Агротехника свободы: где заканчивается свобода и начинаются пытки?

Что дерево свободы полагается поливать кровью, известно давно. Современные политагрономы дополняют: его, это древо, еще полагается поливать пытками. Но совсем чуть-чуть, чтобы не переборщить с подкормкой.

Впервые видный госчиновник высказался публично и категорично против пыток как инструмента дознания.

Пресловутое «полуутопление» было легализовано 10 лет тому назад в президентство Джорджа Буша.

Тогда, после терактов 9 сентября, вся американская нация в посттравматическом оцепенении, бессловесно принимала ограничения гражданских прав. Чтобы остановить злодеев, нужен «Патриотический акт»? Хорошо! Надо узаконить применение в ходе допросов третьей меры устрашения? Никаких проблем, только без крови, пожалуйста, —это так неаппетитно! В общем, Штаты начали 21-е столетие с принятия закона о пытках: были дозволены полуутопление и депривация с применением темноты и одиночного заключения.

Барак Обама являлся противником этого — насколько в тогдашнем патриотическом угаре можно было противиться хоть чему-то в войне с террором. Но за 8 лет президентства он не смог закрыть оффшорную тюрьму Гуантанамо и запретить дознавателям пытки: а тут внезапно, в ходе пятничных слушаний в Конгрессе, против истязаний восстали военные:  

Генерал Джозеф Данфорд, глава объединенного комитета начальников штабов: 
Знаете, нашими парнями и девчатами, что отправляются воевать, мы вправе гордиться. Они служат национальным идеалам. А то, о чем вы говорите, с этими идеалами плохо сочетается. По правде говоря, моральные ценности делают их сильнее, а вот такие вот вещи, совсем напротив, деморализуют и делают слабее.

Может, здесь проявился вечный конфликт между армией, где ценят прямоту да честь, и спецслужбами, которые криводушны по природе своей. А, может, дело в другом: в администрации Обамы

войны рассматриваются уже не просто как инструмент политики, но как инструмент основной.

За 2 каденции нобелевского лауреата не была закончена ни одна кампания и начаты несколько новых. В такой ситуации единственные голуби в американской политике — это военные: деньги и полномочия они, конечно, ценят, но даже для Пентагона растопыриться так, чтобы воевать сразу всюду — дело непосильное. В любом случае, высший военный чиновник против права пытать. Это зрелище исключительное и точно не случайное.

Скажем,

во Франции теракты ноября стали поводом для ужесточения законов и полицейского контроля.

Вот в пятницу в Батаклане проводили следственный эксперимент в присутствии парламентариев с целью выяснить: а, может, стоит еще гайки подкрутить?   

Мейер Хабиб, депутат парламента и глава комиссии по расследованию терактов: 
Понятно, это место уже прежде изучили вдоль и поперек. Но нас интересует теперь иной аспект: насколько силовые службы готовы были отразить нападение? Ответить непросто, одно ясно: ужесточение законов имело эффект. Новых жертв нету, сами видите! А что касается массовых мероприятий, то эффективных инструментов обеспечить их безопасность тогда не было.

В ходе эксперимента выясняли: почему только два с половиной часа спустя полиция взялась за террористов? Выяснили, что у ажанов было недостаточно всего: прав, юридически определенной компетенции,  их самих, полицейских, в конце концов, тоже недоставало.

После Батаклана во Франции ввели чрезвычайное положение: власти дали спецслужбам право на слежку, возможность интернировать подозреваемых без судебной волокиты. Вполне естественно, ограничения эти ощущаются как недостаточные: нет госаппарата который бы не считал свои права недостаточными, а права гражданина—избыточными. В Штатах у свободы вроде нашлись защитники в лице генералов: у французов, может, хватит сил общества, даром что ли у них за плечами немало революций. 18 марта был юбилей Парижской коммуны, которая тоже возникла, когда президент Тьер забрал себе слишком много полномочий.