Я смотрю на фотографию самого себя на 20 лет старше, чем сейчас. Нет, это не сумеречная зона, скорее я пытаюсь избавиться от уклона в настоящее – тенденции человека к более тщательному взвешиванию того из двух моментов будущего, который более приближен к настоящему. Многие научные исследования показали, что данная тенденция – известная также как гиперболическое дисконтирование – носит стабильный и устойчивый характер.
По большей части акцент делается на деньгах. Когда людей спрашивают, предпочтут они получить, скажем, 150 долларов сегодня или 180 долларов через месяц, большинство выберет первый вариант. А на вопрос, выберут ли они 150 долларов через год или 180 долларов через 13 месяцев, большинство готовы подождать месяц ради 30 долларов сверху.
Разумеется, феномен уклона в настоящее проявляется не только в экспериментах, но и в реальном мире. В Соединенных Штатах, например, люди откладывают крайне мало денег к моменту выхода на пенсию – даже если зарабатывают достаточно, чтобы не тратить всю зарплату на текущие расходы, и даже если работают в одной из таких компаний, которые вкладывают в пенсионный план дополнительные средства.
Такое положение дел заставило ученого по имени Хэл Хершфилд поэкспериментировать с фотографиями. Хершфилд – профессор маркетинга Калифорнийского университете в Лос-Анджелесе, чьи исследования начинаются с идеи об отсутствии связи между нами сегодня и в будущем. В результате чего, как он объяснил в одной из статей 2011 года, «откладывать деньги – все равно что выбирать между тем, чтобы потратить их сегодня или отдать незнакомому человеку много лет спустя». В статье описана попытка Хершфилда и нескольких его коллег изменить подобный образ мышления. Они просили студентов в течение минуты смотреть на цифровые представления себя в виде аватаров, показывающих, как они будут выглядеть в возрасте 70 лет. Затем студентов спросили, что они станут делать, если вдруг получат тысячу долларов. Студенты, смотревшие в глаза своему старшему «я», ответили, что положат на свой пенсионный счет в среднем 172 доллара, что вдвое больше той суммы, которую назвали члены контрольной группы, готовые выделить лишь около 80 долларов.
Сам я уже немолод – разменял седьмой десяток, если вам интересно – и поэтому Хершфилд предоставил мне возможность увидеть образ не только самого себя после восьмидесяти (со старческими пятнами, непомерно асимметричным лицом и морщинами глубиной с выбоины на дорогах Манхэттена), но и моей дочери спустя десятилетия. Он объяснил, что это должно заставить меня задаться вопросом о том, что я почувствую к концу жизни, если о моих детях никто не позаботится?
Когда люди слышат слово предубеждение, многим, если не большинству, на ум приходят либо расовые предрассудки, либо склонные к тенденциозному освещению новостей информагентства. Уклон в настоящее, напротив, является примером когнитивного искажения – совокупности ошибочных типов мышления, встроенных в человеческий мозг. Коллекция, надо сказать, значительная. Статья Википедии под названием «Список когнитивных искажений» содержит 185 пунктов: от эффекта актера и наблюдателя (тенденция объяснять собственные промахи особенностями ситуации, а неприятности, происходящие с окружающими – негативными качествами их личности) до эффекта Зейгарник (когда незавершенные или прерванные действия запоминаются лучше, чем завершенные).
Некоторые из 185 пунктов сомнительны и даже ненаучны. Эффект IKEA, например, определяется как «тенденция покупателей непропорционально высоко оценивать значимость (ценность) товаров, которые они создают отчасти сами». Но примерно 100 искажений действительно существуют, что было неоднократно доказано, и могут внести в нашу жизнь существенную путаницу.
Заблуждение игрока вселяет в нас абсолютную уверенность в том, что, если пять раз подряд монета выпала решкой, вероятнее всего, в шестой раз она приземлится вверх орлом. На самом же деле, шансы всегда составляют 50 на 50. Оптимистический уклон заставляет нас постоянно недооценивать затраты и продолжительность практически каждого предпринимаемого проекта. Эффект доступности заставляет нас думать, что, скажем, путешествие самолетом опаснее путешествия на автомобиле. С точки зрения нашей памяти и воображения, образы авиакатастроф носят более яркий и драматический характер, а потому доступны нашему сознанию в куда большей степени.
