Макаревич – не поэт, а читают сейчас больше – но в «Фэйсбуке»: Захар Прилепин отвечает на «Простые вопросы»

Писатель Захар Прилепин в программе «Простые вопросы» с Егором Хрусталёвым.

Захар, большое спасибо за то, что нашли время на эту встречу. У Вас сумасшедший график. Мы встречаемся в информационном агентстве ТАСС за кулисами пресс-конференции по поводу Вашей новой книги «Офицеры иополченцы русской литературы».

Захар Прилепин, писатель:
«Взвод». Она называется «Взвод». Решил начать с Золотого века.

«Взвод», да. Вы знаете, честно говоря, я предполагал по названию, что это будет история об офицерах и ополченцах начала ХХ века, о легендах советской Красной Армии.

Захар Прилепин:
Третий том. Дойдём понемногу.

Захар, в Вашем романе «Обитель» один персонаж рассуждает о «голубой» крови и говорит, что-то, вроде, что: «Нет никакой «голубой» крови, просто они очень долго хорошо ели и пили, поэтому такие получились». Вот в этой ситуации такой вопрос: как Вы считаете, всё-таки, как по Макаренко, скажем, среда или гены создают человека? И в этой ситуации, скажем, этнос может закладывать в человека стереотипы  поведения?

Захар Прилепин:
Конечно. Не будем лукавить и делать вид, что этнос не имеет никакого значения. Конечно, он проявляется. И, конечно, среда может там воспитать, условно говоря, чернокожего парня из гетто – скрипача. И он будет отличным скрипачом там или ещё кем-то. Но, вообще, в целом, они, в основном, пополняют бейсбольные команды и рэп. И, определённым образом, есть вот эта субкультура.  

Есть определённые качества видовые – и французского народа, и русского.

А вот Вы выросли в удивительной среде: вроде бы, в Рязанской губернии, насколько я понимаю?

Захар Прилепин:
В Рязанской области.

В Рязанской области, в семье сельского учителя.

Захар Прилепин:
Ничего тут уникального нет совершенно.

Я книжки прочитал в детстве про Евпатия Коловрата, про Бородино и, собственно, таким и вырос.

В чём произошёл системный сбой? Потому что Вы рассказываете, что Вы, скажем, о советской модели, о советском эксперименте прочитали совсем другие книжки, чем те, которые, в общем, повлияли на наше с Вами поколение. К примеру, вместо Аксёнова Вы читали Леонова.

Захар Прилепин:
Естественно, я читал и Аксёнова, и Леонова. А не вместо того или другого. Просто вовремя прочитал, скорее даже, не художественную литературу, а социальную философию. Сергея Карамурзу, Вадима Кожинова, Александра Панарина, историка Игоря Фроянова. То есть, те вещи, которые очень быстро, очень точно ставили под сомнение вот эти все либеральные мифы. Или квази-либеральные, только спустя которые 25 лет, большинство из нас в России стало понимать, что…

Почему на Вас среда не повлияла?

Захар Прилепин:
А какая среда? Моего отца-учителя и моей мамы-медсестры? Я книжки читал, среда меня совершенно не волновала. Я не рос в пределах Садового кольца, я рос среди крестьян, потом…

А на филфаке обсуждали все эти новые…

Захар Прилепин:

На филфаке я был самым умным.

Мне нечего было ни с кем обсуждать.  Там, тем более, учились три парня и 35 девушек. Что они могли мне сказать?  

Мы разговариваем с вами в преддверии Прощёного воскресенья. Знаете, я делал такое большое ток-шоу в Беларуси, мы говорили о том, как мы прекрасно к немецкому народу относимся. А вынес на голосование вопрос: «Мы готовы простить уже немцев?» 75-80% проголосовало «нет». Сколько должно времени пройти, чтобы прощение того конфликта, который есть в Украине, наступило?

Захар Прилепин:
Это по-разному. Дело в том, что мы несопоставимые вещи сравниваем.

Потому что белорусский народ, если я не ошибаюсь, наряду с евреями, цыганами, лидирует в количестве жертв.

Народ проредили едва ли не наполовину.

Каждый третий.

