Леонид Барац, актёр, режиссёр, сценарист, в программе «Простые вопросы» с Егором Хрусталёвым.
Егор Хрусталёв, ведущий:
Леонид Григорьевич, я в некотором замешательстве.
Леонид Барац, актёр, режиссёр, сценарист:
Так.
Егор Хрусталёв:
Везде написано: «Леонид Григорьевич». А Вы сейчас представились, как Лёша.
Леонид Барац:
Да.
Егор Хрусталёв:
Я прочитал, что это у Вас история связана с тем, что перед бабушкой было неудобно.
Леонид Барац:
Да. Вы всё знаете.
Егор Хрусталёв:
В итоге, как к Вам обращаться?
Леонид Барац:
Лёша. Лёша – удобно.
Егор Хрусталёв:
Алексей, если позволите.
Леонид Барац:
Можно.
Егор Хрусталев:
«О чём говорят мужчины. Продолжение»: Вы уникально умудряетесь сохранить возможность разговоров в современном мире.
Леонид Барац:
Вы точно очень выудили ровно то, что мы хотели.
Егор Хрусталёв:
Тогда расскажите, как это происходит у вас внутри – вы, действительно, так интересно общаетесь друг с другом?
«Разговоры без позы и без фильтров – это, действительно, у нас в жизни получается»
Леонид Барац:
Ну, это квази-диалоги – то, что Вы видите в кино. А мы общаемся, наверное, разреженней. В смысле мыслей и шуток, но…
Егор Хрусталёв:
Не так насыщенно?
Леонид Барац:
Не так насыщенно. Но в смысле, там, искренности и честности разговора, и возможности смотреть друг другу в глаза, и разговоры без позы и без фильтров – это, действительно, у нас в жизни получается. И мне кажется, что Вы правильно сказали, сейчас существует дефицит – люди мало говорят по-человечески. Вот за столом – я помню эти застолья прежние, когда умно, интересно, по-честному, искренне. Сейчас этого очень мало.
Егор Хрусталёв:
И ещё с хорошим чувством юмора.
Леонид Барац:
И еще с хорошим чувством юмора – это вообще, да!
«Наши персоналии и наши персонажи близки, но это не одно и то же»
Егор Хрусталёв:
Ну, тогда расскажите, как Вы записываете. Потому что складывается полное ощущение, во всяком случае, по тому, как распределена между персонажами история, что вы… Как будто бы прямо свои истории. Потому что Ростислав Хаит – он, действительно, такой одинокий мужчина, долгое время был в поиске женщины, он всё время делился этими историями. У Вас – свои истории, очень похожи на Ваши. Вы за собой прямо записываете или же уже педалируете немножко?
Леонид Барац:
Ну, наши персоналии и наши персонажи близки, но это не одно и то же. Мы, в смысле, как люди, мы посложнее наших персонажей и пообъёмнее. И не потому, что мы такие глубокие и объёмные люди, а потому что нам мастерства не хватает написать наших персонажей так, чтобы они были людьми такими, вот как пишут людей, я не знаю, Толстой или Чехов. Вот, пока мастерства не хватает. Наши ли это истории? Во многом – наши, наших друзей. Это либо могло быть с нами, либо было с нами. Скажем так. Все приближено к жизни.
«Иногда тому, чему мы смеёмся, не смеётся зал»
Егор Хрусталёв:
Каково пишется вдвоём? Я знаю, что очень много вы пишете именно с Ростиславом вместе.
Леонид Барац:
Мы пишем втроём всегда. Это Сережа Петрейков – наш режиссёр театральный, наш соавтор и человек, у которого компьютер перед глазами, перед руками. И он поэтому отбирает. У него есть такая функция. У нас функции как-то распределены, не продекларированы, но...
Егор Хрусталёв:
А где физически? Вы садитесь за столом, в кафе?
Леонид Барац:
У нас есть кабинет. Когда-то это был Дом актёра, потому что у нас не было своего места, и мы не очень понимали, вообще, зачем мы пишем. Но мы писали, писали, какой-то нарабатывали объём. Потом у нас появился офис, вернее, театр – сцена и какое-то количество комнат вокруг сцены.