Эффект привязки – тенденция излишне полагаться при принятии решений, оценках или прогнозах на первую предложенную информацию, особенно если она представлена в числовой форме. Именно по этой причине участники переговоров намеренно начинают со слишком низких или слишком высоких цифр, поскольку знают, что те станут «якорем» в контексте последующих сделок. Ярким примером эффекта привязки является эксперимент, в ходе которого участников попросили понаблюдать за колесом рулетки, на котором выпадало либо 10, либо 65, а потом угадать долю африканских стран в ООН. Те, кто видел, что колесо останавливается на 10, называли в среднем 25 %, остальные – в районе 45 %. (На момент проведения эксперимента правильным ответом было бы 28 %.)
Последствия искажений проявляются не только в контексте отдельно взятого человека. В прошлом году президент США Дональд Трамп решил отправить новые войска в Афганистан, совершив тем самым ошибку невозвратных затрат. Он заявил: «Наша страна должна добиться почетного и надежного результата, достойного огромных жертв, что были принесены, особенно в плане человеческих жизней». Подобного рода мышление велит нам сделать выбор в пользу неудачного капиталовложения исключительно из-за тех средств, которые мы уже на нем потеряли; доесть в ресторане неаппетитное блюдо, ведь мы же за него заплатили; вести обреченную на проигрыш войну из-за вложенных в нее человеческих и материальных ресурсов. Подобное мышление можно считать заведомо никудышным.
Если бы мне пришлось выбрать из списка какое-то одно, наиболее распространенное и разрушительное искажение, я бы, наверное, назвал предвзятость подтверждения. Эта тенденция заставляет нас искать доказательства, подтверждающие заранее имевшиеся в нашем сознании концепции, рассматривать факты и идеи, с которыми мы сталкиваемся, в качестве дальнейшего подтверждения и сбрасывать со счетов/игнорировать любое доказательство в пользу какой-либо альтернативной точки зрения. Наиболее беззастенчиво предвзятость подтверждения проявляется в нынешних политических разногласиях, когда каждая из сторон не может допустить, чтобы другая оказалось хоть в чем-то права.
Предвзятость подтверждения проявляется и во многих других обстоятельствах, иногда ее последствия просто ужасны. Процитирую доклад 2005 года о подготовке к войне в Ираке: «При наличии доказательств того, что Ирак не располагает [оружием массового уничтожения], аналитики, как правило, такую информацию не учитывали. Вместо того, чтобы взвешивать доказательства в независимом порядке, аналитики принимали ту информацию, что соответствовала общепринятой теории, а противоречившую ей – отвергали».
Более-менее четко идею когнитивных искажений и эвристики ошибок – методов и общих правил, с помощью которых мы принимаем суждения и делаем прогнозы, – описали в 1970-х Амос Тверски и Даниел Канеман, социологи, чья карьера началась в Израиле, а продолжилась в Соединенных Штатах. Именно они проводили эксперимент «доля африканских стран в ООН». Тверски умер в 1996 году. А Канеман получил Нобелевскую премию 2002 года по экономике за их совместную работу, итоги которой он кратко сформулировал в своем бестселлере 2011 года «Думай медленно, решай быстро». История местами спорного сотрудничества Тверски и Канемана рассказана в прошлогодней книге Майкла Льюиса «Отмененный проект». А более ранняя книга Льюиса под названием «Как математика изменила самую популярную спортивную лигу в мире» была о противостоянии волейбольного менеджера Билли Бина когнитивным искажениям приверженцев старой школы, а именно фундаментальной ошибке атрибуции, когда при оценке чьего-то поведения мы придаем слишком большое значение его личным качествам и недооцениваем внешние факторы, многие из которых измеряются статистикой.
