Гость программы «Простые вопросы» с Егором Хрусталевым – композитор Виктор Дробыш.
Виктор Яковлевич, большое спасибо за то, что нашли время на интервью в преддверии вашего концерта в Минске, пригласили к себе в студию. Только что я слышал рабочий материал новой песни Валерии?
Виктор Дробыш, композитор, продюсер:
Да-да. Во-первых, здравствуйте. И вам спасибо, что приехали, потому что для меня очень приятно выступить на белорусском телевидении.
Мы только что обсудили, что мы считаем вас белорусом, и вы, в общем, отчасти готовы это подтвердить.
Виктор Дробыш:
Причем с гордостью. Я считаю, что исторически это очень сильная часть, скажем, Советского Союза для меня. Мы живем все равно детством. Мне кажется, человек живет больше детством. Самые сильные воспоминания – они из детства. И это на всю жизнь. Потом уже начинается период жизни, когда жизнь уже, как шторм – он несет всех.
Так и первая песня, наверное, самое яркое воспоминание по сравнению даже с самым громким хитом.
Виктор Дробыш:
Я считаю, первая – хитовая песня.
А что у вас было первым хитом?
Виктор Дробыш:
Я не знаю, откуда точка отсчета пойдет. Это были и Кристина Орбакайте со многими песнями, и Руссо с Орбакайте, «Да-ди-дам» и «Я не отдам тебя никому». Но для меня большой, настоящий хит, который был, это «Часики» Валерии. Хотя она и достаточно простая внешне песня, но она была для меня песней, которая сделала меня из композитора Дробыша таким вот, музыкальным деятелем эдаким. Я считаю, что писать песни специально нельзя. И когда тебя вдруг пробьет на это, никто не знает. У всех искусственных песен есть один определенный конец, то есть нет ничего.
Нельзя же имитировать вдохновение.
Виктор Дробыш:
Нельзя, да. Поэтому, если его у меня до 30 лет не было – ну, и не было. А потом появилось – спасибо тебе, Господи.
Виктор Яковлевич, я имею возможность записывать интервью со многими вашими коллегами. И я как-то разговаривал с Юрием Антоновым о вдохновении. Он сказал: «Я могу сесть работать и написать любую достойную мелодию. И мне не надо вдохновение». О чем мы с вами говорим?
Виктор Дробыш:
Я считаю, что Юрий Антонов гений. Он не хороший композитор, а гений. Но за последние лет 30 я что-то не видел, чтобы вдохновение его посетило. Я не говорю сейчас ничего критического. Знаете, как говорят: новые песни пишут те, у кого старые плохие. Я считаю, что это как раз тот случай, когда Юрия Антонова это не коснется. Но, думаю, лукавит.
То есть вам надо вдохновение.
Виктор Дробыш:
Мне надо, ему надо, надо всем.
А у вас это происходит случайно?
Виктор Дробыш:
У меня происходит это: я могу поставить себе задачу и ходить, гонять в голове как идею. Вот мне хочется, хочется, хочется и прямо, знаете, как стою и жду, когда рыбка все-таки подкинет что-то. И, вдруг, раз – и бывает все. Вот, например, какая-то песня – может родиться кусочек. Причем это может быть кусочек вступления, не обязательно даже песня. Иногда фраза в голове крутится.
Но есть же такая фраза, что, в общем-то, вся музыка уже написана.
Виктор Дробыш:
Написана, но ее еще миллион лет будут писать, писать, и все будет хорошо. А была такая ситуация, например: я сидел, сидел, просто повернулся и сразу сыграл «Одиночество». Песня «Одиночество – сволочь!» Просто ничего я не делал: я написал и музыку, и слова, и совсем не тратил на это никаких сил. Просто раз – и она пришла мне в голову.
Виктор Яковлевич, вы в год пишете колоссальное количество песен.
Виктор Дробыш:
Нет. Я самый непродуктивный композитор.
Но по тому, как они звучат, происходит впечатление, что это какая-то фабрика по производству. И, в общем-то, не секрет, что многие ваши коллеги подразумевают, что это Дробыш не один пишет.
Виктор Дробыш:
Ай, это глупости, это отмазки. Знаете, это из той серии, что «главное не победа, а участие, – утешали себя немцы 9 мая 1945 года».
Скажите, а если мы говорим о творческой зависти?
Виктор Дробыш:
Я в свое время, когда жил за границей, как уже говорил, пробовал себя на всяких разных работах. Я был и вице-президентом радиостанции и ее же был программным директором. Это был тот случай, когда я столкнулся лицом к лицу с другой стороны стола с музыкой. Я понял: «Ой, а как же я эту песню возьму? Ой, а почему тут такое затянутое вступление? А как же они не догадались сделать это чуть веселее, потому что у людей, которые слушают по радио, другое восприятие». Вы знаете, оказаться с другой стороны стола (не со стола исполнителя, а со стола редактора), и ты понимаешь: «Ой». И я себя постоянно пытаюсь контролировать. Мне часто этот вопрос задают. Я, например, написал песню и, записав ее уже здесь, я пытаюсь сесть со стороны программного директора и подумать, зачем так, почему она нам нужна, зачем нам эту песню играть. Я иногда говорю: «Все, это нет». И зачастую песню, почти готовую, я могу просто забраковать сам.