Егор Хрусталёв:
Вы хохочете, когда пишете?
Леонид Барац:
Иногда смеёмся, иногда просто понимаем, что это хорошо. Ну, как нам кажется, хорошо. Бывает, прямо, смеёмся-смеёмся. Иногда тому, чему мы смеёмся, не смеётся зал. Вот как-то промахиваемся, иногда попадаем, понимаем, что вот в этом месте должны смеяться – и там смеются. Вообще, юмор – такая вещь очень, как бы это сказать, честная. То есть, ты не обманешь. Мне кажется, что вызвать слезы легче таким провокационным или нечестным способом. Вернее, ходом. То есть, есть приёмы, которые давят на твою железу – и ты: «Ы-ы…» Я вот часто смотрю фильмы, и я понимаю – это приём, это нечестно. Но слёзы текут. Просто потому, что вот этот ход даёт такой эффект.
«Человеку сомневающемуся, в какой бы он точке не находился, всегда есть о чём порефлексировать»
Егор Хрусталёв:
Предыдущие «О чём говорят мужчины» были, вот как, я даже вычитал дословно цитату: «Рефлексия успешного неудачника». Что касается этого фильма – я его не видел, но читал Ваши интервью, что Вы больше говорите, что надо любить себя и, в общем, больше разговор о счастье.
Леонид Барац:
Какие-то метаморфозы с нами и нашими персонажами происходят. Рефлексия… Как там? «Рефлексия успешного неудачника»? Ну, наверное, такое определение…
Егор Хрусталёв:
Но все ребята у вас, вроде, состоявшиеся.
Леонид Барац:
Нет, понимаете, насчёт «состоявшиеся» – получается, что путают нас и наших персонажей. Там не всё хорошо у наших персонажей так, как, вроде как, у нас неплохо. Но, с другой стороны – можно и так назвать. Я думаю, что человеку сомневающемуся, в какой бы он точке не находился – богач ли он, статусен ли он, всегда есть о чём порефлексировать и попереживать. Тут это не зависит от твоего статуса. Тут ты всё время пытаешься как-то понять что-то про себя, а понять про себя очень сложно, сложнее всего. И поэтому возникают вот эти вот…
«Мне очень близки люди, которые сомневаются и что-то про себя пытаются понять, про жизнь»
Егор Хрусталёв:
Скажите, по Вашему мнению, сомнения и самокопание – это признак интеллигентного человека? Потому что сейчас можно встретить людей проповедующих или исповедующих вот что-то такое, скажем, вроде, буддизма или там любви к себе и к миру. И, знаете, я, может, грубовато скажу, некоторые из них выглядят похожими на идиотов.
Леонид Барац:
Вы знаете, тут я не могу ярлыки вешать. Мне очень близки люди, которые сомневаются и как-то что-то такое про себя пытаются понять, пытаются понять про жизнь. А это почти одно и то же. Мне достаточно далеки люди, которые говорят, что: «Я всё знаю про себя». Или: «Я всё понимаю про жизнь». Сразу не веришь этому человеку. Но я знаю людей, которые сумели каким-то образом совместить свои рефлексии с каким-то спокойствием и принятием себя и жизни.
Егор Хрусталёв:
Но Вы, если не секрет, занимаетесь самокопанием раз в неделю?
Леонид Барац:
Чего же раз в неделю?! Я этим занимаюсь всё время. Более того, я это сделал это ещё и своей профессией, и на этом деньги зарабатываю!
Егор Хрусталёв:
«День выборов» – такая единственная сатира из того, что вы делали. Хотя, всё остальное, знаете, – такой очень добрый юмор. В общем, не было ни каких-то колкостей или даже обидных вещей. Это же в три раза сложнее, чем просто шутить? И шутить иногда, там, скажем, обидно, принижая кого-то.
