Владимир Бортко про съёмки «О любви»: Чиповская кровь пила из меня вёдрами

Владимир Бортко, кинорежиссёр, народный артист Российской Федерации, народный артист Украины, депутат Государственной Думы Российской Федерации в программе «Простые вопросы» с Егором Хрусталёвым.

Владимир Владимирович, большое спасибо, что нашли возможность встретиться. О многом хочется  вас спросить, постараюсь вместить все вопросы в те минуты, которые у меня есть.

Владимир Бортко, кинорежиссёр, народный артист Российской Федерации, народный артист Украины, депутат Государственной Думы Российской Федерации:
Я Вас слушаю внимательнейшим образом.

Главный повод, всё-таки, по которому Вы оказались здесь, в Минске – это премьера Вашего фильма «О любви». Классический любовный треугольник. Мы с Вами беседуем до того, как я его посмотрел, но я о нём смог прочитать. Скажите, насколько верно вот мнение тех, кто о нём высказывается, что это – в общем-то, обычная история современная, но рассказана немножко старомодно.

Владимир Бортко:
Знаете, мне очень трудно об этом говорить, по поводу старомодности, поскольку я сам – человек старомодный, как Вы видите. Посмотрите, пожалуйста, на меня.

Я, во всяком случае, такой особенной старомодности не вижу.

Что касается треугольника, тоже это, по-моему, не совсем точно, поскольку там четырёхугольник, я бы сказал так.  Хотелось бы, чтобы зрители, которые, я надеюсь, посмотрят эту картину, сами определили – старомодно это или не старомодно. Мне кажется, достаточно современно и снято неплохо.

Исполнительница главной роли Анна Чиповская Вам во время съёмок говорила: «Вам 80 лет, Вы ничего не понимаете в нас, в молодёжи».

Владимир Бортко:
Да.

Вы её поправили, что Вам, во-первых, не 80. А что же она такого хотела продемонстрировать, что Вы ей не разрешили?

Владимир Бортко:
Здесь нельзя продемонстрировать, понимаете? Она, собственно говоря, и выбиралась на эту роль из-за присущего ей характера.

Это – девица очень, я бы сказал, своеобразная.

И то, ей нужно было сделать фильм. Дело в том, что в фильме она несколько мощнее, чем её партнёр. Я имею в виду не актёров конкретно, а персонажи. Ибо она хочет получить всё. То есть, я имею в виду не деньги, а получить отдачу от своих чувств, от людей, которые её, мягко говоря, скажем, любят… Сила характера… И она была выбрана по этому поводу. Потому что крови она пила из меня вёдрами. Это, Вы, наверное, читали, выглядело так – когда мы начинаем кадр, я говорю: «Давайте сделаем так». «Я сама знаю». «Ну, давай». Она показывает, причём показывает хорошо. То, что она делает – делает хорошо. Но это, мягко говоря, не совсем вписывается в общую конструкцию.

Говорю: «Хорошо, замечательно, моя дорогая. А теперь давай мы сделаем вот так-вот так».

«Хорошо, я сделаю». И делает, и очень хорошо. Но вот таким вот  таким вот способом идёт всё… кино… Я говорю: «Это что – усложнять, что ли, называется, здесь». Ибо актриса, по-моему, просто идеально попадает в ту роль, которую, в общем-то, в тот образ, который я хотел.

Вы говорили, что у Вас такая же сложная ситуация была только с Татьяной Догилевой во время «Блондинки за углом».

Владимир Бортко:
Очень похоже. Я просто вспомнил свою молодость, вспомнил Танечку, которой вчера было – немножко лет прибавилось ей. И это была очень похожая ситуация.

Она тоже фыркала, делала, но, видите, вроде как, получилось не совсем плохо.

С женщинами, наверное, сложнее всего конфликтовать.

