Минчанка с удивительной судьбой. Бывшая узница гетто Майя Левина о страшной политике геноцида вспоминает с ужасом и до сих пор не верит, что чудом осталась жива.
Когда началась война, ей было 7 лет, школа так и осталась несбыточной мечтой. 22 июня в Минске была страшная паника, люди не успевали эвакуироваться и пересаживались на поезда, составы бомбили так же, как и город.
Тогда многочисленная семья нашей героини только построила дом на Втором Северном переулке. Они попытались эвакуироваться из пылающего города на лошадях, но дороги были под постоянным обстрелом. Из Смиловечей семье пришлось вернуться назад в Минск.
Еще до организации Минского гетто были изданы указы, по которым все мужчины, которых не успели призвать в армию, должны были явиться в приемный пункт в районе Оперного театра. Так, своего отца Майя больше никогда не видела. Говорили, что всех тогда поместили в концлагеря на улице Широкой и в Дроздах.
Майя Левина-Крапина, узник Минского гетто (1941-1943 гг.), сотрудник еврейской благотворительной организации «Хэсэд-Рахамим»:
Когда был издан указ немецкой полевой жандармерии, что все евреи должны занять определенный район. Кто не пойдет в этот районе, будет расстрелян. Это Юбилейная площадь, Колхозная, Сухая, Заславская улицы. Район был маленький, входило еврейское кладбище туда и конец кладбища – это был конец гетто. В гетто было согнано около 100 тысяч евреев и в каждой комнате было по 5-7 семей. Но так как у нас семья была большая, мы заняли одну комнату. Когда мы шли в гетто, мама надела на нас всю одежду (и летнюю, и зимнюю). Дедушка с братом даже несли железную кровать.
Район улиц Сухой и Коллекторной навсегда останется в памяти маленькой девочки огороженным железной проволокой местом, где людей лишали жизни. Деревянные домики без воды, еды и электричества – там умирали от истощения и болезней.
Так, эту дорогу называли «дорогой смерти», она вела к центральным воротам, которые находились в районе современной станции метро «Фрунзенская». Через них выходили колонны евреев, которых фашисты выгоняли на тяжелые работы, порой заставляли людей подолгу стоять на коленях.
А на углу улиц Сухой и Короля, где сейчас находится первая клиническая поликлиника, стоял тот самый дом, где в маленькой комнатушке ютилась вся Майина семья. Здесь они вместе переживали погромы, вместе оплакивали близких. Окна дома выходили прямо на инфекционную больницу, здание которой сохранилось по сей день. Там сейчас музыкальная школа.
Майя Левина-Крапина, узник Минского гетто (1941-1943 гг.), сотрудник еврейской благотворительной организации «Хэсэд-Рахамим»:
Тот, кто мог выйти из гетто, что-то попрошайничать. Кто давал, а кто гнал («жидене, пошел вон»). Дедушка был столяр-краснодеревщик, он работал на мебельной фабрике, мама работала уборщицей. Первое время мама брала маленькую сестричку с собой. Но когда мама увидела, что колонны подходят к юденрату, который находился на Юбилейной площади, там где школа красоты сейчас, вырывали детей маленьких у матерей и об забор, асфальт или об колено ломали позвоночник, выбрасывали детей. Мама перестала ходить на работу, находилась с нами.
Уже после первого погрома в Минск привезли евреев из Гамбурга, оттого дети их стали называть гамбургскими, они были очень хорошо одеты, с полными чемоданами вещей, которые затем оказались в руках немецкой знати в подвалах Оперного. Для гамбургских евреев огородили отдельную территорию в Минском гетто на улице Сухой и сразу заставили убирать трупы после первого погрома. Так немецкие евреи поняли, что их привезли сюда на уничтожение.
Сегодня на месте былого еврейского кладбища установлены девять памятников. В годы войны в белорусскую столицу были свезены евреи из Германии, Австрии, Польши, Чехословакии. Здесь нашли покой тысячи ни в чем неповинных людей.
Майя Левина-Крапина, узник Минского гетто (1941-1943 гг.), сотрудник еврейской благотворительной организации «Хэсэд-Рахамим»:
Сразу был издан указ, что все должны носить желтые латы на груди и спине. Это единственное гетто, минское, где носили желтые латы. Все евреи, даже в Европе, носили макентовинки.
Погромы в Минском гетто случались один за одним. И чтобы уцелеть, евреи начали строить малины – убежища, погреба прямо под домами. Название было символичным: на еврите «малина» означает «укрытие». Причем землю засыпали в мешки и выносили ночью, чтобы немцы ни о чем не догадались.
Дедушка-краснодеревщик сделал дыру в полу, которую закрывал плательный шкаф. И когда приходили фашисты, Майя с семьей быстро забирались в «малину». И вот так, без воздуха, на четвереньках, порой по два-три дня, все находились под землей. За все время в Минском гетто они пережили шесть погромов. Один из них Майя запомнила лучше всех.
Майя Левина-Крапина, узник Минского гетто (1941-1943 гг.), сотрудник еврейской благотворительной организации «Хэсэд-Рахамим»:
Вдруг мы услышали немецкую речь и стук сапог. Сестричка заплакала, кто-то ей положил что-то в рот, мама сильно прижала ее к груди, чтобы она не выдала других. Она замолчала, и когда мы вышли из «малины», мы услышали мамин крик. И мы увидели, что сестричка мертва.