Захар Прилепин:
Каждый третий. Это просто кошмар. В Армении, скажем, погиб, если не ошибаюсь, каждый четвертый мужчина. Для них это просто… То, что Россию с Арменией всегда будет объединять, это память о Победе. Они там празднуют. Я, вообще, не уверен, что такая стоит непосредственная задача, что надо простить. Это должно порасти быльем, порасти травой. Это слишком близко, это деды. У некоторых даже отцы, у некоторых – прадеды. Это близко, это одно рукопожатие. А что касается Украины, я прямо Вам скажу, что те люди, которые на Донбассе, среди которых я вращаюсь, во всём себе отдают отчёты, они не борются  с украинцами, они не борются с Украиной. Они, конечно, ненавидят все эти последствия всех этих бомбардировок и всего остального, но там не идёт речь о том, что надо простить Украину.

Они понимают, что Украина была обманута.

А что касается той стороны Украины, я Вам честно скажу, что давайте мы представим, хотя бы, список из пяти реальных, тем более, массовых жертв, которые получились по вине донбасской стороны. Там есть какая-то смутная ситуация в Волновахе, в Мариуполе. Но если с этой стороны погибло восемь тысяч человек, с той – даже о сотнях не идет речь.

А прощение?

Захар Прилепин:
За что они нас будут прощать, ребята из Киева, Львова? За что они будут прощать? Мы ничего им не сделали, киевлянам и львовянам. А об остальном договоримся, я думаю, достаточно быстро. Если бы эта ситуация сегодня была бы чудесным образом исправлена, то через три года уже всё это было бы даже гораздо более ровно и дружелюбно, чем, скажем, в случае с Кавказом или Чечней.

Захар, я видел Ваше одно интервью, по-моему, с Леонидом Якубовичем. Он говорит: «Война же – дурное дело». А Вы говорите: «Да нет, война – это нормальная мужская работа».

Захар Прилепин:
Я просто сказал: «Работа». Ничего нормального в этом нет, конечно. Это поведение на грани аномального. Но много аномального. Есть виды спорта аномальные. Что в этом нормального? Человек формируется вещами, выходящими за рамки здравого смысла. Но мы ведь должны отдавать себе отчёт, что мировая культура порождена войной, весь этот генезис героев и жертв, которым мы воспитываемся, тоже с этим связан напрямую, святые очень многие имели к этому прямое отношение, к воинскому.

В Сербии каждый второй святой стоит с мечом.

Что мы будем сейчас обсуждать? Вот война. Она просто есть, это данность. Надо понимать, что это данность, и она никуда не денется. Никакого прогресса нет. Люди зачумили себе мозги, что прогресс подошел. Человечество воюет гораздо страшнее и жестче, чем в XIX веке, XVIII. Мы не стали добрее с тех пор, ничего не изменилось. У нас всё то же самое происходит. Это –  человек, это – его состояние. Надо просто отдавать себе в этом отчёт.

Посмотрите, такая ситуация. Сейчас возникла на почве там газа, нефти, скажем, такая конфронтация наверху, начались ток-шоу, естественно, в социальных сетях  такая дискуссионная борьба: кто кому должен, кто – нахлебник, кто – барин, кто – младший брат. И мне кажется, что вот, как бы, эта дискуссия может привести, как раз, к осложнениям.

Захар Прилепин:
Может.

Что можно сделать, по Вашему мнению, чтобы сразу же сгладить, в зародыше?..

Захар Прилепин:
К сожалению, я – не политик, и не дипломат. Я призываю только на низовом уровне, ну, не на низовом, а на нашем культурном уровне, по нашей горизонтали  какие-то отношения отлаживать, переводить, привозить белорусских писателей сюда, нас – туда. Понимаете, так или иначе, проекты какие-то музыкальные, театральные и все прочие вещи.

Желательно с теми людьми, для которых и Россия – понятие святое, и Беларусь – понятие святое.

А не возить туда-сюда эту нашу западническую интеллигенцию – ту, которая от вас приедет, и будет рассказывать про тирана Лукашенко, а от нас приедет – будет рассказывать про проклятую…

Есть такая история, да.

Захар Прилепин:
А именно это и происходит, понимаете? Мне тут предлагали вашего писателя для дискуссии. Я посмотрел – ну, это обычный такой «западник», ничем не отличающийся от условного Бориса Акунина, только молодой. И о чём я буду с ним дискутировать? Почему это его нашли, а не кого-либо другого? И от нас тоже едут определённые  персонажи, которые говорят: «Ребята, типа, давайте. Мы вас поддержим. У нас тут два тирана, надо их обоих…» Ну, что это? Что происходит, вообще? Почему они, что у нас, других нет?