Владимир Бортко:
Да, не конфликт это. Просто нормальная работа, за которую я получаю, простите меня, деньги. Хотелось бы больше, но столько, сколько платят. Это – моя работа. Это сознательно всё делалось. Я, в общем, не ждал, что актриса будет кивать головой и вяло делать то, что я хочу. Нет, это должно быть сопротивление, должна будет она же завестись перед кадром.

Ну, а на ком ещё заводиться? Вот он, пожалуйста, сидит перед Вами.

Это – моя профессия. Я на это иду.

Позвольте такой популистский вопрос: насколько я понимаю, в фильме немало таких откровенных сцен и, в общем-то, когда Вы начинали, как режиссёр, такие сцены, безусловно, недопустимы были в советском кино.

Владимир Бортко:
Ну, не скажите… «Единожды солгав» – там Сайко это проделывала очень даже неплохо. Не в таком количестве, конечно, но… прямо на экране всё было.

Вы чувствуете определённые сложности при работе в таких сценах? Или, в общем, это точно так же, как любая другая? Как массовая сцена в «Тарасе Бульбе»…

Владимир Бортко:
Массовая сцена требует гораздо больше крику, я бы сказал. Здесь потише всё происходит. Но, в принципе, это – работа, понимаете? Задача была донести… Почему таких сцен, вообще-то, много, не много, а сцена одна, но большая. Почему? Потому что это – то самое, чего не хватало, простите пожалуйста, этому персонажу, живя со своим мужем. Это – любовь. А любовь она – хотите-не хотите – выражается, извините, пожалуйста, в этом. Другое дело, задача была сделать это не пошло. Вот это да.

И мы пользовались, так сказать, как образцом, Роденом, «Поцелуем».

И мы это попытались сделать.       

А позвольте ещё вопрос о любви. Человек может в 70 лет влюбиться? Это, вообще, как бы, естественно? Так вот, как юноша.

Владимир Бортко:
Так я Вам всё и расскажу. Мы этого делать не будем. Что касается «так же, как в 30» или не так же – не так же, как в 30. Потому что, что называется, опыт накапливается не только режиссёрский, но и человеческий. И можно сделать вывод только один, который я сделал к своим 70 годам. Это, друзья мои – ураган и болезнь. В принципе, это – болезнь. И, если хотите, доктора так и определяют: сумасшествие со знаком плюс. 

Владимир Владимирович, уникальная история. Вы, наверное, единственный, кому удалось, во-первых, в одной телевизионной программе переспорить Жириновского. Вы спорили – революция была или переворот. 70% за Вас проголосовало. Но Вы –  наверное, единственная программа Владимира Познера была, где ведущим был не он, а был ведомым. Я вижу сейчас, что Вы даёте интервью и , всё равно, апеллируете сразу к зрителю.

Владимир Бортко:
Ну, вот они сидят! Друзья мои!

Я никогда с таким не сталкивался. Это – Ваша собственная придумка?

Владимир Бортко:
Какая придумка? Я не знаю. Просто знаю, сейчас у телевизора сидят люди, с которыми я хочу общаться. Я смотрю им в глаза и они видят мои глаза. Понимаете, Вы задаёте вопросы, я смотрю и общаюсь, да. Но отвечаю я – понимаете, мы могли бы отойти в сторону, выключить камеру и я бы всё рассказал. Но камера работает, она работает для них. Вот я с ними и общаюсь.

Мой коллега Жириновский к этому не подготовился и решил взять «на горло».

А я кое-что прочитал просто, после этого мне легко было разговаривать. Он кричал-кричал, толку от этого не было.

Это – уникальный случай, да. Вы 70% у него…

Владимир Бортко:
Я имею дело с народными артистами каждый день. Что значительно сложнее. То же самое и с Познером, который подумал, так сказать, что к нему придёт какой-то уж совсем матрос Дыбенко. А я оказался несколько другим человеком. Не столько матросом. И, опять же, разговариваю, видите, я довольно свободно. И камеру очень люблю. Когда включается камера, для меня это – радость.