Другой ключевой фигурой в этой области является экономист из Чикагского университета Ричард Талер. Одним из искажений, с которым его связывают больше остальных, является эффект владения, завышение ценности покупки сразу после её приобретения. В ходе одного из экспериментов, проведенных Талером, Канеманом и Джеком Кнетчем, половине участников дали кружку и спросили, за сколько они бы ее продали. Средний ответ составил 5,78 доллара. Остальные сказали, что купят ту же кружку в среднем за 2,21 доллара. Что противоречит классической экономической теории: в определенное время среди определенной группы населения товар имеет такую рыночную стоимость, которая не зависит от того, владеет им кто-либо или нет. В 2017 году Талер получил Нобелевскую премию по экономике.
Большинство книг и статей о когнитивных искажениях, как правило, ближе к концу, содержат фразу, похожую на мысль из книги «Думая медленно, решай быстро»: «Вопрос, который чаще всего задают о когнитивных иллюзиях, заключается в том, можно ли их преодолеть. Идейный посыл… неутешителен».
Канеман и другие проводят аналогию, основанную на понимании иллюзии Мюллера-Лайера, возникающей при наблюдении отрезков, обрамленных стрелками. Заключается она в том, что отрезок, обрамленный «остриями», кажется короче отрезка, обрамленного «хвостиками», на деле же длина обоих одинакова. Принципиальный момент: даже измерив линии и обнаружив, что они равны, а также выслушав объяснение неврологической подоплеки иллюзии, мы по-прежнему считаем одну линию короче другой.
Как минимум в контексте данной оптической иллюзии наш медлительный, аналитический ум – то, что Канеман называет «Системой 2», – распознаст подвох Мюллера-Лайера и убедит себя не доверять восприятию «Системы 1», которая срабатывает автоматически и очень быстро. Но в реальном мире все не так просто, ведь мы имеем дело не с отрезками, а с людьми и ситуациями. «К сожалению, эта разумная процедура вряд ли осуществится там, где она нужнее всего, – пишет Канеман. – Всем бы хотелось, чтобы предупреждающий звонок громко звенел каждый раз, как только нам грозит ошибка, но такого звонка нет».
Поскольку искажения кажутся столь укоренившимися и неизменными, бóльшая часть внимания, уделяемого их противодействию, касалась не самих проблемных мыслей, суждений или прогнозов, а изменения поведения в форме стимулов и побуждений. Например, хотя уклон в настоящее до сих пор представлялся труднопреодолимым, работодатели смогли подтолкнуть сотрудников к выделению средств на пенсионные планы, сделав экономию параметром по умолчанию; активные усилия должны предприниматься, чтобы не участвовать. То есть лень и бездействие могут быть сильнее предубеждений. Процедура также может быть организована таким образом, чтобы отговорить или помешать людям руководствоваться в своих действиях тенденциозностью. Известный пример: чек-листы для врачей и медсестер, представленные Атулом Гаванде в книге «Чек-лист. Как избежать глупых ошибок, ведущих к фатальным последствиям».
Действительно ли, однако, от предубеждений невозможно ни избавиться, ни значительно их смягчить? Кое-какие исследования дали предварительный ответ на этот вопрос. Эксперименты основаны на реакциях и ответах произвольно выбранных субъектов, многие из которых являются студентами, то есть их больше волнуют те 20 долларов, что им заплатят за участие, а не изменение или изучение поведения и мышления. Но что если человек, подвергающийся мероприятиям по избавлению от предрассудков, настроен решительно и сам заявил о желании участвовать? Иными словами, что если бы речь шла обо мне?
Естественно, я написал Канеману, который в свои 84 года все еще работает в Школе общественных и международных отношений имени Вудро Вильсона при Принстонском университете, но большую часть времени проводит на Манхэттене. Он быстро ответил мне, согласившись встретиться. «Я должен, – сказал он, – хотя бы попытаться отговорить вас от задуманного».
