Вторую неделю подряд важнейшие политические события происходят в Москве. И даже наблюдается легкое дежавю: лет 15 назад самолет президента Беларуси, почти как рейсовый, курсировал между Минском и Москвой. Тогда создавалось Сообщество, потом Союз двух стран. И вот опять — интеграционная страда. И очень важно, что эффективная, потому что весьма важны договоренности, например, о поставках газа. В то же время есть опасение, что братская активность не сегодня, так завтра может угаснуть, поскольку подпитывается она предстоящими выборами в России. Президентскими, конечно же, в первую очередь. Они состоятся 4 марта. И об этом стало известно окончательно в минувшую пятницу. А главный кандидат — Владимир Путин — уже начал играть в хоккей. Опыт Александра Григорьевича несомненно пригодился. Еще одни выборы, более близкие по календарю — выборы в Думу — состоятся через неделю — 4 декабря. Снова четвертого (4 декабря, 4 марта…) — нравится им эта «четверка». Несомненно, что на «пятерку» выполнит свою задачу российская власть и в новый парламент триумфально войдет большинство депутатов с партбилетами «Единой России».
А то, что происходит в последние недели: ЕЭП, Евразийский союз, поднятие на щит Белорусско-Российского союза — все это укладывается в политику собирания земель и явно на руку «Единой России». Свои выгоды от этого, конечно же, и у Беларуси. И это понятно, несмотря на имперские амбиции российских политиков и тех, кто толкует и укрепляет в сознании народа великие идеи. Вероятно, с таким же настроением, мы поговорим сейчас о России и Беларуси с известным журналистом, теле- и радиоведущим Сергеем Доренко.
Беларусь и Россия — братья навек… временами. А временами — чуть ли не враги. Достаточно оглянуться в недавнее прошлое, и мы все это хорошо помним. Почему так по-разному строятся отношения? И как все-таки Россия воспринимает нашу страну: как часть целого, как геополитического партнера или просто как щит между Россией и НАТО?
Сергей Доренко: На самом деле, если говорить о геополитике, может быть, правильное понимание Беларуси заключается в том, что она, действительно, граничит с НАТО. Это все-таки лишние 650–700 километров до границы, как ни крути, до границы с НАТО, которую держит Белоруссия. С другой стороны, с нашей точки зрения, и тут белорусам следовало бы понимать это, Россия граничит напрямую с Германией.
Русский находится в непростом, в разной степени успешном, иногда неуспешном, диалоге с Германией. И эти два огромных «хартлэнда», если позволите, германский и русский, граничат через проливы, проливы вполне сухопутные. А Польша, и Чехия, и Словакия, и Белоруссия относятся к территории проливов, через которые мы граничим с Германией. Поэтому любое слово со стороны Германии русские воспринимают как слово в диалоге. Любое слово со стороны Беларуси русские не могут воспринять как часть диалога.
Когда была «оранжевая революция» на Украине - это прямой разговор с Америкой. В Киеве мы взаимодействовали и неприятельски взаимодействовали с Америкой, потому что Америка ставила Ющенко, а мы, значит, хотели за Януковича. То же самое с прибалтами, то же самое с белорусами.
Есть еще один взгляд в России, что русский «хартлэнд» включает в себя Белоруссию, и если и когда мы вместе в братском союзе с белорусами и украинцами, то мы полноценная держава. Есть и такой взгляд в России. При этом взгляде, если позволите, становится легче воспринимать Лукашенко, потому что Лукашенко, кажется, тоже говорит на этом языке. И мне кажется, Лукашенко сумел навязать такой диалог.
Сегодня Лукашенко поменял парадигму, продемонстрировал, что он готов разоружить по существу оппонирующую Россию на языке России, потому что, когда Лукашенко выражался на языке какого-то глобального братства, русский меркантилизм не находил там ни одного понятного слова. Он перешел на язык русского меркантильного класса элит. И сказал несколько слов, понятных им: «Мы приватизируем то, то, то, акционируем тру-ру-ру-ру». Они сказали: «Ну, вот. Слава тебе, Господи».
Так все-таки меркантилизм, как Вы сказали, господствует сегодня в отношениях?
Сергей Доренко: Надо очень хорошо понимать, что Россия сейчас очень прагматичная страна. Элита России абсолютно прагматична и меркантильна. Это экономическая элита 90-х годов. Понятно, что никакого КГБ, как пишут идиотские западные издания, никаким КГБ тут даже и не пахло. Понимаете? Вы думаете, что вот Путин — выходец из КГБ, поэтому все вокруг в КГБ — близко не пахло. Путин — выходец из корпоративного мышления девяностых, командно-корпоративного. Это мышление дерзкое, атакующее. Цена вопроса. Цена. Ресурс. Деньги. Вперед. Цель. С Богом! Бизнес-план. Пошли! Атакуем! Это очень упругое, отчасти чуть-чуть бездушное, но очень упругое поведение бизнес-команд девяностых, которые сегодня свойственны русской элите. Понимаете? Поскольку вы существуете в условиях машины времени, оставшись единственной, такой крошечной «Атлантидой» Советского Союза, вы этого не можете понять, а мы не можем вас понять.
Вы так говорите, как будто Москва абсолютно все решает. И понятно, наверное, что Москве хочется быть главной. Ведь, хочется, да?