Можно Вам вопрос, как коллеге-телеведущему. Вы ведёте такую передачу «Соль» . Как раз с музыкантами. Причём, очень много тех, кто заявил о себе в 80-90-ых годах. Как раз, говоря вот о поэзии, я хотел спросить у Вас – не кажется ли Вам, что в 80-90-ых, как раз-таки, рок-н-рольщики писали главную поэзию? Во всяком случае, самую цитируемую, так точно.

Захар Прилепин:
Цитируемая и главная – это совершенно разные вещи. Я думаю, что, скорей, рок-н-рольщики, как ранее барды, перетянули на себя одеяло и немножко потрафили массовому вкусу. И, скорей, занизили планку серьёзной поэзии. И, в силу этого, мы сегодня можем обсуждать какую-нибудь строчку из Андрея Макаревича, уж не скажу – Стаса Михайлова, всерьёз. Совершенно не зная о том, что сегодня там живёт Юрий Кублановский, Светлана Кекова, Олеся Николаева. Александр Кабаев в Украине.

Это – живые, настоящие классики, которые – прямые продолжатели дела Пушкина, Есенина и Пастернака.

А массовая культура, за счёт телевидения и радио – она немножко на себя перетянула одеяло. Понимаете, в контексте мировой поэзии, при всём моём уважении, Юрий Юлианович Шевчук – не поэт. Андрей Макаревич – не поэт. Борис Гребенщиков – не поэт. В рок-поэзии есть поэт Александр Башлачёв, покойный, Царствие небесное. Илья Кормильцев, Царствие небесное. Пожалуй, их два. И всё, на этом заканчивается. Это – другое, это – шаманство определённое, это – скоморошество, это может идти по разряду народного театра, вот по этому разряду. Поэзия – она остаётся на других принципах.

Но у меня сложилось впечатление, что Вы очень любите это творчество, эту музыку.

Захар Прилепин:
Нет. Я люблю это творчество, не как поэзию. Я просто люблю это творчество. Это не значит, что я принимаю их за настоящих поэтов. Я слишком люблю поэзию, чтобы понимать, что такое Александр Блок и что такое Сергей Шнуров. Это – вещи разного порядка, понимаете. Блок на небесах живёт и он – гений.

А Сергей Шнуров – это человек масскульта, так или иначе.

Он – очень одарённый человек. Я люблю этих ребят за своё детство, за ту, как это сегодня называется, энергию, которую они мне давали. Я взрастал под песни Димы Ревякина, «Калинова моста», Саши Скляра. Я под это занимался спортом: бегал, качался, ещё что-то. Просыпался утром, врубал песни и вот такой у меня был драйв по жизни.

Позвольте про здоровый образ жизни. У Вас есть такая прекрасная повесть «Ботинки, полные горячей водки». Та Вы бродите по выставке и всё время выпиваете. Ну, дело не в этом. Позвольте вопрос про водку. Как Вы считаете, это – часть культурной особенности, скажем, людей одарённых? Или это – проклятие российское, наше славянское?

Захар Прилепин:
Согласно статистике, русские даже, по-моему, в первую пятёрку не входят. Финны там и прочие.

Кстати, Великобритания – они употребляют больше алкоголя, чем русские.

У нас вот то пьянство, которое губило, во многом, советскую интеллигенцию и даже Советский Союз, огульное – оно, по сути, прекратилось. У меня вот молодые люди, из числа моих младших сотоварищей, 25-30 лет – они практически не пьют. То есть, моё поколение 40-летних гораздо больше и жёстче с этим имело подобный опыт, чем…

Может, мы их просто не видим?

Захар Прилепин:
Нет, я с ними дружу. Давайте посмотрим вечером, выйдем на улицу Москвы, Нижнего Новгорода или Тулы – там не ходят эти пьяные толпы, как мы вот бродили в поисках приключений.

Нет, сейчас занимаются йогой, ЗОЖем, эзотерикой, в Интернете сидят – в «Фэйсбуке».

Они все куда-то туда ушли, они, скорее, слепнуть будут, чем печень терять.

