Почему реакция христианских церквей на события августа в Беларуси была такой разной? Рассуждает Алексей Голиков
Новости Беларуси. Один из самых тонких аспектов в государственном устройстве – вопрос религии, сообщили в программе Новости «24 часа» на СТВ.
Юлия Алексеюк, СТВ:
Беларусь традиционно является оплотом межконфессионального мира. А вот некоторые священнослужители забывают о пастырском долге и разжигают в обществе ненависть.
На деликатную тему рассуждает популярный брестский блогер Алексей Голиков в своей авторской рубрике.
Алексей Голиков, блогер:
Позади меня, метрах в пятидесяти, полгода назад стояли водомет и подразделения ОМОНа. Спереди, прямо на асфальте, за турникетами – брестчане, которые кричали сначала «выходи», потом «уходи».
Между памятником Ленину и зданием облисполкома находился деревянный помост. Взойти на него, высказаться, потребовать, погрозить пытались многие, и это было ожидаемо. Неожиданным оказался выход священника грекокатолической церкви и его слова.
– Вы их можете уволить?
– Да!
– Так что? Увольте их хотя бы!
Алексей Голиков:
Из всех политических событий лично меня именно это встревожило особенно сильно. Необъяснимыми стали и заявления в адрес власти архиепископа. Возможно, как следствие, у католиков возникли вопросы с Красным костелом и запретом на въезд в Беларусь Кондрусевича. Позднее он лишился поста или сана. Подобно католикам с порицанием и даже угрозой Божьей карой выступил пастор церкви харизматического направления «Новая жизнь». Представители православной церкви призвали к примирению, прощению и согласию.
В Беларуси примерно 80 % населения соотносят себя к православию, 10 % к католицизму и еще 10 % составляют другие религии. Примерно 80 % процентов проголосовали за Лукашенко, 10 % за Тихановскую и еще 10 % растворились на всех остальных. Совпадение? Закономерно.
Алексей Голиков:
И все же если вам интересно, почему Христос один, Библия одна, а реакция христиан на действия власти разная, почему так много конфессий и чем они отличаются друг от друга, то этот выпуск именно об этом.
Реакция на действия государства представителей названных конфессий объяснима, нужно всего-то посмотреть на исторический путь этих церквей. Если тезисно, то в католической церкви развилось начало власти, в православной – идея согласия.
Но что бы это могло значить?
Алексей Голиков:
Католическая церковь провела начало всемирного единства не только в догматах, но и в самом управлении. Ей не хватило невидимого главы, и она создала внешнего главу церкви – Папу. Папа – это всемирный духовный властитель, совершенно независимый от светских властей. До последнего времени он имел даже свою государственную область. Описанное устройство католической церкви дает ей независимое и высокое положение. Все местные церкви имеют в папе центр и опору; им назначаются высшие церковные сановники. В безбрачном духовенстве и монашеских орденах Папа имеет целую духовную армию, беспрекословно послушную во всех его велениях. Подобного могущественного орудия действия, простирающегося на весь мир, не имела никакая власть на земле. В течение многих веков эта власть незыблемо, невозмутимо взирает на все обуревающие ее земные напасти. И не преклоняться перед этим величием невозможно. О него сокрушались самые грозные ополчения; оно обуздывало самых могучих владык. Перед нравственною силою папы Генрих IV стоял босоногий в Каноссе, вымаливая прощение. Фридрих Барбаросса преклонял свою голову под его ноги. И поныне папская власть является самым крепким оплотом против всех притязаний светских правительств. Немецкая культурная борьба доказала это во всей очевидности. И не только Генрих IV, но и князь Бисмарк должен был идти в Каноссу.
Алексей Голиков:
Имея такие громадные и централизованные средства, католическая церковь оказывает самое могущественное влияние на человеческие души. Не было в мире учреждения, которое бы имело такое дисциплинирующее действие на человеческое общество. Причем не силою внешнего только порядка, а возбуждением радостной покорности в сердцах. Нигде в таких широких размерах не учреждались братства для проповеди Евангелия и для помощи ближним. Католические сестры милосердия могут служить образцом для всех.