Леонид Барац:
Нет. Это не сложнее, это – просто наш способ шутить. Это не сложнее. Нам так, наоборот, легче. Есть шутки на понижение, есть шутки на повышение. Есть шутки: американцы – идиоты, да и мы тоже, в общем, козлы. А есть, извините, не сравниваю художественную меру таланта, Довлатов, который пишет так, что ты любишь… Но понятно, что он любит даже вот этого зэка. И его друзья, которые обижаются на него, и обиделись все вокруг, потому что он приписал им какие-то качества, которые, как им кажется, не их. Всё равно, ты чувствуешь, что каждый персонаж… А он любит и жизнь, и персонажей вокруг: и своих друзей, и зэков, охрану, всё такое. И нам не свойственен юмор на понижение. Просто так случилось, вот и всё.
«Прохорову мы заплатили рубль. Он заплатил с него налоги»
Егор Хрусталёв:
В вашем фильме снимается миллиардер Прохоров.
Леонид Барац:
Да, и какой уж тут юмор на понижение!
Егор Хрусталёв:
Да!
Леонид Барац:
Не понизить никак!
Егор Хрусталёв:
Как это произошло? Знаете, любой журналист скажет, что: «Ну, наверное, он дал денег на кино».
Леонид Барац:
Да, любой журналист, любой человек, вообще. И то, что сейчас происходит в Интернете, особенно, когда это происходит анонимно или полуанонимно, и ты можешь высказаться, и до тебя не дотянуться. Вот это любое твоё действие, высказывание превращается в какой-то ком… Сейчас не могу сказать, чего. Нет, Прохоров не давал денег. Я помню, как мы сняли «Быстрее, чем кролики», рассчитывая на кассовый успех, но понимая, что этот фильм потяжелее, посложнее отождествить себя с героями и так далее. Но, вложив свои деньги. И в итоге потеряли. Достаточно много. Но так как люди не очень в теме и не понимают, что происходит, тем, кому фильм не понравился, вот они сразу решили, что мы по-лёгкому хотим срубить денег. И вот это: «А, конечно! Ребята денег решили срубить по-лёгкому!». Хотя, мы деньги свои вложили и, собственно, потеряли. Вот, так что, что на это обращать внимание? Прохоров не давал денег. Мы заплатили ему рубль. Потому что нужно было обязательно контракт составить. Люди, появляющиеся на экране, должны передать права на своё изображение. Что он и сделал. И мы ему выдали юбилейный рубль к чемпионату мира по футболу. Он заплатил с него налоги.
Егор Хрусталёв:
Вы приятели с ним просто, да?
Леонид Барац:
Я не могу назвать себя другом Михаила Дмитриевича, хотя, мы даже на «ты». Но мы давно знакомы. Когда его политическая карьера началась, мы познакомились. Потому что поверили в то, что… И посчитали правильным поддержать оппозиционного кандидата. Хотя бы, потому, что хочется, чтобы были легитимные выборы, чтобы выборы были.
«Каким бы басом я не говорил, всё равно, иногда поглядывают»
Егор Хрусталёв:
Вы говорите таким низким, практически, баритоном. Но у Вас есть очень много ролей человека, разговаривающего высоко, ведущего себя жеманно.
Леонид Барац:
Да.
Егор Хрусталёв:
И, в общем-то, Вы, наверное, сталкивались с ситуацией, когда все предполагали, что, может быть, Вы…
Леонид Барац:
И продолжаю сталкиваться. Каким бы басом я не говорил, всё равно, так иногда поглядывают. Особенно те люди, которые часто смотрели и любят «День выборов» или «День радио». Но это же трудно отделить одно от другого. Ты уже видишь человека, и как-то, что ж это…
Егор Хрусталёв:
Вы сталкивались с ситуацией, когда, скажем, получали, недвусмысленные предложения такого плана?
Леонид Барац:
Нет. Очевидно, вот.
Егор Хрусталёв:
Подскажите, а из того, что звучит…
Леонид Барац:
То есть, я, в общем, плохо, актёрское очевидно… В этом смысле.
Егор Хрусталёв:
А вы знаете, есть очень много фильмов и шуток на эту тему, чо это сразу чувствуется.
Леонид Барац:
Ну, да. Усиками так «пррр…» – и понятно. Нет.