Я встретился с профессором в кафе «Хлеб насущный» на нижнем Манхэттене. Он оказался высоким, учтивым и приветливым человеком с ярко выраженным акцентом и кривой улыбкой. За яблочным пирогом и чаем с молоком он сказал мне: «Темперамент имеет прямое отношение к моей позиции. Пессимистичнее меня вы не найдете никого».
В этом контексте его пессимизм связан, во-первых, с невозможностью внесения каких-либо изменений в «Систему 1», ту часть нашего мозга, которая отличается быстротой мысли и выносит ошибочные суждения, эквивалентные иллюзии Мюллера-Лайера. «Я вижу неравные линии, – сказал он. – Цель состоит в том, чтобы не доверять тому, что, как мне кажется, я вижу. Понять, что глазам верить не стóит». Это реально в случае с оптической иллюзией, отметил он, но чрезвычайно сложно в контексте реальных когнитивных искажений.
По словам Канемана, эффективнее всего проверить их можно извне: другие способны воспринимать наши ошибки легче нас самих. И «системы, отличающиеся медленным мышлением», как он выразился, могут определять стратегии, включающие контроль за отдельными решениями и прогнозами. Здесь также могут потребоваться чек-листы и «премортемы» – идея и термин, придуманные когнитивным психологом Гэри Кляйном. Премортем есть попытка противостоять оптимистическому уклону, когда от членов команды требуют представить, что проект закончится неудачно, и написать об этом пару предложений. Это упражнение, как оказалось, помогает людям думать наперед.
«Моя позиция такова: ничто из этого не имеет влияния на „Систему 1", – подчеркнул Канеман. – Вы не можете улучшить интуицию. Возможно, пройдя долгосрочное обучение, проведя множество разговоров и подвергнувшись воздействию поведенческой экономики, вы сможете обосновать первоначальный стимул и обязать „Систему 2" к соблюдению правил. К сожалению, для большинства людей в пылу споров и дискуссий правила улетучиваются как дым».
Во время нашего общения с Канеманом он параллельно переписывался с Ричардом Нисбеттом, профессором социальной психологии из Мичиганского университета. Они поддерживали профессиональный отношения на протяжении десятилетий. Нисбетт сыграл важную роль в распространении мыслей Канемана и Тверски в книге 1980 года под названием «Человеческое умозаключение: стратегии и недостатки социальных суждений». Канеман, в свою очередь, в книге «Думай медленно, решай быстро» описывает раннюю статью Нисбетта, в которой демонстрировалось нежелание субъектов верить статистическим и другим общепринятым данным, а также тенденция основывать свои суждения на отдельных примерах и наглядных случаях из жизни. (Это искажение известно как игнорирование базовой информации.
Однако с течением времени Нисбетт в своих исследованиях и размышлениях стал подчеркивать возможность обучения людей преодолевать или избегать ряд ловушек, включая игнорирование базовой информации, фундаментальную ошибку атрибуции и ошибку невозвратных затрат. Он написал Канеману электронное письмо отчасти потому, что работал над мемуарами и хотел обсудить состоявшийся на недавней конференции разговор с Канеманом и Тверски. У Нисбетта создалось впечатление, что коллеги рассердились, восприняв все его слова и действия скрытой критикой в свой адрес. Канеман вспомнил тот разговор и ответил: «Да, помнится, мы были (несколько) раздражены вашей работой над простотой обучения статистическим интуитивным представлениям (и гнев чрезвычайно силен)».
Когда Нисбетта просят привести пример своего подхода, он обычно упоминает исследование, касающееся бейсбола. Студентам Мичиганского университета звонили под предлогом проведения опроса о спорте и спрашивали, почему в высшей лиге всегда есть несколько баттеров (отбивающих), которые в начале сезона наносят в среднем 450 ударов, но при этом сезон со столь высоким средним показателем не заканчивал никто. Около половины студентов, у которых не было такого предмета как «Введение в статистику», дают неверные ответы вроде «питчеры привыкают к баттерам», «баттеры устают по ходу сезона» и так далее. И примерно половина дает правильный ответ, ссылаясь на закон больших чисел, который гласит, что выпадающие результаты встречаются намного чаще при малом объеме выборки. В течение сезона, по мере увеличения количества выходов к бите, регрессия к среднему значению неизбежна. Когда Нисбетт задает тот же вопрос студентам, которые с курсом статистики знакомы, правильный ответ дают около 70 %. Вопреки мнению Канемана, он считает, что подобный результат говорит о возможности включения закона больших чисел в «Систему 2» – а, может, и в «Систему 1», при наличии даже минимальных стимулов.