Но вот, посмотрите – людей, особенно одарённых. Очень многих погубило…

Захар Прилепин:
Был Даль, Высоцкий…

Ну, возьмите раньше Есенина.

Захар Прилепин:
Есенин был плохо устойчив к алкоголю просто и всё.

Потому что мы выпили гораздо больше, чем Сергей Есенин, а он за три года умудрился спиться просто в ноль.

Нельзя сказать, что это, скажем, какая-то такая… Дьявольское искушение?

Захар Прилепин:
Нет. 100 классиков, из них спились 3 там. Давайте не будем делать вид, что это – самая страшная беда. Есть другие проблемы. Люди пьют, не потому что алкоголь есть и они алкоголики, а просто от душевной муки.

У Вас есть программа, где Вы тоже записываете интервью и у нас был с Вами общий собеседник – Карен Шахназаров. Он сказала, что закончилась цивилизация читающая. Вы пишете книги, вы рассчитываете на читателей? Я вот Ваши романы прослушал, потому что…

Захар Прилепин:
Ну, и нормально, и прослушал. Я думаю, что там какого-то витка это достигнет, потом начнёт обратно сползать в сторону книг, как таковых. И даже бумажных книг. На самом деле, я думаю, что, если замеры такие очень точные произвести, по другим параметрам, выяснится, что читают сейчас больше, чем раньше. Просто читают много всякой ерунды или читают посты в «Фэйсбуке», которые вполне могут быть потом превращены в книгу записок или там дневников. Читают «Одноклассники», «Вконтакте».

С утра до вечера только и делают, что читают, и читают, и читают – миллионы просто людей.

Список, линейка книг, издаваемых сегодня в РФ – она выше, чем книг, издававшихся в Советском Союзе. По тиражу, правда, поменьше, но по количеству наименований – больше.

Сколько у Вас времени на чтение уходит?

Захар Прилепин:
Последнее время я ничего практически не читаю.

Потому что нельзя делами своими заниматься в полруки.

Выясняется, что я пытался там вести какие-то свои проекты и что-то почитывать, но вот я взял с собой биографию Фадеева Василия Авченко – я её так за последний месяц не смог дочитать. Не до этого.

Вы признались, что только Ваша супруга может Вам сказать: «Что-то надо убрать из книги», – и только её Вы слушаете?

Захар Прилепин:
Наверное, да. Бывает иногда такой лёгкий спор с моим замечательным издателем Еленой Данииловной Шубиной, она настояла – там 10 было мест, которые она желала исправить. Я пять в страшном раздражении убрал, ну, иногда иду навстречу, потом иногда даже думаю, что, может быть, и были правы.

Большое счастье – иметь такого друга.

Захар Прилепин:
Людей таких очень мало, да, конечно.

А как она относится – у вас очень много таких откровенных рассказов, историй, где, в общем-то есть, как бы, истории интимного характера.

Захар Прилепин:
Она – филолог, она понимает, как человек из мира литературы и культуроведения, и литературоведения. Она понимает, всё-таки, контекст.

Она знает, что это – литература, не допрос у опера.

Ну, если, всё-таки, главный герой, так или иначе, в той или иной степени, похож на Вас, вот, если была бы экранизация, какой актёр, мировой актёр мог бы Вас сыграть, по-Вашему?

Захар Прилепин:
Ой, по сути, это неважно, конечно. Я очень люблю актёра Кайдановского Александра, его уже с нами нет. И там из старшего поколения. Есть актёры, просто по какому-то внутреннему сгустку душевному испытываю к ним симпатию. Вот сейчас болеет Вэл Килмер. Молодой Вэл Килмер и, конечно, Микки Рурк.

Я всю жизнь смотрел фильмы с Микки Рурком.

Из молодых актёров – я не знаю. Какие-то должны быть совсем актёры, которых я не знаю. Не могу провести какую-то чёткую параллель. Никогда в голову не приходило, что вот, точно, это – он.

И в финале такой вопрос: скажите, что – самое лучшее можно сделать для своих детей?

Захар Прилепин:
Жить с ними. Самое лучшее – жить с ними. Быть с ними и давать им чувство неотменяемости отца, неотрицаемости. И, как модель поведения, и как человек, который всегда за тебя заступится и всегда отстоит твою правоту.

Спасибо за Ваше время в плотном графике. Будем рады видеть вас в Беларуси.