Юрий Стоянов, артист театра и кино, народный артист Российской Федерации в программе «Простые вопросы» с Егором Хрусталёвым.
Юрий Николаевич, добро пожаловать в Минск. Очень рады Вас видеть. Знаете, лет 17 назад я имел честь совсем юным журналистом записывать интервью вместе с Вашим дорогим и любимым партнёром – Ильёй Олейниковым. Была удивительная программа. Вообще, время было удивительное – вам в студии даже разрешили вдвоём курить.
Юрий Стоянов, артист театра и кино, народный артист Российской Федерации:
Да, было такое. Но сейчас я понимаю, что это – отвратительно, на самом деле.
Курить в кадре – это ужасно.
Ваше выступление было очень смешным. Это был, наверное, пик «Городка».
Юрий Стоянов:
17 лет назад? Это – не пик был. Это был такой подход к пику. Подбирались.
Я знаю, что у Вас дома огромная коллекция гитар.
Юрий Стоянов:
Ну, не такая большая. Сейчас я привёл в порядок её.
Гитара – это не тот инструмент, который нужно коллекционировать.
Это – инструмент, на котором нужно играть. Потому что гитара – это не скрипка Страдивари, она не живёт так много лет в силу инженерных своих особенностей. Я не знаю людей, которые играют на антикварных гитарах в концерте. Поэтому их у меня 20.
Ничего себе, немного.
Юрий Стоянов:
Это – не огромное количество.
Вы знаете, я видел, как Вы играете на гитаре в одной телевизионной программе. ребята моего поколения, которые учились играть на гитаре – у нас такая рок-н-ролльная школа. Но я увидел, как Вы играете – это абсолютно другая манера, такая классическая.
Юрий Стоянов:
Мне трудно сказать, как это появилось. Я не знаю, почему так. Я ведь человек без образования музыкального. У меня его нет, к сожалению. Я не учился. У меня был только один эпизод, когда в Одессу приехал – был такой замечательный гитарист Кузнецов. И мои родители, и я оказались в компании у наших общих друзей в Одессе.
И я попросил: «А можно мне показать, руку правую как держать?»
И это заняло буквально… Ну, как мы играли – положил вот так вот на деку и чешешь. Ну вот, он мне говорит: «Брось. Молоточки. И всё. Запомнил?» Говорю: «Вроде, да».
Обращаю внимание, какие у Вас специальные ногти.
Юрий Стоянов:
Которые я прячу обычно. Я в кино снимаюсь вот так. Рука либо вот так, либо вот так. Если перед концертом, то их приходится клеить – это не мои ногти, естественно. Как у любого гитариста, ногти, к сожалению, приходится приклеивать.
Вот в Минске нет с этим проблем – я здесь пару раз ломал, наклеили за два часа.
Потому что здесь акрил – легко, а в Москве – невозможно. И вот это – такая мутота: перед концертом их надо приклеить, после концерта их надо спилить, потому что у тебя съёмки в кино. Потом у тебя опять концерт, их опять надо приклеить. А свои ни у кого не выдерживают этого удара, этого напряжения. Поэтому я подчёркиваю: ребята, всё в пределах нормы, на левой руке у меня их нет.
А Вы занимались тем, чтобы вот, как бы, какие-то классические произведения «снимать», как называется.
Юрий Стоянов:
Да. Вы знаете, есть потрясающие совершенно испанские гитаристы, но, боюсь соврать, то ли Франсис Гойя, то ли Пако де Лусия – один из них с нотами на Вы был почти до конца. То есть, он жив, один из них. Довольно долго, пока не пришлось с Лондонским симфоническим оркестром ему играть – тогда, для приличия, пришлось выучить ноты. А так человек «снимал» вот просто…
На слух?
Юрий Стоянов:
Абсолютно. Да. Были такими «слухачами». Но, на самом деле, чего хорошего? Это же беда. Я пришёл в детскую музыкальную школу, меня привели и я, знаете, как в том грузинском анекдоте, когда спиной надо отвернуться, начальник берёт ноту. Знаете, да? Он повернулся и сказал: «Ты играл». А надо назвать ноту. Вот мне сказали, что полное, клиническое отсутствие слуха.
