Юрий Розум, пианист, народный артист Российской Федерации, президент Международного благотворительного фонда Юрия Розума в программе «Простые вопросы» с Егором Хрусталёвым.
Юрий Александрович, большое спасибо, что нашли время на эту небольшую беседу. В первую очередь, конечно, для всех Ваше имя ассоциируется с фондом, Международным благотворительным фондом. Но, позвольте, эти вопросы я Вам задам чуть-чуть попозже, а сейчас – о карьере музыканта. Потому что то, чем Вы занимаетесь – помощь в карьере молодых музыкантов – она, скорее всего, состоит из конкурсов. Вы сами победили в своё время…
Юрий Розум, пианист, народный артист Российской Федерации, президент Международного благотворительного фонда Юрия Розума:
Из них тоже, да.
И сразу хочу сказать, что не бывает гладкой карьеры.
При том, что по-разному складываются судьбы, но обязательно жизнь музыканта связана всегда и со взлётами, и падениями, и надеждами, и разочарованиями, и радостями бесконечными, и бесконечными, конечно, переживаниями.
Ну, посмотрите, ведь так получается, что, когда называется имя музыканта и начинают перечислять лауреатом или победителем каких конкурсов был. Вот, насколько мне известно, Вы в 1979 году и в 1980 стали лауреатами конкурсов в Испании: в Мадриде, Барселоне. Это тоже – первая информация, которую можно найти о Вас. Насколько субъективно? Это нет цифр, секунд, как в беге, как в футбольном матче…
Юрий Розум:
Да, к сожалению, ещё и бывают интриги. Об этом не забывайте. Не только дело вкуса, а ещё дело политики. Не только внешней политики.
В классической музыке тоже?
Юрий Розум:
Конечно. Как и везде. Но моя-то конкурсная жизнь началась ещё задолго до уже официальных побед. На 3-ем курсе консерватории я был отобран для участия в самом престижном конкурсе того времени – конкурсе имени королевы Елизаветы, брюссельской. Этот конкурс проходил в Брюсселе, они и сейчас проходит, и победа на нём давала три года самых престижных концертов: и с оркестрами, и с какими-то известными инструменталистами, и на фестивалях, и записи, и всё прочее. То есть, это уже, так сказать, состоявшаяся карьера – победа на конкурсе. Я был отобран на этот конкурс лидером, первым номером прошёл очень сложные отборы и готовился. Но накануне мне сказали, что я не лечу, потому что не готов паспорт. Ну, это всегда было другое обозначение факта, что тебя просто не выпускают за границу. Это были анонимки, это были, грубо говоря, стукачи, которых было много в консерватории.
А я вёл такой вольготный, свободный образ жизни – я мог прийти на лекцию с Солженицыным, ездил исповедоваться каждую неделю в Лавру, занимался йогой открыто.
Делал всё это немножечко даже напоказ, не потому, что мне хотелось показухи, но мне хотелось быть свободным человеком, чувствовать себя так и мне казалось, что я на это имею право, потому что я – лидер на курсе. И я был отобран, без меня эти ребята поехали, участники, и привезли три первых премии. Я так считаю, что одна из них могла бы стать моей. Но, поскольку этого не случилось, я пошёл не в аспирантуру после консерватории, а в армию.
И армия дала мне возможность поехать на конкурсы, потому что армейцы, которые меня очень любили – я служил в военном оркестре – поручились за меня перед органами госбезопасности.
Они поручились, что: «Юрий Розум, мы его знаем хорошо – он вернётся, не эмигрирует, несмотря на его сумасшедшие взгляды». И так и было – я вернулся из Мадрида, чем поразил наших КГБ-шников и сотрудников министерства культуры того времени, которые были, не знаю, одно и то же. И потом взял первую премию в Барселоне. Это было, конечно, очень счастливое время, это был счастливый момент и очень много контрактов. Но, к сожалению, ни один из контрактов нельзя было осуществить. То есть, меня стали выпускать на конкурсы под присмотром, а такой реальной концертной жизни я не получил.
Так вот, Юрий Александрович, сегодняшняя судьба тех молодых ребят, которых Вы опекаете. Всё равно, показателем успеха, как ни крути, является конкурс, в котором тоже такие же подковёрные интриги ожидают каждого талантливого или бездарного человека. И, в общем-то, тут не в таланте всегда оказывается дело.
