в общем-то, впустую.
Наталья Олифирович: «Только тогда, когда будут уважаться и признаваться права и мужчины, и женщины, и ребёнка, мы сможем построить гармоничное общество. Пока кто угодно будет тянуть одеяло на себя, мы будем воевать. А война требует средств, энергии, и это всё тратится, в общем-то, впустую.»
Согласно масштабному исследованию, самое большое количество феминисток в Украине – 9%, в России – 7%, в Беларуси – 4%. За равные права с мужчинами в некоторых вопросах выступает 45% россиянок. 48% украинок, 41% белорусок. Не поддерживают феминистские идеи 48% российских женщин, 43% украинок, 55% представительниц женского пола Беларуси. Из них крайне не приемлют такие идеи 12% россиянок. 10% украинок, 17% белорусок.
Павел Шестаков:
Я сейчас понял, что есть такие вещи, которые лучше не знать. Я на улицу буду бояться теперь выходить, я буду засматриваться по сторонам, какие женщины вокруг меня.
Ирина Соломатина:
Я видела это исследование. На самом деле оно было очень интересно организовано, потому что непонятно, кто заказчик и кто его выполнял. Есть определённая методика, как делается выборка. У меня очень много вопросов к данному исследованию. Дело не в процентах: проценты как раз обнадёживают. Я посмотрела, как формулируются вопросы. Когда у нас существует бытовой феминизм, когда у нас нет понимания в обществе, что это такое, когда даже женщины, добившиеся большого карьерного роста, не очень понимают или предпочитают сказать: «Нет-нет, я не феминистка!».
Ника Сандрос:
У меня был один период в жизни, когда я считала, что я феминистка. Когда я рассталась с мужчиной, была одинокой и несчастной, прибилась к феминистическим своим подругам , все мужчины были «козлы», негодные, недостойные и никчёмные.
Ирина Соломатина:
Я за выбор: есть масса женщин, которые хотят иметь много детей, любить своего мужчину, и их устраивает традиционалистская модель семьи. Мы сейчас живём в глобальном мире, мир очень-очень быстро меняется, ещё 50 лет назад такого не было. И в мире появляется гораздо больше многообразных моделей взаимного проживания.
Ника Сандрос:
У меня большинство моих подруг феминистки. Причём такие очень правильные, очень образованные, и даже пишут они об этом какие-то там статьи, труды и так далее. Но что я вижу: практически все они не замужем , они одиноки. И когда мы находимся где-то в кафе, ресторане, в каком-то там публичном месте и к этим моим подругам подходят мужчины знакомиться, они очень жёстко им отвечают.
Ирина Соломатина:
Нужно понимать, что феминизм – это, прежде всего, субъектно-субъектные отношения. Это очень важно понимать. Потому что есть феминистки, которые говорят: «Мне не нравится этот мужчина, а нравится этот, и я хочу, чтобы он выполнял роль отца». А он не хочет. И она обижается. Я считаю, что это неправильно. Мужчина тоже должен принимать участие. Это должны быть отношения, когда два индивида способны между собой договориться.
Ника Сандрос: «У меня был один период в жизни, когда я считала, что я феминистка. Когда я рассталась с мужчиной, была одинокой и несчастной, прибилась к феминистическим своим подругам , все мужчины были «козлы», негодные, недостойные и никчёмные».
Лилия Ахремчик:
Женщины – не всегда жертвы. Я вот бытовой пример приведу: вы понаблюдайте в магазинах, как женщина разговаривает с мужчиной, с мужем. «Поди, принеси». То есть на бытовом уровне у нас женщины руководят. Они на самом деле в семье слово мужчины не ценят.
Павел Шестаков:
64% мужчин-подкаблучников сейчас. Это же очевидно.
Ника Сандрос:
Может быть, воспитать мужчин так, чтобы это мужчины были? Может быть, и меньше феминизма станет? А как же тут не станешь феминисткой, когда эти «телята» ходят, ничего не соображают – конечно же, женщина берёт всё в свои руки.
Павел Шестаков:
А кто будет стоять и держать возле туалета сумочки ваши, если не мы, мужчины?
Наталья Олифирович:
Вот интересный очень пример: русские народные сказки. У нас очень мало мужчин-героев. И герои очень часто странные. Например, герой Емеля, вы помните, лежит на печи. Емелю кто поддерживает? Щука – материнская фигура и печка –материнская фигура. Кто воспитывает мальчика? Мальчика воспитывает женщина и мужчина вместе. Если мальчик видит хорошие отношения между отцом и матерью, у него есть шанс вырасти мужчиной, который уважает свою жену. Если он видит одну мать, которая рассказывает, что отец был лётчиком и погиб, это ещё ничего. Но если мать говорит: твой отец был придурком, алкоголиком, негодяем, неудачником, это не мужчина, какой шанс у мальчика вырасти с уважением к отцу? Каждый мальчик имеет право быть таким, как его папа.
Ника Сандрос:
У меня отношения не сложились, например, с мужчиной-европейцем, потому что поровну я не хочу, я хочу, чтобы был он и я рядом. И когда у меня есть мужчина-белорус, который главный и важный, и я рядом, меня это устраивает больше, чем поровну.
Ирина Соломатина:
Субъект-субъектные отношения – это определённые правила игры. И мы должны их разделять. Если мы их не разделяем, то нам очень сложно.
Если мы сейчас посмотрим статистику, которая связана со здоровьем мужчин в Беларуси, то мы увидим ужасные статистические данные. Это связано с тем, что мужчина пытается сохранить вот эту свою брутальность, не хочет ходить к доктору, точнее, он туда идёт, когда уже поздно. Это очень опасно для выживания нации. Мне кажется, что мужчинам тоже было бы легче, если бы общество так жёстко не предъявляло к ним определённых требований.
Лилия Ахремчик: «Женщины – не всегда жертвы. Я вот бытовой пример приведу: вы понаблюдайте в магазинах, как женщина разговаривает с мужчиной, с мужем. «Поди, принеси». То есть на бытовом уровне у нас женщины руководят. Они на самом деле в семье слово мужчины не ценят».
Павел Шестаков:
Что касается заграницы. Там действительно женщины более равноправны, более счастливые, только они не ходят и не рассказывают никому, что они феминистки. Они просто говорят: «Да, это нормально», – и всё.
Что касается ко врачам пойти мужчине и женщине. Если моей супруге, не дай Бог, плохо, я первое, что сделаю, – посажу её на машину и завезу ко врачу. Что бы у меня ни было сейчас, поеду и завезу её.
Ника Сандрос:
У меня мужчина, 38 лет, большой, сильный и брутальный. И когда он болеет, я его сажу в машину и везу к доктору, как маленького мальчика, потому что я его люблю, я хочу ему помочь, как мама, может, где-то позаботиться.
Павел Шестаков:
Возьмите 100 самых успешных женщин Беларуси. Я понимаю, что сейчас вообще говорю странную штуку – 100 самых успешных женщин Беларуси. И спросите у них: «Вы феминистки или нет?». В каком процентном соотношении будут феминистки?
Ника Сандрос: «Может быть, воспитать мужчин так, чтобы это мужчины были? Может быть, и меньше феминизма станет?»
Наталья Олифирович:
Кто будет счастливее? Тот, кто признаёт взаимозависимость всего нашего общества, всех мужчин и всех женщин. Ведь феминизм он не сужается только к теме рождения ребёнка. Счастье наступает тогда, когда семья эгалитарная, когда признаются равные права.