И на этом моё общение с музыкальной грамотой, к сожалению, закончилось.
Из-за одной учительницы. Добрым словом не помяну её.
Вы, наверняка, знаете – Олейников в Минске ставил мюзикл.
Юрий Стоянов:
Да, я приезжал к нему сюда.
Он удивил всех тем, что написал музыку. Очень интересную музыку.
Юрий Стоянов:
Он и себя удивил.
Мы вас знаем, как актёрский дуэт, а вот Вы по-музыкальному общались с ним?
Юрий Стоянов:
Да, очень много. Внутри «Городка» – да, была целая такая рубрика у нас.
Она называлась «МУЖИКальная пауза», от слов «мужики» и «музыка».
Где-то между, с такой ошибкой, перечёркнутые буквы. И внутри этой рубрики в «Городке» мы всегда пели. И я думаю, музыкальных номеров там штук 40 у нас наберётся. Но это его была прерогатива, я здесь был просто исполнителем и полностью доверял ему, потому что он очень чувствовал – ещё такая редкая часть юмора, направление, как музыкальный юмор. Он же может быть очень специальным, для десяти выпускников консерватории. Нет, это была абсолютно демократичная… Ну, например, мы записали наш «Садово-огородный рэп» в 1994 году, сделали этот номер. А он сейчас смотрится!
Не считая уровня «картинки», потому что, естественно, разрешение совсем не то, что сейчас у этого простого BETACAM-чика, которым мы это всё снимали. Если бы это всё вычистить да выровнять, абсолютно современный, модный клип, очень смешной. А это было-то когда. Кстати, в этом клипе фонограмму впервые делал, по-моему, тогда ещё десятиклассник Денис Клявер.
У Вас в детстве была увлекательная, Вами придуманная игра «в людей». Когда Вы, насколько я понимаю, следили за проходящим человеком и начинали… Я вот подумал, если эта игра сидит в человеке, Вы же иногда смотрите телевизор, на каких-то людей и начинаете автоматически за них что-то думать. Думаю: «Как, наверное, Юрий Стоянов интересно смотрит на Трампа, на каких-нибудь смешных политических деятелей, которые иногда помалкивают или просто слушают». Кстати, вот о Трампе, Вы давали его, случайно, может быть, для себя, внутренний монолог?
Юрий Стоянов:
Сейчас. Уже показывал. Где он? Сейчас покажу. Можете полистать: вправо-влево.
Ничего себе. А что это было за…
Юрий Стоянов:
А это – просто парик и красный галстук. И весь вам Трамп.
Но пока мы не знаем, о чём думает этот человек.
Наша землячка Алёна Свиридова сказала, что у Юрия Николаевича Стоянова самая сексуальная черта – это чувство юмора.
Юрий Стоянов:
Ну, это сказала умная женщина. Которой она является.
Ну, у Вас, наверняка, были различные опыты покорения женщин. Но это всегда было чувство юмора?
Юрий Стоянов:
Да. А потом, благодаря этому чувству юмора, я от них же и уходил. С юмором. Потому что нужно было очень много юмора для того, чтобы к этому всему спокойно отнестись. Знаете, чувство юмора сводило и чувство юмора разводило. Либо отсутствие его у кого-то. Вот моя жена, с которой мы уже 20 лет вместе, Лена – я задумывался, почему мы вместе. Знаете, как люди иногда объединяются на том, кого они вместе любят.
Можно объединиться на почве ненависти – мы с ним ненавидим одно и то же.
Так дружат. Иногда целые страны. А мы с ней смеёмся над одним и тем же. Поразительная вещь: мы объединились на вот этом. Очень. Помимо того, что она – красивая женщина. Это всё прилагается.
У вас есть удивительный персонаж в фильме «Человек у окна». Он в одной сцене говорит полицейскому: «Ты представляешь, какое количество русских детей спасли узбеки во время Великой Отечественной войны». Действительно, это была ваша история?