Юрий Розум:
Так вот, как раз фонд и создан был, чтобы помогать и пройти подводные камни, и открытые преграды помочь взять, потому что талант – это зона особой ранимости. Каждое, небольшое даже, на первый взгляд, поражение, небольшая потеря может быть воспринята, как катастрофа. И это не только конкурсы, хотя конкурсы, конечно, являют собой такую рубежную точку, к которой человек очень концентрированно готовится, которую проходит и уже потом начинает играть на другом уровне.
Каждый конкурс – успешный, неуспешный – это всегда толчок для роста.
Так вот, и конкурсы, и какие-то концертные переживания, и какие-то интриги, через которые, всё равно, даже в юном возрасте музыкант проходит – поддержать в этом задача, конечно, взрослых. Потому что сверстники с этим не справятся и сам музыкант юный тоже с этим может не справиться.
А я всегда говорю, что талант – это ещё не гарантия созидания.
Талант надо правильно ориентировать, его правильно надо увидеть, помочь, поддержать, увлечь. Потому что это – человек, который может быть первым в созидании, в творчестве, в достижениях и первый может быть также в разрушении, причём в саморазрушении.
Теперь самый важный вопрос, наверное, для тех родителей, которые смотрят сейчас на Вас и у которых есть маленькие дети. Как рассмотреть, где настоящий талант и как не переоценить свою влюблённость в собственного ребёнка? Видеть в нём гения, а это, на самом деле, обычные склонности к музыке.
Юрий Розум:
Сколько ребят, столько и случаев. Нет одного рецепта. Есть, конечно, определённые показатели, которые необходимы для того, чтобы человек стал музыкантом, профессиональным музыкантом. Это – особый слух, особое чувство ритма, особая музыкальная память, восприятие музыки, как речи, то есть, не просто набор звуков или приятных мелодий, а умение мыслить музыкальными образами, умение разговаривать музыкальными интонациями. Это сразу не проявляется, но какие-то показатели есть, такие, как слух, как музыкальная память. Это сразу появляется. И тоже очень много случаев, когда ребёнок хочет заниматься, талантливый, и когда талантливый ребёнок не хочет заниматься, лениться, потому что ему всё интересно.
То есть, нет никакого правила, никаких признаков?
Юрий Розум:
Ну, Моцарта, конечно, сразу, наверное, было видно, и признаки были. Но не у всех так. У многих постепенно проявляется вот это дарование, это влечение.
Да я сам, чего греха таить, в Центральной музыкальной школе при Московской консерватории – школа для уже профессионалов практически – с первого класса я был один из самых ленивых.
Поэтому я так уверенно и говорю, что не сразу ты можешь почувствовать в себе зерно и возможность стать профессионалом.
Юрий Александрович, а правда, что… Я шутку услышал от Вашего друга о том, что Ваш отец – известный баритон, а Ваша мама – один из самых знаменитых хормейстеров – считали, что никто из Вас не получится, потому что Вы не умеете вокала и не будете петь, а Вы стали замечательным пианистом. Или это такая шутка?
Юрий Розум:
Мама обладала абсолютным слухом. И для неё было дикостью, что её ребёнок всё поёт мимо нот. Я пел, нет, я очень любил петь. Я не ложился спать без того, чтобы вся семья выстроилась – а это были и дедушка, и бабушка, кстати, музыкант, и отец, и мама – и чтобы вот все встали рядом и пели для меня, и я с ними.
Но я гундосил, я не попадал ни в одну ноту и я себя не слышал.
Вы не слышали, что не попадали, да?
Юрий Розум:
Ошибка, конечно, в том, что я себя не слышал. Я, вообще, не слушал, что я там пою. Я издавал какие-то звуки.
Небось, от Вас с 4-5 лет ожидали точного исполнения вокального?
Юрий Розум:
Ну, бывает же так, что ребёнок достаточно точно интонирует, когда он себя слышит. А я себя не слышал и случайно совершенно – у мамы был концертмейстер в её гнесинском классе, дирхора, вот эта вот девушка-концертмейстер, она в каких-то играх за роялем, под роялем со мной, в ожидании мамы, обнаружила, что у меня абсолютный слух. Что я прекрасно знаю, помню, как звучит каждая нота – я подходил из другой комнаты и нажимал сразу этот аккорд, который она мне брала.