Посмотрите, есть что скрывать. Такая среди артистов легенда о том, что можно прийти к Виктору Дробышу, заказать песню, а этой песне гарантируют, соответственно, какую-то ротацию, ты попадаешь благодаря его имени в какую-то обойму телепрограмм. И все это имеет какую-то определенную цену. То есть можно заключить договор с дьяволом, который знает основные пять нот. Как много в этом правды? Можно ли вести такие переговоры с Виктором Дробышем?
Виктор Дробыш:
Я бы, наверное, и с удовольствием был таким парнем, и, конечно, многие так думают. Но я считаю, что рождение хита (не хорошей песни, а хита) – это чудо, которое может сложиться. Причем это даже не зависит от качества песни. Это должно совпасть: песня, исполнитель, который ее исполняет, настроение, с которым он ее записал. Даже время года может повлиять на это. Поэтому пока не произошел финальный выхлоп людям, и вдруг она людям легла на ухо, нельзя сказать. Когда говорят «напиши-ка хит», смешно звучит. Какой хит? Хит можно создать совместными усилиями. Поэтому это не гарантия – прийти к Дробышу, взять песню и значит, что ее вдруг возьмут.
Но постараться заполучить песню.
Виктор Дробыш:
Другое дело – я пытаюсь подходить к этому точечно. Вот я очень хотел написать песню, у меня была песня, я не мог понять, кто ее споет. Потом я понял: это Лепс. Искал, с кем он будет ее петь. «Я тебе не верю!» Я понимаю, что это должен быть кто-то такой. Я даже с Пьехой пробовал ее записать, со Стасом. И получилось здорово, очень красиво звучало. Просто потом они сели рядом, уже под утро, в часов пять утра, Лепс закурил и сказал: «Что-то мы как геи, друг другу: «Я тебе не верю!» Я говорю: «Да нет, вы будете стоять на двух разных концах сцены. Стас будет петь этой девушке, а ты – этой». Я его убеждал, убеждал. Он опять закурил и сказал: «Нет, мои ребята не поймут». Я стал искать судорожно второго персонажа. Это была Аллегрова. Получился хит. Тут Пьеха мой (а Пьеха все-таки мне, наверное, самый близкий человек из всех артистов) расстроился и говорит: «Дядько, ну, как-то ты меня «прокатил».
И появилась «Она не твоя!»
Виктор Дробыш:
Я говорю: «Не волнуйся, я сделаю «Она не твоя!». Да. Потом делали песню Лепсу. Я почему говорю – это все точечно. Вот надо сделать песню, а смешно, мне кажется, Лепсу петь о большой, красивой и чистой любви. Как-то это не совсем его, мне кажется. И я поэтому говорю: «Надо сделать песню «Я тебя не люблю». Это от него звучит органично, потому что это для него. Есть другая история. Я, например, очень хорошо чувствую Валерию. Я считаю, что это самый-самый мой человек вообще.
Знаете, такая история. Я очень полюбил ее песни, которые писал в свое время Шульгин. И мне казалось, что ничего больше не произойдет с Валерией без тех, очень особенных песен. А интересны ваши ощущения как композитора к тому, что с ней происходило раньше. Есть какая-то ревность, скажем, творческое соперничество?
Виктор Дробыш:
Я помню, когда мы договорились с ней работать, Игорь Яковлевич Крутой подошел и сказал: «Ты знаешь, это очень ответственно. Все, что она делала до тебя, это было очень круто. Поэтому если сейчас вы сделаете круто, то этого будет недостаточно. Нужно делать что-то такое, чтобы разрывать предыдущие связи, которые ее связывают с музыкальным прошлым Шульгина». Действительно, это было очень здорово. Но я считаю, что «Была любовь», с которой мы начали, и «Часики», да я не знаю, наверное, с десяток песен – я считаю, что, может, это нескромно, но это было не хуже, чем то, что у нее было до этого. Поэтому, собственно, и был результат.
Бывает так, что вы чувствуете: «Ну как вот это сделано? Черт возьми, как же они это делают?»
Виктор Дробыш:
Вы знаете, нас, наверное, теоретически могут смотреть все продюсеры и композиторы, да, в теории это могут увидеть. Поэтому я, ни грамма не стесняясь, абсолютно честно могу сказать, что когда я слышу красивую песню (Меладзе, Макса Фадеева или еще), я всегда набираю и говорю: «Господи, у вас такая песня красивая! Поздравляю! Я так рад!» Я считаю, что хороших песен много быть все равно не может. И любая удача, будь то это удача Меладзе, моя или еще кого-то другого, это здорово, это надо поддерживать, это надо хвалить. Потому что люди творческие, как зверьки в цирке, они все-таки сахарок любят. Поэтому я от души всегда не поленюсь, позвоню и скажу.