Второй излюбленный пример Нисбетта заключается в том, что экономисты, усвоившие уроки ошибки невозвратных затрат, часто уходят с плохих фильмов и не доедают невкусные блюда в ресторане.
Я поговорил с Нисбеттом по телефону и спросил о противоречиях с Канеманом. Его голос показался мне немного неуверенным. «Дэнни был, казалось, убежден в тривиальности того, что демонстрировал я, – сказал он. – Ему было ясно одно: обучение безнадежно для любого рода суждений. Но мы тестировали студентов Мичиганского университета в течение четырех лет, и они показывают прекрасные результаты касаемо способности решать проблемы».
В своей книге 2015 года «Мозгоускорители. Как научиться эффективно мыслить, используя приемы из разных наук» Нисбетт пишет следующее: «Благодаря собственным исследованиям процесса обучения людей статистическому мышлению я знаю, что всего нескольких примеров в двух или трех областях достаточно, чтобы улучшить мотивацию людей в условиях бесконечно большого количества событий».
В одном из своих электронных писем к Нисбетту Канеман предположил, что в значительной степени разница между их позициями зависит от темперамента: пессимист против оптимиста. В ответ Нисбетт предложил еще один фактор: «Вы с Амосом специализировались на сложных проблемах, в ходе решения которых приходили к неверным ответам. Я же начал изучать легкие проблемы, в которых вы, ребята, не ошибетесь никогда, а вот обычные люди ошибутся точно… Тогда можно рассмотреть влияние обучения на легкие проблемы, и те оказываются в конечном итоге огромными».
Пример простой проблемы – баттер в начале бейсбольного сезона. Примером трудной является так называемая «проблема Линды», которая легла в основу одной из ранних статей Канемана и Тверски. Говоря простым языком, в ходе эксперимента участникам рассказывали о некой вымышленной женщине по имени Линда, ее идеях о социальной справедливости, учебе в колледже по специальности философия, участии в демонстрациях против использования атомной энергии и так далее. Затем испытуемых спросили, что из следующего более вероятно: а) что Линда кассир в банке или b) что она кассир в банке и активистка феминистского движения. Правильный ответ (a), поскольку выполнение одного условия всегда более вероятно, чем двух сразу. Но из-за ошибки конъюнкции (предположения о том, что несколько определенных условий вероятнее одного общего) и эвристики репрезентативности (наше страстное желание использовать стереотипы) более 80 % опрошенных студентов выбрали ответ (b).
Нисбетт справедливо спрашивает, как часто в реальной жизни нам приходится делать суждения, подобные тому, что требуется в «проблеме Линды». Я не могу вспомнить ни одной ситуации из своей жизни. Это такая логическая уловка.
Нисбетт предложил мне пройти онлайн-курс «Мозгоускорители. Критическое мышление в информационный век», в котором он говорит о том, что считает наиболее эффективными навыками и концепциями избавления от склонности к определенным оценкам. После чего мне было предложено ответить на вопросы, которые он задает студентам Мичиганского университета. Так я и сделал.
Курс состоит из восьми уроков с графиками и викторинами, а сам Нисбетт появляется на экране в образе авторитетного, но отзывчивого профессора психологии. Рекомендую всем. Он объясняет эвристику доступности таким образом: «Люди удивляются, что самоубийств происходит больше, чем убийств, а вследствие утопления умирает больше, чем в пожарах. Люди всегда уверены в росте преступности», даже если это не так.