Юрий Стоянов:
Вы знаете, что это не написано? А это я просто говорю в камеру. Там очень много личного в этом фильме, поскольку я участвовал в придумке этого сценария, всей этой истории. И сама история «человека у окна» – дело в том, что в Японии есть такая должность официальная на фирмах очень крупных. Так адаптируют людей, которых принято считать умственно неполноценными, больными, которые болеют болезнью Дауна, с очень сложными отклонениями. Вот они стоят у окна и рассказывают тем людям, которые не могут оторвать взгляд от компьютера или чертежа, что происходит на улице. Поскольку иначе жизнь проходит мимо.
Это по-японски называется «человек у окна», вот прямо такая должность.
А этот кусок – мне просто Дима сказал: «Ну, ты скажи ему, что ты думаешь. Что считаешь нужным». Он абсолютно импровизационный. Вот просто работала камера и я сказал. Это – история моей мамы. И моего дяди, и бабушки, и прабабушки – всех тех людей, которые оказались в эвакуации в Ташкенте и которые выжили, благодаря узбекам. Это – правда. Поэтому, вот это слово «чурки» – он сработал именно на это слово. Жёстко так, да. И оказалось, что достаточно этих полутора минут, чтобы количество «лайков» или чего-то ещё там – «кликов» – в Интернете именно узбеками было какое-то невероятное.
Я на Дорогомиловский рынок когда прихожу – не знаю, что такое копейку истратить на нём.
«Ай, Юра, брат, спасибо тебе за эти «чурки-мурки». Брат, как ты сказал это!» И всё это туда мне. Я не хожу, говорю: «Я перестану ходить на этот рынок». А дочка мне говорит: «Давно ты, папа, не ходил на Дорогомиловский рынок».
Юрий Николаевич, от людей, которые на виду, которые имеют такой авторитет, как Вы, очень часто мои коллеги требуют, особенно, в каких-то политических критических ситуациях: «Выскажите своё мнение, дайте оценку».
Юрий Стоянов:
От меня уже не требуют, я отучил.
Потом обрастает таким комом оценок, знаков, цитат, вырванных из контекстов. Вы научились отказываться.
Юрий Стоянов:
Очень у меня простая формула. Безусловно, и точка зрения у меня есть. И отношение моё к ежедневно происходящему существует – и в стране, и в мире, к персоналиям, безусловно. Но, если я на виду, то какое-то количество разных людей может опереться на то, что я сказал. Или поискать опоры. А какой-то, наоборот, оттолкнётся от этого.
И получается, что происходит невероятная подмена.
Я – человек призванный мирить людей, или, проще говоря, удивлять, или просто создавать хорошее настроение, вот так, если совсем грубо. А под хорошим настроением я не подразумеваю обязательно шутить. Или умно провести время, неважно. Я начинаю дробить этих зрителей. Относительно моей точки зрения они становятся своими или не своими. У меня другая профессия. Давайте, я буду тем редким случаем, когда люди разных убеждений, по крайней мере, по отношению к тому, что я делаю, будут, хотя бы, в этом едины.
Юрий Николаевич, дайте совет. Вы излучаете и постоянно, в тех шоу, где Вас можно увидеть, оптимизм и желание видеть только лучшее. Я видел, как Вы поддержали одного паренька в проекте, который убежал со сцены. Никто не сказал. «С меня корона не упадёт», – сказал Юрий Стоянов и пошёл его поддерживать за кулисами. Есть какой-то фокус или Вы не знаете, почему другие брюзжат, а вы не начали?
Юрий Стоянов:
Вы знаете, очень большой кусок моей жизни я прожил с плохим настроением.
И я очень ценю тот период, когда я обрёл вот это умение удивляться, интересоваться, слушать, слышать. Когда тебе стало интересно жить. И я с этим не попрощаюсь, я просто это очень ценю. В себе и в этой жизни. Поскольку она конечна, поскольку никто ещё не рассказал, что там происходит, поскольку другой жизни – я не буддист – поэтому я не предвижу, и реинкарнация не намечается, я очень ценю всё, что происходит здесь, сейчас, сегодня со мной, с моими друзьями и с моей страной.
Юрий Николаевич, большое спасибо за Ваше время, за ваш визит в Минск рады всегда Вас видеть. И здоровья Вам. И вот этого оптимизма, которого бы хотелось у Вас немножко позанимать.
Юрий Стоянов:
Перелить Вам кровь?