Но при таких высоких качествах католическая церковь имеет и свою оборотную сторону. Где есть неизмеримая власть, там неизбежно рождается и властолюбие. Чем значительнее было историческое призвание католической церкви, чем более требовалось наложить нравственную узду на варварские племена, тем шире и сильнее развивались ее притязания. Католическая церковь хотела господствовать во всей гражданской области, быть верховным судьею царей и народов, подчинить земные цели цели небесной. И печальнее всего, что не путем убеждения, а путем принуждения, насилуя совесть и беспощадно преследуя всякую свободу мысли и всякое уклонение от правомерного учения. На этом пути она не останавливалась ни перед чем. Для утверждения своей власти она совершала злодеяния, перед которыми бледнеют все ужасы революционного террора. Крестовый поход против альбигойцев, костры инквизиции, Варфоломеевская ночь, драгонады Людовика XIV остаются на католицизме вечным пятном. С одной стороны, пока во имя религии потоками проливалась кровь и пылали костры, представители высшего нравственного порядка, облеченные неограниченною властью над душами, являли на папском престоле примеры самого грустного разврата. Имя Борджиа сделалось синонимом всех преступлений.
Алексей Голиков:
Совершенно иные свойства имеет церковь православная. Основное ее начало не власть, а согласие и любовь. Несомненно, это начало высшее, ибо верховная цель всякого человеческого союза, тем более нравственного, состоит в соглашении всех его элементов. Проблема заключается в том, что союз, основанный на этой идее, гораздо менее способен к действию. Идеал православной церкви состоит не в приобретении власти над душами, а в отрешении от мира, в монашеской жизни. Именно поэтому относительно практических способностей православная церковь не может сравняться с католической. Представляя высокие примеры благочестивой жизни, она не выказала себя руководительницей людей. Как следствие – невозможность отстаивать свою независимость от светской власти. Стремление к согласию рождает податливость, и эту печать православная церковь наложила на воспитанные ею народы. В церковном управлении светская власть нередко распоряжалась по своему изволению. Самые крупные перемены, например, отобрание церковных имуществ, совершались без протеста. При отсутствии внешнего единства церкви светские князья не были поставлены в необходимость вести переговоры с независимою от них всемирною властью, а именно ей принадлежало верховное слово в церковных делах. Властям нужно было сладить только с внутреннею, местною оппозицией, и сделать это было достаточно просто. Восточная церковь, она же православная, не выработала организации, которая соответствовала бы ее идеалу и давала каждому элементу подобающее ему место и значение в целом. Все зависело от местных и временных обстоятельств. Например, в России сперва были митрополиты, более или менее подчиненные Константинопольскому патриарху, затем учрежден был особый патриархат, потом Синод, в который епископы призываются по назначению государственной власти.
Алексей Голиков:
При таком недостатке прочной организации, обеспечивающей каждому элементу принадлежащий ему голос в союзе, согласие могло охраняться только внутренним, духовным началом, присущим всему церковному телу, и исключительно неуклонным хранением церковного предания. Это и делает восточную православную церковь самым консервативным учреждением, какое существует в мире. Отсюда ее громадная важность для государства. Но и это начало имеет свою оборотную сторону. Привязанность к неизменному обычаю рождает обрядность. Поклонение внешним формам заменяет живое религиозное чувство. В необразованной среде самый обряд может с течением времени подвергнуться постепенному искажению, и когда церковная власть хочет исправить вкравшиеся ошибки, она неожиданно встречает в пастве совершенно бессмысленное сопротивление. Именно это произошло у нас при исправлении церковных книг. Когда целые массы народа выделяются из церкви и предают ее проклятию из-за двуперстного сложения и сугубой аллилуйи, то дело уже не в высоких нравственных вопросах, а в чисто внешних обрядах. И эти обряды в истинно религиозной жизни не имеют никакого значения – это крайнее развитие формализма в народной среде.