Он обращается к логической ошибочности склонности к предвзятости подтверждения и объясняет, что при проверке считающейся верной гипотезы люди склонны искать подтверждающие ее примеры. Но Нисбетт демонстрирует, что независимо от количества собранных примеров, мы никогда не сможем это утверждение доказать. Правильнее было бы поискать опровержение.
А к проблеме игнорирования базовой информации он подходит с помощью своей собственной стратегии выбора фильмов для просмотра. Его решение никогда не зависит ни от рекламы, ни от конкретных обзоров, ни от импонирующего названия. «Я руководствуюсь базовой информацией и выбираю те книги и фильмы, что рекомендуют люди, которым я доверяю. – говорит он. – Большинство считают себя не такими, как все. Но это не так».
По окончании мною его курса Нисбетт отправил мне опросник, которым они с коллегами пользуются в Мичиганском университете. В нем описано несколько десятков проблем с целью измерения устойчивости субъектов к когнитивным искажениям. Один из примеров представлен здесь.
Из-за предвзятости подтверждения многие неподготовленные люди отвечают (e). Но правильным является ответ (с). Единственное возможное решение в данной ситуации – опровергнуть правило, а единственный способ сделать это – перевернуть карты с изображением буквы «А» (правило будет опровергнуто, если на другой стороне окажется что-то помимо четверки) и числом 7 (правило будет опровергнуто, если на другой стороне окажется буква «А»).
Я правильно понял суть, и Нисбетт, получив мой ответ, написал: «Очень немногие старшекурсники Мичиганского университета справились так же хорошо, как вы, если таковые были вообще. Уверен, что такой же результат показало по крайней мере несколько студентов-психологов второго курса и выше. Ваш результат близок к идеалу».
Однако же я не чувствовал, что благодаря прочтению «Мозгоускорителей» и прохождению онлайн-курса избавился от своих предубеждений. Во-первых, меня не тестировали досрочно, так что я мог считаться относительно беспристрастным. С другой стороны, многие из тестовых вопросов, в том числе приведенный выше, показались мне далекими от ситуаций, с которыми можно столкнуться в повседневной жизни. Кроме того, я был, выражаясь словами Канемана, «подкован». В отличие от старшекурсников Мичиганского университета, я точно знал, почему мне задают эти вопросы, и подошел к их решению соответствующим образом.
Нисбетт, со своей стороны, настаивал на том, что результаты были весьма демонстративны. «Раз вы добиваетесь результатов в контексте тестирования, – сказал он мне, – то добьетесь их и в реальном мире».
Курс Нисбетта и предоставленная Хэлом Хершфилдом возможность встретиться с более старшей версией себя – не единственные методы избавления склонности к определенным оценкам. Нью-йоркский Институт нейролидерства предлагает организациям и частным лицам различные тренинги, вебинары и конференции, обещающие, среди прочего, использовать когнитивную психологию с целью обучения участников противостоять предубеждениям. В этом году двухдневный саммит пройдет в Нью-Йорке; заплатив 2 845 долларов, вы могли бы, к примеру, узнать, «почему наш мозг так слаб в плане мыслей о будущем, и как мы можем улучшить его работу?»
Профессор Уортонской школы бизнеса при Пенсильванском университете Филип Тетлок со своей женой и научным партнером Барбарой Меллерс в течение многих лет изучают так называемое «суперпрогнозирование» и суперпрогнозистов - людей, которым удается обходить когнитивные искажения и предсказывать будущие события с гораздо большей точностью, чем появляющиеся на ТВ ученые так называемые эксперты. В книге Тетлока «Суперпрогнозисты: искусство и наука прогноза» (написанной в соавторстве с Дэном Гарднером), а также посредством коммерческого предприятия Good Judgment, учрежденного им и Меллерс, профессор делится ноу-хау суперпрогнозистов.