Поскольку Вы самый, наверное, цитируемый, или обсуждаемый, или вызывающий полемику, с одной стороны, и режиссёр, с другой стороны, политик (самый знаменитый, наверное, после Зюганова коммунист в России) такой вопрос, начиная с Вашей цитаты: «Человечество, рано или поздно, придёт к социализму или умрёт».

Владимир Бортко:
Да, конечно, это так.

Вот посмотрите, та модель, по которой пытается развиваться моя страна, часто называют, как бы, социально ориентированной, в той или иной степени пытающейся сохранить лучшие достижения, скажем, Советского Союза. За это нас часто и критикуют, и внутри Беларуси у нас очень много споров.

Владимир Бортко:
Не все вас критикуют. Некоторые даже «чёрной» завистью завидуют, могу вам сказать. Так что, не печальтесь.

Главная критика, что в этом нет движения, что это – движение назад. Как Вы считаете? Вы, вообще, знаете, о ситуации в Беларуси? Вам удалось что-то увидеть? 

Владимир Бортко:
Во-первых, у меня с Беларусью очень давние связи. Я тут, некоторым образом, служил два года. Это было давно, правда. Я часто здесь бываю. Что касается застоя вашего, мне трудно сказать. Я вижу чистые улицы, прежде всего. Я вижу то, чего я не вижу в Москве, как ни странно. Простите, я совершенно не фашист, никакой не страшный националист, но я вижу, как вокруг, извините меня, пожалуйста, славянские лица.

А где таджики, которые метут улицу?

Белорусы метут.

Владимир Бортко:
Да. Так это же хорошо, а не плохо. Это значит, извините меня, пожалуйста, страна живёт нормальной жизнью. По-моему: где родился, там и пригодился. У каждого должно быть своё место.

Вам, наверняка, достаётся, потому что слова «коммунист», «социализм» имеют определённый шлейф.

Владимир Бортко:
Достаётся. Знаете, вступая в Коммунистическую партию, трудно, так сказать, прогнозировать большой успех в дальнейшей жизни. Это ничего, кроме неприятностей не несёт.

Но только ленивый Вас не упрекнул чем-то из разряда: «Как такой человек, коммунист, мог снять такой антисоветский фильм, как «Собачье сердце»?

Владимир Бортко:
Это – не антисоветский фильм. Это был антитоталитарный, что ли. Потому что я терпеть не мог начальство последнее, которое было перед этим. Было невозможно, было враньё абсолютное, от начала до конца. Они сами не верили в то, что они делают. Ну, и как-то продолжали делать. Это меня раздражало до безумия.

Я с удовольствием снимал кинофильм о Шарикове, Швондере и компании.

Это – история, от которой я никак не открещиваюсь, но меня только радует одно – что там есть цитаты, называется: «Где написано у Карла Маркса, что второй подъезд в Обуховском переулке забить досками, ходить вокруг, через «чёрный» ход. Нет такого у Карла Маркса». Действительно, нет.

Это – самая любимая цитата. Я помню, впервые, когда увидел отрывок из этого фильма – он был в программе «Взгляд» – и «Собачье сердце», чуть ли, не на флаг подняли «перестройки», борьбы с советским режимом.

Владимир Бортко:
Ну, понятно совершенно. Я понимаю. Да. В общем-то, используют каждый раз, когда идут выборы – у нас его показывают по всем каналам.

А Вы знаете, когда хорошее произведение – его могут любые силы использовать. В частности,  Вы, наверное, то же самое пережили с фильмом «Тарас Бульба». У меня такой вопрос. Вы знаете, в монологе Тараса Бульбы – вот это слово, которое мы почти никогда не используем, прозвучало: «Товарищество». Как Вы воспринимаете в современном контексте? Что это?  Можно сравнить с братством народов, с военным каким-то…

Владимир Бортко:
Для меня, в общем-то, неожиданный вопрос. Я даже не знаю, как на него ответить. Товарищество – это значит: «Мы вместе», – для меня.  Это значит, что мы с вами, как говорил ещё, правда: «Одной крови, ты и я», – некто Маугли.