С другой стороны, господство формализма не дает удовлетворения и внутреннему религиозному чувству, которое ищет убежища в сектах, сродных протестантизму. Кстати, секта – это религиозная община, отколовшаяся от господствующей церкви, а не то, что вы могли подумать. По своей идее согласие, представляя сочетание всех общественных элементов, требует и представления должного простора свободе. Но когда согласие опирается на неизменное и неподвижное предание, то для свободы не остается уже места. Она ищет иного исхода.
Алексей Голиков:
Этот исход она находит в протестантизме, который делает свободное отношение души к Богу коренным началом всей религиозной жизни. Это последняя, новейшая форма, которую приняло христианство в своем историческом развитии. Форма, которая отрицает все предыдущие. Непоколебимая истина протестантизма заключается в том, что личное, внутреннее свободное вознесение души к Богу составляет источник всякой религии. Бог открывается только тем, кто в Него верит, а вера есть дело свободного внутреннего убеждения. Без этого есть только мертвый внешний формализм, не только не возвышающий, а наоборот, унижающий душу. Только это внутреннее свободное влечение дает ей нравственную силу, необходимую для совершения подвигов самоотвержения и любви. Оно освящает и чувство, и волю, направляя их к источнику всякого добра и укрепляя их живым духовным взаимодействием с верховным началом всего нравственного мира. Отсюда та нравственная крепость, то непоколебимое сознание долга, которыми отличаются последователи протестантизма; отсюда и его громадное воспитательное значение для человеческой личности. Католицизм приучает человека к дисциплине, протестантизм воспитывает его для свободы, сдержанной сознанием высшего долга. Отсюда и великая политическая роль протестантизма в истории. Закономерно политическая свобода развилась прежде и шире всего в протестантских странах – она совмещалась с неуклонным уважением к закону, а потому имела наибольшую прочность. В католических странах, напротив, свобода становилась во враждебное отношение к религии; она являлась как возмущение против господства высшего закона, а потому воздвигала только шаткие здания.
Алексей Голиков:
Но религиозный союз основан на сознании абсолютной истины, а личное внутреннее чувство, изменчивое и разнообразное, менее всего может быть мерилом истины. Оно открывает путь всяким фантастическим представлениям. Для того чтобы обрести полную уверенность в истине, личное чувство нуждается в опоре. Православная и католическая церкви дают эту опору, но в учреждениях, незыблемо стоящих в течение многих веков и свято сохраняющих религиозное предание. Протестантизм отвергает эти основы как уклонение от истинных начал христианский жизни. Протестантизм ищет опоры единственно в Священном Писании. Но писание можно понимать весьма различными способами, и при отсутствии всякого авторитета каждый толкует его по-своему и видит в нем то, что хочет. Вследствие этого протестантизм естественно разбивается на секты – баптисты, пятидесятники, харизматы и многие, многие другие.
Коренной принцип протестантизма – личная свобода, свободная община и возможность самостоятельно выбирать своих пастырей. С одной стороны, из протестантизма вышли самые могучие борцы за свободу и в Англии, и в Северной Америке. С другой – появлялись и такие секты, которые, поставляя себе идеальную цель, проповедовали всеобщее равенство и общение имуществ. Воображая себя вдохновенными свыше, они исповедовали личное наитие Духа, глаголющего через своих пророков. Когда эти секты выступали на историческое поприще, они стремились к разрушению всего общественного строя. Таковы были в ХVI веке анабаптисты. Правда, когда протестанты ограничиваются теоретическим исповеданием своей веры, то образуют мирные общины, которые никому никогда не делают вреда. Но и общественной роли они также не играют. Прочного влияния в какой бы то ни было стране они никогда не могли получить, ведь сила в единстве, а протестантизм дробится сам по себе.
Возьму смелость сформулировать ответы на вопросы вначале выпуска.
Алексей Голиков:
Католическая церковь, исторически жаждая светской власти, лишний раз не преминула сказать об этом после выборов. Протестантская секта в очередной раз продвинула идею свободы и равенства. Православие призвало к согласию и прощению. Что проповедует каждое из направлений, мы слышим явно. Главный вопрос – в кого они веруют? – остается открытым.