В районе былого еврейского кладбища всегда умиротворенная тишина. Здесь похоронили маленькую сестричку Майи. За все время войны у узницы Минского гетто погибло 62 родственника, о которых ничего неизвестно.
На месте душегубок сегодня стоит памятный знак авторства архитектора Леонида Левина: поломанный стол и стул молчат о погибших семьях евреев. Именно здесь в годы войны немцы вырыли четыре рва глубиной по пять метров, куда сбрасывали трупы и полуживых людей, проходили по ним автоматными очередями. И когда ров был полностью заполнен, засыпали его хлоркой и землей, сообщили в программе «Минск и минчане» на СТВ.
Майя Левина-Крапина, узник Минского гетто (1941-1943 гг.), сотрудник еврейской благотворительной организации «Хэсэд-Рахамим»:
Когда Кубэ был взорван, тогда погибло очень много народу. Не только евреев, но и русских, и белорусов. И вот в гетто к нам зашли жандармы, сказали маме одеваться. И через несколько дней по гетто раздался слух, что на Юбилейной площади стоят висельницы, там повешены люди. Брат взял меня и мы побежали на площадь, мы увидели маму. У нее были очень длинные волосы, которые развевались на ветру. И три дня их не разрешали снимать. Она почему-то висела с табличкой «За связь с партизанами». Они все висели с этими табличками.
Майи Иосифу Левину было 14 лет, ему удалось найти дорогу в партизаны – деревню Поречье Пуховичского района. Так, к октябрю 1943 года Майя осталась совсем одна, она пухла от голода, ее заедали вши, мучила страшная чесотка . Хотелось поскорее умереть. И вдруг в дом зашли ребята, которые рассказали, что брат Йоська сейчас в больнице. Она вышла из дома и поняла, что намечается очередной погром: возле центральных ворот было много немцев и машин. Она прибежала к больнице и стала бросать брату камешки в окно, Йоська спустился по водосточной трубе, и вместе они искали укрытие, но все «малины» уже были переполнены. Тогда они с братом отправились к концу кладбища, на удивление, возле колючей проволоки не было охраны. Они из всех сил побежали на железнодорожный вокзал. За ними ушли еще 15-20 мальчиков из гетто.
Майя Левина-Крапина, узник Минского гетто (1941-1943 гг.), сотрудник еврейской благотворительной организации «Хэсэд-Рахамим»:
Уже немцы знали, что все евреи прячутся именно в «малинах». И они приходили, бросали туда разрывные гранаты, пулями уничтожали всех. И 23 октября 1943 года Минское гетто перестало существовать. Брат нас всех собрал и сказал: «Я знаю дорогу в партизаны. Я вас отвезу туда». Было уже холодно, уже заморозки начинались. Шли по Могилевскому шоссе, шли немецкие машины, мотоциклисты, колонны – никто на нас не обращал внимание. Когда темно, мы уходили в лес, ели мерзлую траву, кору с деревьев. Ии так три или четыре дня шли до деревни Поречье. Это 100 с чем-то км.
Детей решили расселить. Майе посчастливилось попасть в семью молодой девушки Анастасии Хурс. Она делились с ней последним куском хлеба, помогла вылечить от страшной коросты и чесотки. Брат Йоська также попал в хорошую семью.
Когда в деревню приходили немцы, хозяева забирали детей и шли на болото на 2-3 дня. Но в один из погромов брат не успел спрятаться, его угнали в Пуховичи, а потом в концлагерь в Польшу, далее в концлагерь в Германию. Майю же сдали в Тальковский детдом недалеко от Поречья.
Майя Левина-Крапина, узник Минского гетто (1941-1943 гг.), сотрудник еврейской благотворительной организации «Хэсэд-Рахамим»:
Я закончила 7 классов, два года занималась в хореографическом училище. Потом мне не понравилось, я бросила. Потом меня взяли в спорт, стала заниматься художественной гимнастикой, была чемпионкой республики по художественной гимнастике.
Уже в мирной жизни в 1953 году Майя поступила в физкультурный техникум на отделение художественной гимнастики, где встретила своего будущего мужа Игоря. У молодых людей получился замечательный акробатический дуэт, они стали мастерами спорта. В 1961 году решили уйти в эстраду и 20 лет отработали в Белгосфилармонии.
С гастролями они объездили весь СССР, а когда ушли на пенсию, создали свой цирк «Транзит» при Дворце железнодорожников, в котором отработали 35 лет и воспитали около 150 профессионалов.
И сегодня в свои 80 лет Майя полна сил, идей и энтузиазма. Жестокая политика геноцида не смогла забрать у нее главного – любви к жизни. Она сохранила ее внутри и дарит всем окружающим. До сих она пор работает, ездит в командировки, ее цель – рассказать новому поколению о временах гетто.
Майя Левина-Крапина, узник Минского гетто (1941-1943 гг.), сотрудник еврейской благотворительной организации «Хэсэд-Рахамим»:
В гимназии выступала в Германии, в Берлине. И ко мне подошел мальчик, лет 15 спросил: «Вы знаете что, а мой дед был ССовец. И он никогда об этом не рассказывал». Я хочу, чтобы молодежь знала, чтобы знали, что было, и чтобы никогда больше это не повторилось.