За месяц до судьбоносного для Евросоюза британского референдума всякая интрига в этой истории пропала. Соединенное Королевство не станет «королевством разъединяющим»: разве самую малость, в сугубо корыстных интересах, если и вплоть до распада Союза, то не включительно, а исключительно.
Пресловутый «брексит» 23-го июня не состоится, хотя и окончательно невозможным не станет. Это совсем не парадокс, просто здесь как с котом Шредингера: Великобритания в Евросоюзе одновременно и есть, и ее там нет. Такая двойственная природа Соединенного Королевства проистекает из того, что страна эта больше навязываемой ей роли: в конце концов, у нее никогда нет обязанностей, поскольку у нее есть интересы.
Считается, что Евросоюз – это германо-французский имперский проект, который затеяли еще в 50-е, а закрепили личной унией Де Голль с Конрадом Аденауэром: медленно и неспешно из союза производителей угля вырос нынешний ЕС – всемогущий и безбрежно-амбициозный. Англия же изначально была в евроинтеграции ведомой, однако всегда при особом мнении и на привилегированном положении.
В 1973-м королевство вступило в Европейское экономическое сообщество, а уже через 2 года, в 1975-м, на острове прошел первый референдум: а не выйти ли, часом, стране из ЕС? О «брексите», который тогда еще не получил своего названия, заговаривали всякий раз, когда Старый Свет хотел равноправного участия Англии в континентальных делах – деньгами и обязательствами.
Маргарет Тэтчер, премьер-министр Великобритании в 1979-90 гг.:
Мы не для того так гнали тут у себя государство в дверь, чтобы оно пробралось к нам вновь уже через окно, но уже в качестве Европейского супергосударства со столицей в Брюсселе!
Евроэнтузиазм в англичанах всегда был слабее эгоизма: Джон Буль себя любит больше любых, самых возвышенных и прекрасных идей. Из-за британцев довольно регулярно возникала угроза тонким механизмам континентального взаимодействия. Вот, например, до появления евро существовал в ЕС механизм согласования курсов. Однажды Сорос устроил биржевую «черную среду» и заработал, играя против фунта, миллиард: англичане, не особенно печалясь и печалуясь о континентальном единстве, обособились и учреждение единой валюты отодвинулось на несколько лет.
Норман Ламонт, секретарь казначейства в 1990-93 гг.:
Правительство заключило, что британским национальным интересам отвечает приостановка членства в механизмах европейского согласования обменных курсов.
Англичане и дальше старались держаться на отшибе, поодаль, чтобы членство в ЕС было полезным, приятным, но не шибко обременительным. В единое визовое пространство не вошли; общей валюты бежали, как черт ладана. Членский взнос Великобритании – 11 миллиарда – это побольше несколько, чем у Дании с Голландией, но меньше, нежели у всех столпов ЕС от Германии до Италии. При этом в Европарламент остров отправлял самую большую кампанию евросепаратистов, грубых и наглых.
Найджел Фарадж, лидер Британской партии независимости:
Отныне всем придется мириться с тем, что в стенах Европарламента как никогда много евроскептиков. Большинство из них не брало на себя обязательств крепить континентальное единство! В ближайшие 5 лет я здесь не появлюсь, «all right» (прим. – все ясно)!?
В протяжение истории своей 40-летней евроинтеграции, англичане постоянно отыгрывали свою отстраненность и всегда успешно наигрывали себе печенек: их всем миром уламывали вернуться, не крушить то, что создавалось таким трудом и вообще: ведь величественное здание континентального единства, в котором грохочут радостные бетховенские фанфары – это же вековая мечта человечества!
Барак Обама, Президент США:
Соединенные Штаты нуждаются в сильной Великобритании! Соединенное Королевство в качестве партнера гораздо ценнее, когда состоит в лидерах сильной Европы!
Уже в феврале угрозу «брексита» успешно продали: после долгих и тяжелых переговоров премьер с триумфом вернулся в Лондон: «Я привез нынешнему поколению англичан мир и выгодное членство в ЕС».
Дэвид Кэмерон, премьер-министр Великобритании:
Уверен, страна станет сильнее, безопаснее и лучше в составе реформированного Евросоюза! Во имя этого я и борюсь! Британию ждет успех только в реформированном ЕС, в том ЕС, который мы пытаемся сберечь!
Каковы особые условия членства, которых добился Кэмерон еще в феврале? Никакого присоединения к Еврозоне никогда и ни при каких условиях. Англия также не желает печься об иностранцах, которые прибывают на остров: ни пособий, ни субсидий временным переселенцам не будет. Вроде бы, не станет Англия участвовать и в европейском дележе квот на прием беженцев из Африки с Азией, хотя тут определенности нет: может отвертеться все-таки не получится. В любом случае, членство в ЕС становится совершенно необременительным – и чего тогда из Союза бежать?
Бежать, кажется, и не собираются, только честно доигрывают положенные роли: вон, добрые друзья Кэмерон с Борисом Джонсоном рассорились – никак Европу поделить не могли. По правде говоря, поделить не могли в самом буквальном смысле, хотя не очень похоже, что пытались. А вот играли истово: Джонсон даже поминал прежних борцов за европейское единство – Наполеона и Гитлера, уверяя, что нынешние интеграторы недалеко ушли.
Борис Джонсон, экс-мэр Лондона:
Принято считать, что Европу следует объединить. Да вот только я считаю, что объединение должно быть добровольным! (– Адольф Гитлер не объединял Европу, а завоевывал! Оттого и вырезал половину населения! Это ведь не совсем объединение, правда!?) Давайте оставим далекое прошлое мертвецам! Я говорю про то, что сейчас делается: евроинтеграция глубоко антидемократична!
Опросы обнаруживают, что уходить всерьез никто не собирался и не собирается: еврооптимистов в королевстве будет 13%, а если просто поиграть формулировками вопросов, то и все 20. Вдобавок, Джон Буль умеет проводить референдумы. Например, шотландцы после плебисцита до сих пор не отойдут: вот, вроде бы, только сейчас тут высились золотые горы, обещанные Лондоном так твердо, что были почти реальными, ну, и где они?
И с «брекситом» наверняка посчитают, как надо. А надо так, чтобы решение было сугубо инструментальным. Для англичан единственных Евросоюз – это не сверхценный идеологический проект, как для немцев и французов с их Карлом Великим, Наполеоном и, прости господи, Гитлером. Никаких чувств, ничего лично – только бизнес!
Британцы сравнительно легко расстались с империей, потому что используют теперь финансовые инструменты колониального управления и контроля: какую мегакорпорацию ни возьми – она англосаксонская, да еще, часто, с августейшими акционерами, ведь государство – это монарх. А уж распутать британцев с американцами и вовсе абсолютно невозможно, они давным-давно близнецы-братья, когда речь идет о глобальном доминировании. Кэмерон в феврале привез гарантии того, что на Англию не ложится обязанность «дальнейшей теснейшей интеграции»: британцев можно понять.
Единая Европа – это потенциальное мегагосударство: управленцы здесь почти добились абсолютной власти, при этом они остаются не избираемыми. Учитывая растущий конфликт между национальными правительствами и Брюсселем-узурпатором, не факт, что такое мегагосударство возникнет или, возникнув, протянет долго. А ставить в зависимость от подобных сиюминутностей свое величие просвещенные мореплаватели отнюдь не привыкли: вот если выгорит континентальный союз, если не развалится, тогда англичане и придут в нем верховодить. И Кэмерон с Джонсоном возлягут мирно, как телец со львом – тем паче премьер еще в студенческие времена немало поэкспериментировал.