«Талант – не гарантия того, что появится шанс. А большое хотение – это залог успеха»
Егор Хрусталёв:
Фраза, которую я видел в рекламном ролике фильма: «Надо дать счастью шанс».
Леонид Барац:
«Тогда, может быть, оно случится». Да.
Егор Хрусталёв:
Если Вы оглядываетесь на какую-то творческую часть своей жизни, когда тот шанс, который сложил Вашу профессию, Вы ощутили? Когда он был? Когда появился «День радио»? Или когда Вы, в принципе, встретились ещё в институте с Ростиславом?
Леонид Барац:
Мы встретились все вместе, и когда появился шанс – я думаю, что шанс появляется, когда есть очень большое хотение. То есть, вот даже талант – не гарантия того, что появится шанс. А большое хотение, ну, просто, исходя из опыта, – это залог успеха.
«Мы однажды решили, что хотим наутро стать знаменитыми. Мой папа в Одессе напечатал афиши с нашими лицами»
Егор Хрусталёв:
То есть не было такого щелчка, вот сейчас, оглядываясь?
Леонид Барац:
Не было. Этого «проснулись знаменитыми» не было. У нас всё было очень постепенно. Мы шли медленно-медленно наверх, иногда вниз. В общем, наш путь был такой и дальше. Наверное, в театре мы через две ступеньки переступили, когда выпустили «День радио». До этого было много спектаклей – было три спектакля. И «взорвалась» Москва, когда мы выпустили «День радио», да. И это мы почувствовали, что: «Ух ты!» Собственно, просто полный зал, и закачало, завибрировало. Слушайте, мы однажды решили, что мы хотим наутро стать знаменитыми. Мой папа в Одессе в типографии напечатал афиши с нашими лицами.
Егор Хрусталёв:
Ваш же отец – журналист?
Леонид Барац:
Да. Мой отец – журналист. Потом стал бизнесменом. Вот, но у него, тем не менее, остались связи с типографией. Мы напечатали наши лица на афише, написали: «Запомните эти лица». Хотя, не фотография, а прорисованные такие фотографии, что тоже было глупостью – надо было фотографии, но даже, если бы были фотографии… Короче говоря, это был, я помню, февраль-месяц, и мы с клеем, с банкой клея, с этими афишами ходили и просто клеили их на дома, на какие-то двери, подъезды, всё такое. И с утра пошли по улицам, так, всматриваясь в лица прохожих. И, проходя мимо своей же афиши, которая уже кем-то оторвана, вот так: «Не?» «Не!» «Ну, ладно!»
«Мы никогда друг другу не надоедали. Когда мы сидим все вместе в гримёрке, нам интересно»
Егор Хрусталёв:
Вы как-то пошутили, что вы – никакой не театр. Вы – рок-группа.
Леонид Барац:
Это нашего соавтора Серёжи мысль, что мы больше напоминаем – наша история, наша траектория судьбы больше напоминает рок-группу.
Егор Хрусталёв:
Самые легендарные рок-группы переживали момент, когда они надоели друг другу. Вы прошли уже этот период?
Леонид Барац:
Вы знаете, я Вам скажу: что-то такое с нами происходит. Мы пытались, бывали моменты, когда мы крайне обижались друг на друга, бывали моменты, когда Саша пытался убежать – мы его за шкирку возвращали. Бывали моменты, когда Сережа Петрейков решал, что всё это надо закрывать к чёртовой матери, что ничего не получается. Всё это бывало. Но мы никогда друг другу не надоедали. То есть, когда мы сидим все вместе в гримёрке, нам друг с другом интересно. Я не знаю, почему это. И не хочу вычленять, и понимать, почему это. Потому что, как только вычленишь, тут же оно и пройдёт. Но, честно отвечая на Ваш вопрос, вдумываясь и вслушиваясь в себя – нет.
Егор Хрусталёв:
Спасибо за Ваше время, за это интервью. И мы все будем с нетерпением ждать премьеру. Вернее, премьера уже состоялась. Мы обязательно сходим и посмотрим, как вы там о счастье говорите.