То есть, случайность Вас оставила в музыке?
Юрий Розум:
Вот видите, в данном случае это была случайность.
Юрий Александрович, меня очень поразила фраза – я заглянул на страничку Вашего фонда, на которой написаны прямо в заглавии Ваши слова:
«Когда талантливый ребёнок осознаёт, что музыка – это нечто большее, чем снискание славы и развлечение, он начинает по-другому чувствовать и играть».
Я всё время думал, что долгое время для ребёнка занятия музыкой будут интересны, если это, всё-таки, игра, какое-то приключение. А второй момент, конечно, это слава, аплодисменты – это то, что, в первую очередь, может увлечь ребёнка заниматься музыкой. А Вы эти два самых важных пункта просто отрезаете. Что только тогда, когда этого ничего в ребёнке не будет… Что, это должен быть уже взрослый маленький человек?
Юрий Розум:
Нет, нет. Почему? Игры же разные бывают. И игра на рояле или на скрипке, как она была игрой, так она и остаётся до последних лет жизни. Само слово такое, многозначное. Но результат этой игры и цель этой игры может быть совершенно разная. Это может быть саморазвлечение, а может быть такая игра, которая вершит судьбами. Специальная программа нашего фонда «Дети – детям» – это привлечение ребёнка к благотворительности.
Когда ребёнок своим искусством, своим трудом, своим творчеством конкретно, реально, осознанно помогает другому ребёнку.
Когда он это делает, понимая, что исполнение какого-то произведения может поменять судьбу: возможно, это – сбор средств и приобретение лекарств для какого-нибудь медицинского центра детского; или это – закупка какого-то оборудования для детей-инвалидов. Или это просто свой, личный пример для ребят, которые живут в непростых условиях – или детские дома, или воспитанники трудовых, исправительных колоний. Результат совершенно невероятный, причём, с обеих сторон. И вот наши уникально одарённые дети, когда они видят, что это не просто взрослые дядя и тётя аплодируют, встают и кричат: «Браво!», – а их сверстники. И что-то меняется в жизни этих сверстников. И вот тогда ценность этой игры в их глазах вырастает, становится совершенно другой расстановка акцентов.
Юрий Александрович, а Международный фонд Юрия Розума, по-моему, 11 лет в этом году…
Юрий Розум:
Да, Московскому, и 5 лет Дальневосточному. Такой тоже есть.
По идее, Вы, народный артист России, должны были, в первую очередь, беспокоиться, естественно, о российских талантах. Вы ищете ребят в Беларуси. Почему? И находите ли Вы кого-то, назовите пару имён.
Юрий Розум:
Беларусь для меня – не просто республика в ряду других десятков, которые я посещаю и которые мне нравятся.
У меня четверть белорусской крови, мой дед родился в Жодино – Григорий Розум, моя фамилия идёт отсюда.
И мне, ещё с советских лет, Беларусь – тогда ещё Белоруссия была – очень близка, интересна, радостна. Здесь есть какие-то качества, которые меня делают, не знаю, счастливым, наверное, когда я сюда приезжаю. Поэтому и возникло взаимопонимание, и поэтому это – одна из немногих республик или стран, на призыв которой я откликнулся сразу, не думая.
Потому что здесь много друзей, потому что это – удивительная земля, и потому что здесь, конечно, невероятное количество талантов.
И вот уже этот год показал, что ребята есть замечательные. Причём некоторые из них, которых мы тоже радостно и активно поддерживаем, имеют какие-то физические ограничения, например, слепые ребята, которые поют прекрасно или играют прекрасно. Но, прежде всего, внутренний талант – это жажда творить, и просто обилие таких ребят, которых надо поддерживать, которых хочется поддержать. С другой стороны, да и почва-то благодатная, я встречаю очень большое понимание и большую поддержку здесь, поэтому я с очень радостными чувствами смотрю вперёд.
Юрий Александрович, большое спасибо за время на это интервью, большое спасибо за то, что Вы делаете, потому что это – замечательный пример. Школа как для детей, чтобы не заболеть «звёздной болезнью», так и для взрослых, чтобы вернуться со «звёздной болезнью» к реальным делам.
Юрий Розум:
Да, и заболеть меценатской болезнью.