Одним из наиболее важных факторов является то, что Тетлок называет «взглядом снаружи». Взгляд изнутри, в свою очередь, является результатом фундаментальной ошибки атрибуции, игнорирования базовой информации и других предубеждений, которые беспрестанно склоняют нас полагаться в своих суждениях и прогнозах не на данные и статистику, а на удачные и яркие примеры. Тетлок объясняет: «На чьей-то свадьбе к вам подходят и спрашивают, сколько, по-вашему, этот брак продлится. Если вы удивлены, поскольку знаете, что новобрачные действительно любят друг друга, то оказались вовлечены во взгляд изнутри». Около 40 % браков заканчиваются разводом, и эта статистика гораздо более показательна с точки зрения судьбы любого конкретного брака, чем влюбленно-восторженные взгляды. На церемонии делиться данным пониманием не стóит.
Среди недавних методов избавления от предрасположенности к определенным оценкам наиболее перспективными ученые сочли ряд видеоигр. Они возникли после войны в Ираке и приведшего к ней катастрофического просчета с оружием массового уничтожения, который расшатал основы всего разведывательного сообщества. В 2006 году, стремясь предотвратить еще одну ошибку схожего масштаба, правительство США создало Агентство передовых исследований в сфере разведки (IARPA) с целью использования новейших технологий для улучшения процесса сбора и анализа разведывательных данных. В 2011 году IARPA разработала программу под названием «Сириус» для финансирования развития «серьезных» видеоигр, которые могли смягчить или бороться с тем, что считается шестью наиболее пагубными когнитивными искажениями: предвзятость подтверждения, фундаментальная ошибка атрибуции, слепое пятно в отношении когнитивных искажений (тенденция никак не компенсировать свои собственные предубеждения), эффект привязки, эвристика репрезентативности и проективное искажение (предположение о том, что мышление окружающих идентично вашему собственному).
Целью разработки таких игр задались шесть команд, но до финиша дошли лишь две. Наибольшее внимание получила та, которой руководил Кэри Мореведж, ныне профессор Бостонского университета. Совместно с сотрудниками компаний «Криэйтив Технолоджис» и «Лейдос» Мореведж разработал игру «Пропавшая без вести» (Missing). Одни субъекты играли в игру, прохождение которой занимает около трех часов, а другие смотрели видео о когнитивных искажениях. Все они прошли тестирование на навыки смягчения предрасположенности к определенным оценкам до тренировки, сразу после нее и, наконец, спустя 8-12 недель.
После прохождения теста я сыграл в игру, где представлено множество мужчин и женщин в облегающей одежде и не лучшим образом ориентирующихся в окружающем мире. Игрок принимает образ соседки женщины по имени Терри Хьюз, которая таинственным образом пропала без вести в первой части игры. Во второй же она вновь появилась и нуждается в помощи, чтобы разобраться с происходящими в ее компании махинациями. По пути вас просят делать суждения и прогнозы, некоторые из которых имеют отношение к истории, а некоторые – нет, и все они призваны выявить арсенал ваших предубеждений. В соответствии со своими ответами вы тут же получаете замечания и комментарии.
Например, когда вы обыскиваете квартиру Терри, в дверь стучит комендант здания и ни с того ни с сего спрашивает о Мэри, другом арендаторе, которого называет человеком неспортивным. Он говорит, что 70 % арендаторов ходят в спортзал «У Рокки», 10 % – в «Энтропи фитнес», а остальные 20 % остаются дома и смотрят «Нетфликс». Как вы думаете, спрашивает он, в какой спортзал, вероятнее всего, ходит Мэри? Неверный ответ, основанный на игнорировании базовой информации (форма эвристики репрезентативности), звучит как «Ни в какой. Мэри – диванный боец». Правильный ответ основан на данных, любезно предоставленных комендантом: тренажерный зал «У Рокки». Когда участников исследования опросили сразу после игры или просмотра видео, а затем через пару месяцев, все улучшили свой результат, причем у игравших он оказался выше.
Когда я разговаривал с Мореведжем, он сказал, что считает результаты подтверждением исследований и идей Ричарда Нисбетта. «Работа Нисбетта в значительной степени основана на предположении о том, что обучение не способно уменьшать склонность к определенным оценкам, – сказал он мне. – Литература по разного рода методикам обучению говорит, что книги и занятия по сути неэффективны, хоть и являются прекрасным развлечением. А вот от игры воздействие гораздо больше. Это удивило всех».