Но, тем не менее, мы с вами из одного места.

Неважна, кстати, здесь национальность… Здесь имеет значение братство по духу. Вот что важно.

Вы, действительно, знаете украинский язык. Я слышал, что вот во время массовой сцены, пока Вы не заговорили по-украински, Вас массовка – 800 человек – не слушалась.     

Владимир Бортко:
Не то, что меня не слушалась. Они пришли просто выпить и весело провести время, понимаете?

Это была такая большая сцена в «Тарасе Бульбе».

Владимир Бортко:
700, да. Это – казнь Остапа. 700 человек местного населения Каменца-Подольского, которые решили: «Ну, да, кино – сейчас мы тут погуляем-выпьем». В общем, атмосфера была, мягко говоря, не для казни. А ведь происходит – значит, морды должны быть соответствующие. Простите за слово «морды»… Поэтому пришлось выйти на помост для казни и обратиться: «Слухайте, украінцы, мене уважліво. Ще раз побачу!» Полная, «гробовая», тишина.

«Свій пан, свій пан!»

И дальше всё пошло уже лучше.

Как Вы считаете, в нашем обозримом будущем примирение придёт?

Владимир Бортко:
Конечно. Всё возвращается на свои места.

Уникальные работы Вами сделаны и совершенно противоположные. Но я не могу спросить о «Мастере и Маргарите», потому что очень многие актёры и режиссёры, которые сталкивались с этой работой, говорили: «Господи, сплошные какие-то недоразумения, как только берёшься сниматься с дьяволом». Янковский отказался сниматься, играть Воланда…

Владимир Бортко:
Он сказал, что: «Я не могу играть чёрта». Хотя я ему предлагал сыграть не чёрта. И, самое смешное, понимаете, что вместо Воланда, на мой взгляд, мог бы быть писатель Бунин. Ведь, что требовалось от него: посмотреть на происходящие события незамутнённым взглядом. Например, живёт Бунин в Париже. Ему говорят: «Ваня, слушай, мы с тобой были неправы. Поехали, посмотрим. Такие ребята…»  Приехал, посмотрел и решил: «Всё то же самое, только их очень испортил квартирный вопрос».

Бунин мог бы сказать совершенно спокойно.

Но Бунин-то не мог приехать, поэтому не написать. Бога писать? Ну, пошло, нехорошо. А традиция Мефистофеля, чёрта у нас существует.

А на съёмках Вас дьявольщина не преследовала?

Владимир Бортко:
Я Вас умоляю.

Тот, кто не верит, того не преследует?

Владимир Бортко:
О чём Вы говорите, какая дьявольщина? Смешно просто. А что касается: «Там умерли 17!»

Вы знаете, на фильме «Цирк» или «Волга-Волга» ещё страшнее – там все сейчас умерли.

Там просто кошмарный фильм – ни одного живого человека.

Большое спасибо за Ваше время, за Ваше интервью. Мы ждём премьеры Вашего фильма «О любви». И, всё-таки, может быть, я попробую ещё раз такой вопрос Вам задать: можно ли влюбляться и до какого возраста это выглядит естественно?

Владимир Бортко:
Вы знаете, неестественно – это волочиться мне за молоденькими девочками. Это – не очень естественно.  

Но это со взрослыми мужчинами иногда, к сожалению…

Владимир Бортко:
Да, происходит, ну и что? Если по взаимному согласию – то ради Бога.

Пожалуйста, любитесь и размножайтесь сколько угодно.

Нам этого очень не хватает.

Благодарю Вас за Ваше время, за Ваше интервью. Здоровья Вам! Будем ждать новых работ и, конечно, премьеры.