И была ситуация. Я звонил Меладзе, когда он спел песню «Небеса». Я говорю: «Превосходно просто, поздравляю. Красавец». Так и сказал. А потом он мне вдруг звонит и говорит: «Ты знаешь, если бы ни одной песни не написал, кроме «Она не твоя», ты бы все равно мог занимать такое. Для меня это самая «вышка». Мне очень приятно, когда люди, которые находятся на гребне волны, когда они могут взять, позвонить и сказать: «Поздравляю! Я прямо в восторге. Я рад» Для меня, я считаю, это…
Позвольте, я все-таки попытаюсь добиться от вас ответа, который не получил в начале. Как же этот фокус с Дробышем произошел? Почему же вы всех растолкали и стали в кратчайшие сроки одним из самых знаменитых, упоминаемых, звучащих композиторов всего русскоязычного пространства?
Виктор Дробыш:
Вы знаете, я честно скажу: я, мне кажется, это заслужил. И заслужил звание «продюсер». Потому что продюсер – это не просто человек, который может, сидя на диване, приглашать девчонок, которые будут здесь на столе танцевать, и он будет говорить: «Ты – звезда, не звезда». Это очень неправильный подход. Хотя многие любят называть себя продюсерами, не понимая того, что они не имеют к продюсированию никакого отношения. Это просто менеджмент.
Вы опять говорите «заслужил», а не отвечаете, что же.
Виктор Дробыш:
Смотрите, продюсер – это человек, который, своего рода… Знаете, можно закончить консерваторию как пианист, скрипач, а потом все-таки пойти и доучиться и стать дирижером оркестра. Ты должен не просто овладеть инструментом, а ты должен овладеть в целом, как это может быть вместе, овладеть этими 70 людьми. Знать, как фаготы, как скрипки, как первые, как вторые. Вот, я считаю, так же и продюсер. Ты можешь поиграть в группе, быть певцом, ты можешь быть композитором, ты должен знать вот эту штуку, ты должен знать все. И когда ты действительно знаешь все, что связано с созданием музыки (я подвожу к ответу), тогда ты действительно можешь сказать: «Да, я продюсер. И я могу взять на себя ответственность помогать людям, то есть артистам, делать их знаменитыми». То есть ты не берешься за то, чего не умеешь. Поэтому я могу сказать, что всю жизнь, с пяти лет занимаясь музыкой, я дошел до такого уровня. И большой багаж, который я заработал, и, наверное, к счастью, не выплеснул и не выпрыгнул раньше времени, пока не мог. Как минимум сам для себя считал, что я еще не соответствую тому уровню, чтобы выскакивать наружу. Да, у меня был десяток-другой песен, которые, на мой взгляд, уже были в голове фактически теми, которые могут создать мой багаж, вот этот задел, что я серьезный человек и меня будут петь звезды. Потом, наверное, какая-то удача. И плюс то, что я подошел к этому подготовленный. Вот я уверен, что если бы попробовал за пять лет до этого сделать то же самое, у меня бы ничего не получилось, я бы растворился. А удача была, наверное, еще такая, что я перед тем, как сделать этот прыжок (из Европы назад, в Россию), я всегда был русским, я никогда не пытался возвращаться, уезжать (просто была такая работа – там, там), но как окунуться в российский шоу-бизнес – я к этому очень серьезно подходил. Я боялся фальстарта. Поэтому я дождался того момента, пока меня позвала Пугачева, собрала все мои песни, послушала, ей все понравились, и вот тогда я приехал в Россию.
Все-таки Алла Борисовна.
Виктор Дробыш:
Алла Борисовна, да. Вот она ничего для меня такого не сделала потом по жизни, кроме того, что она дала вот этот старт. Причем сама, наверное, того не подозревая, типа «давай я у тебя возьму песни». Я спросил, какие. Она говорит: «А все». И взяла, и ни одной не спела. И не надо было ей. И слава богу. Она их взяла, а дальше я все сделал сам.
Дмитрий Яковлевич, должен вам признаться, что мне еще так много хочется вас расспросить. Рамки этой программы небольшие, но вы совсем скоро будете в Минске. Может быть, не откажете в удовольствии еще пообщаться.
Виктор Дробыш:
Перед концертом, после концерта я ваш.
В общем, зрители с удовольствием придут на ваш концерт. Я желаю вам удачи. И поверьте, что все будут рады видеть вас и слушать ваши песни.
Виктор Дробыш:
А мы готовимся.
Большое спасибо.
Виктор Дробыш:
Спасибо.