Вскоре после завершения игры я снова прошел тест и показал смешанные результаты. Выявилось заметное улучшение с точки зрения предвзятости подтверждения, фундаментальной ошибки атрибуции и эвристики репрезентативности и небольшое – в контексте слепого пятна в отношении когнитивных искажений и эффекта привязки. Самый низкий первоначальный балл (44,8 %) я показал в проективном искажении. После игры он даже немного снизился. (Мне действительно нужно перестать думать, что все мыслят в точности как я.) Но даже положительные результаты напомнили мне слова Даниела Канемана: «Анкеты меня не убеждают. Тест можно дать даже спустя пару лет, но ведь он дает тестируемому подсказки и напоминает, о чем вообще речь».
Я прошел тесты Нисбетта и Мореведжа на мониторе компьютера, а не на бумаге, но суть от этого не меняется. Одно дело, когда эффект от обучения проявляется в виде улучшенных результатов при тестировании, и совсем другое – когда эффект проявляется в виде поведения в реальных условиях. Мореведж сказал мне, что некоторые ориентировочные пути решения задач реальной сложности по ходу игры в «Пропавшую без вести» предоставили «многообещающие результаты», но говорить о них пока слишком рано.
Я не такой пессимист, как Даниел Канеман, и не такой оптимист, как Ричард Нисбетт, но несколько изменений в своем поведении заметил. Например, недавно была жара, и я решил купить в торговом автомате бутылку воды за два доллара. Бутылка не выпала, ввиду поломки механизма, удерживающего ее на месте. Однако рядом был еще один ряд бутылок с водой, и, очевидно, в этом ряду механизм был исправен. Мой инстинкт заключался в том, чтобы не покупать бутылку из «хорошего» ряда, поскольку стоила она вдвое больше. Но все мои познания в области когнитивных искажений говорили, что данное мышление ошибочно. Я бы потратил за воду два доллара – цена, которую был готов заплатить, как уже было установлено. Так что я внес деньги, получил воду и с радостью ее выпил.
В дальнейшем я приложу все усилия, чтобы следить за своими мыслями и реакциями. Допустим, я ищу научного ассистента. Кандидат А имеет безупречные рекомендации и опыт, но оказывается косноязычным и не способным смотреть в глаза; кандидат Б любит говорить о баскетболе – моя любимая тема! – но рекомендации у него как минимум посредственные. Смогу ли я преодолеть фундаментальную ошибку атрибуции и нанять кандидата А?
Или, скажем, есть некий чиновник, которого я презираю из-за характера, поведения и идеологии, но под его началом экономика страны отличается высокой эффективностью. Смогу ли я избавиться от сильной предвзятости подтверждения и хотя бы допустить возможность того, что этот человек заслуживает доверия?
Что касается вопроса, который Хэл Хершфилд поднял в первую очередь – планирование порядка распоряжения наследуемым имуществом, – я всегда был похож на муравьев, которые делают запасы на зиму, пока кузнечики поют и резвятся. Но экономить я умею столь же хорошо как и откладывать все в долгий ящик. Несколько месяцев назад мой финансовый советник предложил бесплатно оценить мое завещание, составленное пару десятилетий назад и, безусловно, нуждавшееся в пересмотре. В процессе составления завещания есть нечто такое, что создает целую бурю предрассудков, начиная с эффекта неоднозначности (когда «принятие решения страдает из-за недостатка информации или неоднозначности», согласно определению Википедии) и заканчивая искажением нормальности (склонность забывать о самосохранении в экстренной ситуации), а кульминацией всего выступает эффект страуса (правда нужно объяснять?). Мой советник прислал мне предоплаченное письмо, которое до сих пор лежит на полу моего кабинета и собирает пыль. И как подсказывает мне склонность к запоздалым суждениям, я знал, что именно так и произойдет.
Источник: ИНОСМИ.РУ
Мнение автора не всегда совпадает с позицией редакции.