Собирает шелковицу в парке у Большого театра и мычит дома: как проходят будни баритона Владимира Громова

Площадь Парижской Коммуны – одна из самых высоких точек Минска, где расположен главный музыкальный театр Беларуси. Шесть этажей под землей и скульптуры в 5 метров!

Корреспонденты программы «Минск и минчане» побывали там, где собираются поклонники одного из самых элитных видов искусства – оперы. Но для золотого баритона страны Владимира Громова это место не отдыха, а тяжелой ежедневной работы.

Музыка в семье артиста звучала с рождения, а потому знакомство с Большим театром произошло ещё в раннем детстве.

Владимир Громов, заслуженный артист Республики Беларусь, солист Национального Академического Большого театра оперы и балета Республики Беларусь:
Папу позвали на спектакль: играть в оркестре на бас-гитаре, я смотрел спектакль «Чиполлино» – балет. Это был первый осознанный поход в театр. А потом достаточно яркий взрыв эмоций – это когда я учился в музыкальном училище. С оркестром здесь играли на сцене. Это был первый выход на сцене, когда я играл в оркестре. Меня так трясло, я волновался. Помню ощущение: это и восторг, который тебя поднимает и когда тебя просто трясет.

Вы исполнили огромное количество ведущих партий. Осталась ли у вас оперная мечта исполнить что-то еще?

Владимир Громов:
Ага, так нельзя! Скажу, что это спектакль Верди. И не одна мечта, но вот такая из серьезных есть. Раньше была мечта – Макбет. Я очень и боялся, и хотел эту роль. Была масса противоречивых эмоций, когда шла подготовка. Но я понимаю, что это та роль, которая находит в моем внутреннем багаже какой-то отклик и она мне близка в чем-то.

И хоть все творческие планы Владимир раскрывать не стал, зато охотно поделился секретным местом, с которым его многое связывает!

Владимир Громов:
После репетиций, особенно – летом, тут есть два дерева, нетипичные для нашей страны. Это шелковицы. И вот я, скажем так, пасусь в нашем театре и собираю ягоды. Одно дерево темное, второе белое, чуть розовое. Ягоды вкусные.

Театр – всегда большая тайна. Но что происходит за кулисами Большого? Вместе с Владимиром Громовым отправляемся по лабиринтам культового здания.

Владимир Громов:
Обычно я прихожу в театр в 6, 6:10. Когда спектакль начинается почти в 7. Прихожу за час до спектакля, гримируюсь, настраиваюсь. Если посмотреть, из чего рождается то, что потом происходит на сцене – это, конечно, ужас-ужас. Нормальный же человек не будет просто сидеть дома и мычать. А мы мычим, голосим «а-о». Чуть-чуть ненормальные. Но роли отличаются по звуку, которым ты пользуешься. Если это «Евгений Онегин» – это персонаж свысока... Спектакль «Седая легенда» – там должен быть такой – эх, разбитной голос! Или спектакль «Князь Игорь» – должно быть что-то монументальное.

В опере «Дзiкае паляванне караля Стаха» Вы исполнили партию Андрея Белорецкого на белорусском языке. Как оцениваете звучание оперы на роднай мове?

Владимир Громов:
Этот язык заставляет певческий аппарат работать иначе. Более сочные буквы, более глубокие, плотные, и в то же время мягкие, округлые и певучие. Вот парадокс: голос то один и тот же, но звучит по-разному. Знакомство с оперой белорусской было именно в «Дикой охоте». И мне очень нравилось петь в этом спектакле, потому что по-иному звучит голос. Может фонетика. Я считаю, что белорусский язык по певучести там же, где украинский и итальянский.

Лишь единицы знают, что к академическому вокалу артист пришел не сразу. Отец музыканта – Валерий Владимирович Громов, один из лучших педагогов по игре на гитаре в нашей стране. Неудивительно, что сам Владимир уже в 16 лет стал обучать других этому искусству.

Владимир Громов:
Когда дети ходят в 10 класс, я уже преподавал в музыкальной студии гитару. С третьего курса училища преподавал в музыкальной школе по классу гитары. Потом я сходил в армию, там и запел. Потом уже начались попытки учиться в консерватории. Стал поступать после армии в консерваторию на подготовительное отделение. Но не попал, не получилось. Надеюсь, что это тоже рок судьбы. Не злой. Попал опять в училище повторно. Не жалею, наверное, я в чем-то и выиграл. Я занимался в классе Олега Владимировича Мельникова. Ныне – он мой коллега. А когда поступил – в консерватории учился у Михаила Александровича Жилюка, который тоже, пока работал в театре, какое-то время был моим коллегой. И это тоже добавляет адреналина, потому что ты все время под контролем. То есть не только зрители, но и педагоги, с которыми ты, скажем так, делишь эту сцену. И нужно соответствовать.

И все же опера – его самая большая любовь! Аплодисменты под сводами Большого – лучшая награда за колоссальный труд. А значит, маршрут артиста еще долго будет вести к этой точке.

Владимир Громов:
Само слово «опера» с итальянского языка – это работа. На первый взгляд, красивая и легкая работа. Выйдите в лес и покричите, хотя бы, минут пять. Это сложно. Люди минут 5-10 выясняют отношения, и они уже опустошены. А мы должны минут 40 выяснять, перекрикивая оркестр, заполняя звуком огромный зал, где сидит тысяча, полторы, две, три – разные залы, двумя маленькими связочками. Должны победить, убедить и повести за собой. Действительно, это тяжелый труд, но это такой Божий дар тем, кто с этим столкнулся, кто в это окунулся и кто этим живет.