Сергей Доренко: Неглавной Москва не может быть. Москва не может быть неглавной. Потому что, если Москва будет второй, будет война. Москва — империя в хорошем смысле. Я сам человек империи, поэтому я ни в коем случае не критикую, для меня этот термин не ругательский. Москва — империя. И Москва долгое время была империей смыслов, высоких смыслов, значит, и в советское время, и в досоветское время. Точно так же как империя смыслов - Соединенные Штаты Америки. Есть страны, которые благорасположены к консюмеризму и все большему потреблению, отпуск 45 суток и все больше потребления, потребления, потребления. А есть страны, которые сосредоточены на каком-то духовном подвиге. И Россия готова, здесь надо понимать русских, если вам нужна помощь, если вам нужно плечо братское, русские приходят в страшное умиление и готовы слить пять литров собственной крови любому, кто попросит. Мы готовы признавать белорусов отдельной сущностью, но которая все-таки нуждается в нас. Понимаете? И если она нуждается в нас, мы готовы рубаху снять, как и любой русский. Затянем пояса, так сказать, перейдем на крупу, на перловку перейдем, лишь бы только помогать. Это надо, чтобы попросили. И надо, чтобы сказали спасибо. Русские такие — ничего не поделаешь.
Так а почему мы должны что-то просить именно Россию? Или, скажем, Россия у нас? Почему вообще с Россией должны строить союзые отношения? А может, надо вступать в альянс со вторым, как вы сказали, «хартлэндом» — с Германией? Или с Китаем, например?
Сергей Доренко: Немцы не возьмут, потому что не велят американцы. Китай — да, но нет, потому что Китай, между прочим, вместо того чтобы покупать у вас, покупает у Европы. Просто заходит с инвестициями в миллиарды(!), в миллиарды долларов в Англию, Германию, Францию. Когда вы в 2008 году предлагали Китаю построить некий мостик, подскок такой в Европу и Белоруссию, просто не поняли ничего. Китай покупает Европу, не вас — нет. Вы были захолустьем Европы, вы останетесь захолустьем Европы. Я вас с этим дико поздравляю. Все. И Китай шагнет прямо через вас. Значит, а кому вы так сильно геополитически нужны… на секундочку?
Мы вас любим. Мы, честно сказать, во многом хотим вам подражать. Я знаю настроения русских людей (когда они приезжают в Смоленскую область, видят разруху), невероятную нелюбовь к своей земле.
Но, закрыв глаза, я вижу Белоруссию, волшебную, волшебную, волшебную, любимую.
А Вы эту волшебную Беларусь представляете с закрытыми глазами или открытыми тоже иногда случается видеть? Вы бываете у нас в стране?
Сергей Доренко: Я только приехал из Минска. Я честно ездил по хуторам. И вот хочется как-то дышать Белоруссией, потому что эти девки, значит, бегут в лес, тебе набирают ведро клюквы. Вообще это просто другое геокультурное пространство. Потом Минск — гуманный город. Притом что мы слышали, что у вас диктатура. Нихрена ни одной мигалки. Понимаете? В Москве у нас нет диктатуры, но зато у нас шпыняет каждый участковый, нас оскорбляют непрерывно мигалками, нас третируют этим всем чувством превосходства, кастового, средневекового, русские чиновники. В Белоруссии чё-то я ездил, ездил, ездил, ездил. Потом бабах — митинг протеста. Я такой спрашиваю у милиционеров: «Слушайте, а это что?» А они говорят: «Это у нас манифестация протеста на центральной площади». Но рожи не ожесточенные, нет металлодетектора на каждом шагу. Какие-то лица такие, что «вот мол у нас кровянка, а вот у нас копчушка, а вот митинг протеста, а потом все попротестуют и пойдут есть кровяночку». Ну, как-то так очень по-домашнему. Нет вот такой зверской решимости немедленно погибнуть. Белорусы — индивидуалисты, да? Если позволите, если вас не обидит, хоббиты такие из Шира. Белорусы — хоббиты. У них полные кладовые. У них под кроватями, значит, невероятное количество замаринованных помидорчиков там и все это. Им надо, чтобы был «парадак». Вот «парадак» — и дело с концом. Понимаете? Я думаю, что белорусы были травмированы до 94 года «беспарадком». И, собственно, если власть гарантирует сохранность их маленького хуторского такого счастья, белорусы, в общем, не парятся. Как сказать, Лукашенко совсем уж в душу всем не лезет, он не гнетет. Вот я не смотрю белорусское телевидение, вообще не смотрю. Я смотрю AnimalPlanet, когда квартиру снимаю или к себе приезжаю. Смотрю AnimalPlanet, дышу Беларусью и с восторгом общаюсь с белорусами. С восторгом ем, с восторгом фотографирую. Я не могу сказать, что меня гнетет какая-то диктатура. Честно, не гнетет, нет. Наоборот. Гнетет, что на Браславских озерах этим летом был плохой урожай белых грибов, чуть меньше, чем обычно. Всегда 200 банок у хозяйки, а сегодня всего 100. Понимаете? Поэтому демократия нужна. И демократия желательна. Но белорусы, вступив в кощунственную, собственную, белорусскую, омерзительную культуру демократии, которая оказалась победой чемпионов, которые издевались над народом по существу, они не хотят возвращения к этому, ну, не хотят. Я даже больше думаю, я думаю, что демократия, если она появится в каком-то европейском контексте, то появится вперед в Минске, чем в Москве, потому что вы, в общем, как я уже говорил, вы захолустье Европы, а мы блистательная столица Азии. Поэтому если что-то похожее на Европу и появится, то скорее в захолустье Европы, чем в столицы Азии.